Женщина пустыни сидела на земле подле ворот и при приближении коляски встала и протянула руки им навстречу.— Я слышала, что говорил посыльный, и я поняла, что надо делать. Дайте мне ребёнка, я внесу его сама. Нет, мой принц, не надо бояться, я из хорошего рода.— Женщины из хорошего рода ходят под покрывалами и не разговаривают ни с кем на улице, — с сомнением произнёс мальчик.— Нет, принц, один закон существует для тебя и твоих единокровных, а другой — для меня и моих единокровных, — ответила женщина, смеясь. — Мы зарабатываем хлеб свой трудом и потому не можем ходить под покрывалами, но наши отцы жили за многие сотни лет до нас, как и твои отцы, высокорожденный. Пойдём же, Белая Фея не сможет внести тебя так ловко, как я.Она обвила его руками, подняла и прижала к груди, да так легко, как будто ему было всего три года. Он с удовольствием прильнул к ней и помахал свободной рукой. Мрачные ворота заскрипели, отворяясь, и они вошли во дворец втроём: женщина, ребёнок и девушка.Кейт подняла тяжёлый занавес, когда принц позвал свою мать, и королева, встав с горы белых подушек, на которых лежала у окна, воскликнула нетерпеливо:— Здоров ли мой сыночек?Принц вырвался из рук женщины, и королева, рыдая, бросилась к нему, называя его тысячью ласковых нежных имён и осыпая поцелуями с головы до ног. Принц растаял; если в первое мгновение их встречи он ещё пытался вести себя, как подобает раджпуту, что означает выказывать полное презрение к такому открытому изъявлению чувств на людях, то сейчас он смеялся и плакал на руках у матери. Женщина пустыни прикрыла глаза рукой, бормоча что-то про себя, а Кейт отвернулась и смотрела в окно.— Как мне отблагодарить вас? — спросила, наконец, королева. — О, мой сын, мой сынок, дитя моего сердца, боги и она вылечили тебя. Но кто это там рядом с вами?Она впервые уронила взгляд на женщину пустыни, застывшую у дверей в своём одеянии темно-красного цвета.— Она принесла меня сюда из кареты, — сказал принц. — Она говорит, что она из хорошего рода.— Я из рода Шоханов, мои родители раджпуты, и сама я — мать раджпутов, — ответила женщина спокойно, продолжая стоять, где стояла. — Белая Фея сотворила чудо с моим мужем. Он долго болел и не узнавал меня. Правда, он умер, но перед тем, как издать последний вздох, он узнал меня и назвал по имени.— И она несла тебя! — сказала королева, вздрогнув, и прижала принца к себе, потому что, как все индийские женщины, она считала взгляд и прикосновение вдовы дурным предзнаменованием.Женщина упала к ногам королевы.— Прости меня, прости меня! — кричала она. — Я родила трех сыновей, и боги забрали их всех, а напоследок и моего мужа. Мне было так радостно, так радостно снова держать в руках малыша! Ты можешь простить меня, — причитала она, — ведь ты богата — у тебя есть сын, а я всего-навсего вдова.— А я живу, как вдова, — отвечала королева почти неслышно. — По справедливости надо простить тебя. Встань.Женщина продолжала лежать, обхватив босые ноги королевы.— Поднимись же, сестра моя, — прошептала королева.— Мы, люди полей, — пробормотала женщина пустыни, — мы не знаем, как разговаривать с сильными мира сего. И если мои слова грубы, прощает ли меня королева?— Конечно, прощаю. Твоя речь звучит мягче и нежнее, чем у женщин с гор Кулу, и я не всегда понимаю тебя.— Я из пустыни — я пасла верблюдов и доила коз. Откуда мне знать, как говорят при дворе? Пусть за меня говорит Белая Фея.Кейт слушала и не слышала их разговор. Теперь, когда она больше не могла исполнять своих врачебных обязанностей, её голова была занята мыслями о той опасности, которая грозила Тарвину, и о пережитом позоре и поражении. Она вспомнила, как одна за другой убегали из больницы её пациентки, думала о том, что идёт насмарку труд долгих месяцев и гибнут все её надежды на лучшее; она представляла себе, что Тарвин умирает ужасной отвратительной смертью и, как ей казалось, по её вине.— А? Что? — спросила она устало, когда женщина пустыни дёрнула её за юбку. А потом, обратившись к королеве, пояснила: — Эта женщина, одна-единственная из всех, кому я старалась помочь, осталась со мной и не бросила меня.— Да, во дворце сегодня ходили слухи, — сказала королева, продолжая обнимать принца, — о том, что в вашу больницу пришла беда, сахиба.— Больницы больше нет, — ответила Кейт мрачно.— А вы обещали, Кейт, что когда-нибудь покажете мне вашу больницу, — сказал принц по-английски.— Эти женщины просто дуры, — спокойно произнесла женщина пустыни, все ещё не поднимаясь с пола. — А сумасшедший жрец наврал им, что лекарства заколдованы…— О, Господи, упаси нас от злых духов и колдовских заклинаний, — прошептала королева.— Понимаете, заколдованы — те лекарства, которые она сама приготовила, своими собственными руками, сахиба! И вот они уже бегут в разные стороны и вопят, что у них родятся дети, похожие на обезьян, а их трусливые души заберёт дьявол! Ахо! Уже через неделю, не позже, они узнают, куда пойдут их души — все узнают, не одна-две, а все! Они умрут, вот что! Умрут и колосья, и зёрна в колосьях! И мать, и дитя!Кейт содрогнулась. Она слишком хорошо понимала, что женщина говорит правду.— Да, но как же это? — начала королева. — Кто знает, какая сила может быть заключена в лекарстве? — и она нервно рассмеялась и взглянула на Кейт.— Дехо! Только посмотрите на неё! — сказала женщина насмешливо. — Она же простая девчонка и ничего больше. Разве ей дана сила затворять Врата Жизни?— Она поставила на ноги моего сына, значит, она моя сестра, — отвечала королева.— Она сумела сделать так, что до наступления смертного часа мой муж заговорил со мной; значит, я буду ей слугой — и тебе, сахиба, — сказала женщина.Принц с любопытством заглянул в лицо матери.— Она говорит тебе «ты», — сказал он, не обращая внимания на женщину, как будто её и не было рядом. — Чтобы какая-то деревенщина говорила королеве «ты»! Это неприлично!— Мы обе женщины, сынок. Сиди тихо, не вертись. Ах, какая радость, что я снова могу обнимать тебя, бесценный мой.— Высокорожденный такой слабенький с виду, как сухой стебель маиса, — быстро проговорила женщина.— Скорее как сухая обезьянка, — подхватила королева, покрывая голову принца поцелуями. Обе матери говорили нарочито громко, чтобы боги, завидующие человеческому счастью, могли услышать их и принять на веру нелестные отзывы, которые призваны были скрыть нежную любовь.— Ахо, моя маленькая обезьянка умерла, — сказал принц, беспокойно ёрзая в руках королевы. — Мне нужна другая. Можно я пойду во дворец и выберу себе другую?— Ему нельзя уходить из этой комнаты и бродить по дворцу, — вскричала королева, обращаясь к Кейт. — Ты ещё слишком слаб, любимый мой. О мисс сахиб, ведь он не должен уходить, правда? — Она давно убедилась на собственном опыте, что запрещать что-нибудь принцу бесполезно.— Такова моя воля, — заявил принц, не повернув головы. — И я пойду туда!— Останьтесь с нами, возлюбленный наш! — попросила Кейт. Но мысли её были далеко: она гадала, можно ли будет снова открыть больницу месяца через три, и надеялась, что переоценила опасность, грозившую Нику.— Все равно пойду, — сказал принц, вырываясь из рук матери. — Я устал от ваших разговоров.— Королева позволит мне?.. — спросила женщина пустыни еле слышно. Королева кивнула, и принц оказался в смуглых руках, сопротивляться которым было бесполезно.— Пусти меня, вдова! — закричал он в бешенстве.— Мой король, истинному раджпуту не подобает неуважительно относиться к матери раджпутов, — последовал хладнокровный ответ. — Когда молодой бычок не слушается корову, то послушанию его учит ярмо. Божественнорожденный ещё слаб. Он может упасть, бегая по этим коридорам и лестницам. Он должен остаться здесь. Когда гнев оставит его, он станет ещё слабее, чем прежде. И вот уже сейчас, — её большие блестящие глаза не отрывались от лица ребёнка, — уже сейчас, — повторила она спокойным тоном, — гнев проходит. И ещё минуточка, высокорожденный, и ты больше не будешь принцем, а станешь маленьким-маленьким мальчиком, таким, каких рожала и я. Ахи, я уже никогда не рожу себе такого.При этих последних словах голова принца упала на её плечо. Приступ гнева миновал, и, как она и предполагала, он так обессилел, что чуть не уснул.— Стыдно — о, как стыдно! — пробормотал он сквозь дрёму заплетающимся языком. — Я и в самом деле никуда не хочу идти. Я хочу спать.Она начала тихонько похлопывать его по спине, пока королева не протянула к нему жадные руки. Мать схватила его и уложила на подушки рядом с собой, прикрыла малыша складкам» своего длинного муслинового платья и долго смотрела, не отрываясь, на своё сокровище.— Он уснул, — сказала она наконец. — А что это он сказал про свою обезьяну, мисс сахиб?— Она умерла, — ответила Кейт и заставила себя солгать. — Мне кажется, она наелась гнилых фруктов, которые насобирала в саду.— В саду? — быстро переспросила королева.— Да, в саду.Женщина пустыни переводила взгляд с одной на другую. Они говорили о чем-то недоступном для неё, и она начала робко поглаживать ноги королевы.— С обезьянами такое часто случается, — заметила она. — Однажды я видела, как в Бансваре среди них начался просто настоящий мор.— А как она умерла? — допытывалась королева.— Я… я не знаю… — Кейт запнулась, и последовало долгое молчание. День клонился к вечеру; становилось все жарче.— Мисс Кейт, что вы думаете о моем сыне? — прошептала королева. — Здоров он или нет?— Он не совсем здоров. Конечно, со временем он окрепнет, но для него было бы лучше, если бы он мог ненадолго уехать отсюда.Королева медленно склонила голову в знак согласия.— Сидя здесь одна, я тоже часто думала об этом, и эти мысли разрывали мне сердце. Да, для него было бы лучше уехать. Но, — она в отчаянии протянула руки к солнцу, — что я знаю о том мире, куда он поедет, и откуда мне знать, будет ли он там в безопасности? Даже здесь, здесь… — Она внезапно остановилась. — С тех пор как вы приехали, мисс Кейт, у меня стало спокойнее на сердце, но я не могу представить, что будет, когда вы уедете.— Я не могу уберечь ребёнка от всех невзгод и опасностей, — ответила Кейт, закрывая лицо руками, — но прошу вас — отправьте его куда-нибудь отсюда как можно скорее. Именем Господа заклинаю вас, пусть он уедет.— Суч хай! Суч хай! Это правда! — королева повернулась к женщине, сидевшей у её ног. — Ты родила троих? — спросила она.— Угу, троих и ещё одного родила мёртвого. И все мальчики, — сказала женщина пустыни.— И Всемогущий забрал их всех?— Один умер от оспы, а два других — от лихорадки.— И ты уверена, что такова была воля богов?— Я была с ними до последней минуты.— А твой муж — он принадлежал только тебе и больше никому?— Да, нас было только двое — он и я. В наших сёлах народ бедный, и в жены берут только по одной жене.— Арре! Вы и сами не знаете, как вы богаты. Послушай-ка! А что, если бы вторая жена задумала погубить трех твоих сыновей…— Я бы убила её. А как же? — ноздри у неё расширились, и рука скользнула за вырез платья.— А если бы у тебя было не три ребёнка, а один-единственный, свет твоих очей, и если бы ты знала, что тебе уже никогда не родить другого, а вторая жена тайно посягает на его жизнь? Что тогда?— Я бы убила её, но лёгкой смерти она не удостоилась бы. Я бы убила её в постели, рядом с мужем, в его объятиях. А если бы она умерла раньше, чем свершилась бы моя месть, то я и в аду разыскала бы её.— Да, тебе легко говорить — ты можешь ходить по улицам при свете дня, и ни один мужчина не повернёт головы в твою сторону, — сказала королева с горечью. — Твои руки свободны, а лицо открыто. А если бы ты была рабой среди рабов, чужестранкой в чужой земле, и если бы, — голос её упал, — твой господин лишил тебя своей милости?Женщина нагнулась и поцеловала босые ноги королевы, которые она все ещё обнимала.— Тогда я не стала бы изнурять себя борьбой, но, всегда помня о том, что мой мальчик вырастет и станет королём, отослала бы его куда-нибудь подальше, куда не дотянется рука второй жены.— Ты думаешь, так просто отрезать себе руку? — сказала королева, всхлипывая.— Лучше руку, чем сердце, сахиба. Кто сумеет уберечь здесь такого ребёнка?Королева указала на Кейт.— Она приехала издалека и однажды уже спасла его от смерти.— Да, её лекарства хороши, и её искусство велико, но… ты же знаешь, что она всего лишь девушка: она не знала ни потерь, ни приобретений. Может, я и невезучая, и глаз у меня дурной (правда, прошлой осенью мой муж не говорил мне этого), пусть будет так. И все же я знаю, что такое душевная боль, знаю острую радость при крике новорождённого — знаю, как и ты.— Как и я…— Мой дом пуст, я вдова, я бездетна, и никогда ни один мужчина не позовёт меня в жены.— Как в меня… Как и меня…— Нет, хоть ты и утратила все остальное, у тебя есть твой мальчик, поэтому его надо охранять как следует. Если кто-то питает к ребёнку ревность, его нельзя оставить здесь, в самом опасном для него месте. Пусть он уедет.— Но куда? Мисс Кейт, ты знаешь, куда? Мир тёмен для тех, кто сидит взаперти за занавесями.— Я знаю, что мальчик сам надумал поехать в Аджмер, в школу для принцев. Он мне говорил об этом, — сказала Кейт, слушавшая со своего места, где сидела на подушках, подперев подбородок рукой, каждое слово этого разговора. — Ведь это всего на год-другой.Королева засмеялась сквозь слезы.— Всего год-другой, мисс Кейт. Знаешь ли ты, как долго тянется даже одна ночь, когда его нет со мной?— И потом, он может вернуться по первому зову. Но зови — не зови, а мои дети ко мне не вернутся никогда. Всего год-другой. Мир тёмен и для тех, кто не сидит взаперти за занавесями, сахиба. Не сердитесь на неё, она не виновата. Откуда ей знать? — шёпотом сказала королеве женщина пустыни.Кейт против воли начинала чувствовать раздражение от того, что её постоянно исключают из разговора. Эти две женщины, кажется, думали, что хоть она и сама уже хлебнула горя и не раз облегчала страдания других, а все же она им не ровня, и для неё не оставалось места в их горестных беседах.— Почему же вы думаете, что я не знаю? — пылко воскликнула Кейт. — Разве я не знаю, что такое боль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27