он начинал понимать мягкую меланхолию Люсьена Эстеса и его вполне определённый взгляд на местное население и все острее сочувствовал Кейт.И вот теперь, как он узнал, этот странный народ для полноты картины собрался совершить ещё одну глупость — женить маленького махараджу Кунвара на трехлетней девочке, которую принесли с гор Кулу, затратив на это немало денег. Он разыскал Кейт в доме миссионера и увидел, что она дрожит от возмущения. Она тоже только что услышала о предстоящей свадьбе.— Это очень в их духе — затеять свадьбу там, где она совсем не нужна, — сказал Тарвин, успокаивая её. Раз Кейт волновалась, ему необходимо было сохранять спокойствие. — Пусть ваша бедная и без того усталая от трудов головка не беспокоится из-за этого. Вы хотите сделать больше, чем вам по силам, и слишком сильно переживаете. Вы не выдержите и сломаетесь ещё до того, как поймёте, что с вами что-то неладно, — от простого перенапряжения. Сочувствие разорвёт ваше сердце.— О нет! — сказала Кейт. — Я чувствую, что готова вынести все, что бы ни случилось. Я должна выдержать. Только подумайте об этой свадьбе. Я нужна буду махарадже Кунвару больше, чем когда-либо. Он мне только что сообщил, что ему придётся не спать целых три дня и три ночи, пока священники будут молиться за него.— Сумасшедшие! А собственно говоря, это более быстрый и верный способ убить его, чем то, что делает Ситабхаи. О Господи! Я и подумать об этом страшусь. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Ваш отец за последнее время ничего не присылал? То, что здесь происходит, бросает отсвет на Топаз — отсюда он кажется ещё лучше, чем есть.Она протянула ему пакет, полученный с последней почтой, и он замолчал, пробегая глазами «Телеграмму» Хеклера шестинедельной давности. Но, кажется, газета его мало утешила. Брови его сдвинулись.— Фу ты! — вскричал он с раздражением. — Так не пойдёт!— А что там такое?— Хеклер блефует в том, что касается «Трех К», и делает это не лучшим образом. Это не похоже на Джима. Он говорит об этом так уверенно и так резко, как будто вовсе не верит в вероятность их приезда в Топаз. Можно подумать, что он по каким-то своим каналам узнал доподлинно о том, что Топаз обойдут стороной. Можно не сомневаться в том, что это не выдумка Джима. Но зачем же он все выболтал жителям Растлера? Так, посмотрим, как идёт продажа недвижимости… Ах, так вот в чем причина! — взволнованно воскликнул он, увидев сообщение о продаже земельных участков на Джи-стрит. — Цены падают, падают, все ниже и ниже. Они сдались без боя. Они решили, что битва проиграна. — Он вскочил и нервно зашагал по комнате. — Господи! Если бы я только мог шепнуть им одно-единственное словечко!— Нет… Я не поняла, что вы хотите сказать, Ник? Что это за словечко? О чем это?Он сразу же взял себя в руки.— Просто чтобы они знали, что я верю в победу, — сказал он. — Они не должны опускать руки.— Ну а что, если дорога все-таки не пройдёт через Топаз? Как вы можете что-нибудь знать об этом здесь, в Индии?— Пройдёт через Топаз, девочка моя! — закричал он. — Пройдёт! Обязательно пройдёт, если я сам буду прокладывать рельсы.И тем не менее новости об умонастроениях родного города рассердили и расстроили его, и, уйдя от Кейт, он в тот же вечер отправил телеграмму миссис Матри, которая должна была, в свою очередь, переадресовать её Хеклеру, причём так, как будто телеграмма была послана из Денвера. «Топаз, Хеклеру. Крепитесь, ради Бога. Дело верное — „Три К“ от нас никуда не денутся. Верьте мне. Дайте знать об этом всем. Ваш Тарвин». XIII Целый палаточный город вырос за три дня у стен Ратора. Его украшали зеленые лужайки, выложенные дёрном, специально для этого привезённым издалека, наскоро пересаженные апельсиновые деревья, деревянные фонарные столбы и безобразный чугунный фонтан. Ожидалось, что свадьбу махараджи Кунвара удостоит своим присутствием множество гостей: бароны, князья, тхакуры, владельцы никому не нужных, пустующих замков-крепостей и бесплодных земель на севере и на юге, усеянных неприступными скалами; феодалы-помещики из плодородных, пестреющих маками долин Мевара и раджи, собратья короля Раджпутаны. Каждый из них прибывал в сопровождении свиты, конной и пешей.В стране, где всякая почтённая родословная должна насчитывать, по меньшей мере, лет восемьсот, очень трудно не обидеть кого-нибудь невзначай, и все жители палаточного города ревниво следили за тем, какое место выделено его соседу, соблюдается ли при этом старшинство и учитывается ли знатность рода.Ратор был свежевыкрашен в розовый и белый цвет; главные улицы города были перегорожены огромными бамбуковыми кострами, предназначенными для праздничной иллюминации. Фасады домов вычистили и заново обмазали глиной, а двери украсили цветочными гирляндами из бархатцев и жасмина. В толпе сновали мокрые от пота торговцы лакомствами, сокольинчьи, продавцы простеньких украшений, стеклянных браслетов и маленьких английских зеркал; верблюды, нагруженные свадебными дарами дружественных владык из далёких уголков Индии, с трудом протискивались сквозь толпу, а жезлоносцы, размахивая серебряными жезлами, расчищали дорогу для колясок махараджи.Гора, на которой стоял дворец, дымилась, как вулкан, потому что к нему то и дело подъезжали экипажи с разными важными особами, и каждая из них рассчитывала на то, что её приезд будет встречен пушечным салютом, подобающим чину и званию гостя.Наступала ночь, но лагерь не затихал до самого рассвета: бродячие музыканты, певцы, сказители, танцовщицы, мускулистые борцы и всякий прочий люд, обычно околачивающийся поблизости от лагеря, бродил от одного шатра к другому, веселясь и пируя. Когда же все, наконец, разошлись, из городских храмов раздались хриплые, заунывные звуки морских раковин. Эти звуки долетели до Кейт, и ей показалось, что она различает в них рыдания маленького махараджи Кунвара, которого готовили к церемонии бракосочетания, мучая бесконечными молитвами и очищениями. Она совсем не видела мальчика в эти дни, как, впрочем, и Тарвин был лишён возможности лицезреть короля. На каждую просьбу об аудиенции ему отвечали: «Он со священниками». Тарвин проклинал священников Ратора и призывал все муки ада на головы висельников-факиров, вечно стоявших у него на дороге.— Хоть бы они скорее покончили со всей этой нелепой затеей, — бормотал он про себя. — Ведь не могу же я целый век прожить в Раторе.Тарвин ни за что не хотел понять, как могло правительство сочувственно отнестись к самой идее этого брака, к этому нелепому и злому фарсу, именовавшемуся бракосочетанием, главными действующими лицами которого были двое детей. На днях Ника представили чиновнику генерал-губернатора, который хотел узнать как можно больше о ходе работ на Амете. Но расспросы о строительстве плотины в тот момент, когда он не мог и на миллиметр приблизиться к своей заветной цели, к Наулаке, обидели и оскорбили Тарвина до глубины души, и он не только проигнорировал их, но ещё и сам, в свою очередь, забросал чиновника пристрастными вопросами о готовившемся во дворце беззаконии. Чиновник объявил, что этот брак вызван политической необходимостью, но когда Тарвин высказал ему своё мнение о подобного рода политической необходимости и о том, что бы он сделал, будь его воля, чиновник оцепенел и с любопытством и удивлением оглядел диковатого американца с ног до головы. Они расстались, весьма недовольные друг другом.С остальными англичанами Тарвин чувствовал себя более непринуждённо и вольготно. Жена чиновника, высокая брюнетка, принадлежавшая к одной из тех семей, которые со дней основания Ост-Индской компании Ост-Индская компания (1600 — 1858) — английская компания, основанная для торговли с Индией и некоторыми другими странами Южной и Юго-Восточной Азии. Имела свою армию, аппарат колониального управления и флот.

управляли судьбами Индии, проверяла больницу, в которой работала Кейт, и так как она была все-таки женщиной, а не официальным лицом, то пленилась маленькой девушкой с грустными глазами и не скрывала своего восхищения той, которая так мало и редко говорила о своих успехах. Поэтому Тарвин и старался изо всех сил занять и развлечь жену чиновника, и она объявила, что он человек необыкновенный. «Впрочем, знаете, все американцы люди необыкновенные, хотя и очень ловкие».Не забывая и сейчас, в шуме и блеске готовящегося празднества, о том, что он гражданин Топаза, Тарвин рассказывал ей об этом благословенном городе, лежащем на равнине у подножия горного кряжа, городе, которому принадлежала половина его сердца. Он называл его «волшебным городом», подразумевая, что все жители западного материка согласны с этой характеристикой. Нет, ей не было скучно — она получала удовольствие от его рассказов. Разговоры о компаниях по продаже земли и её освоению, о торговой палате, о городских земельных участках и о компании «Три К» были для неё внове, и Тарвину легко удалось перейти к тому, что в данную минуту было для него важнее всего. Что она знает о Наулаке? Видела ли её когда-нибудь? Он спрашивал не таясь.Нет, она ничего не знала о Наулаке. И думала, и мечтала она лишь о том, как весной поедет домой. Домой — это значит в маленький домик неподалёку от Сербитона, в хрустальный дворец, где ждал её возвращения трехлетний сынишка. По-видимому, интересы и помыслы всех прочих англичан были так же далеки от Раджпутаны, а от Наулаки тем более.Заключительный день брачных торжеств начался и завершился пушечными выстрелами; снова и снова зажигались огни фейерверков, снова слышался топот лошадиных копыт и рёв слонов, оркестры много раз пытались сыграть что-то похожее на «Боже, храни королеву». Махараджа Кунвар должен был появиться вечером на банкете (в Индии невеста не показывается на люди, и её имя даже не упоминают), где чиновник, представляющий интересы генерал-губернатора, провозгласит тост за здоровье его самого и его отца. Махараджа должен был произнести речь по-английски.Тарвин с большим трудом протискивался сквозь густую толпу, что собралась у ступеней храма. Ему хотелось одного: удостовериться в том, что с ребёнком все в порядке, ему хотелось увидеть, как он выходит из храма. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что был в толпе единственным белым человеком, и пожалел своих пресыщенных и нелюбопытных соплеменников, для которых дикая сцена, происходившая сейчас у него перед глазами, не представляла никакого интереса.И в эту минуту, под оглушительный рёв раковин, двери храма отворились внутрь, и громкий гомон толпы сменился благоговейным шёпотом. Тарвин крепко ухватился за поводья и нагнулся вперёд, чтобы лучше видеть. За дверями храма стояла темнота, а к звукам раковин присоединился бой бесчисленных барабанов. Запах ладана, настолько сильный, что от него першило в горле, поплыл над толпой, хранившей полное молчание.В следующую минуту махараджа Кунвар, один, без свиты и без священников, вышел из темноты и встал, освещённый факелами, положив обе руки на рукоятку меча. В лице его под чалмой, украшенной алмазными подвесками и изумрудным эгретом, не было ни кровинки. Глаза провалились, а рот был полуоткрыт; но жалость, которую Тарвин почувствовал к усталому измученному ребёнку, быстро уступила место другому чувству: сердце Ника забилось и запрыгало, потому что на груди махараджи Кунвара, поверх золотой одежды, лежала Наулака.На этот раз не надо было задавать никаких вопросов. Это не он сейчас взирал на Наулаку — казалось, будто на него самого упал глубокий взгляд огромных глаз ожерелья. Оно горело мрачным огнём рубинов, злой зеленью изумрудов, холодной синевой сапфиров и жарким полыханием алмаза. Но весь этот блеск был ничем в сравнении с чудным сиянием одного камня, что лежал над большим гранёным изумрудом в самой середине ожерелья. Это был чёрный алмаз — чёрный, как смола в адском озере, и светившийся изнутри пламенем преисподней.Ожерелье лежало на плечах мальчика, точно огненный ворот. Словно напитавшись блеском золотой парчи, на которой покоилось, оно затмевало безмолвные звезды индийских небес и превращало пылавшие факелы в грязно-жёлтые пятна.Некогда было думать, рассчитывать, оценивать, он едва успел его разглядеть и понять, что это и есть Наулака, как опять затрубили морские раковины, махараджа отступил назад, в темноту, и двери храма затворились за ним. XIV Когда Тарвин явился на банкет, лицо его горело, и во рту все пересохло. Он видел ожерелье! Оно существовало. Его не выдумали. И он его получит, он заберёт его с собой в Топаз. Миссис Матри наденет его на хорошенькую точёную шейку, которая становилась ещё прекраснее, когда миссис Матри смеялась. А «Три К» прибудут в Топаз. Тарвин станет спасителем родного города, и друзья выпрягут лошадей из его коляски и впрягутся сами, и прокатят коляску с ним по Пенсильвания-авеню. И цены на земельные участки в городе станут расти на будущий год не по дням, а по часам.Ради этого стоило ждать, стоило строить плотины хоть на сотне рек, стоило целый век играть в пахиси и хоть тысячу миль протащиться в телеге, запряжённой буйволами. В тот вечер, на банкете, выпив до дна бокал за здоровье юного махараджи Кунвара, он снова поклялся самому себе довести дело до конца, даже если для этого потребуется провести в Раторе все лето. В последнее время, после нескольких серьёзных неудач, его вера в успех сильно поубавилась; но теперь, когда он увидел предмет своих мечтаний, ему уже казалось, что ожерелье у него в руках. Правда, в своё время в Топазе он тоже считал, что Кейт должна принадлежать ему только потому, что он её любит.На следующее утро он проснулся со смутным ощущением того, что стоит на пороге великих событий; а потом, лёжа в ванне, все гадал, не обманули ли его вчерашние радостные предчувствия и уверенность в удаче. Да, он и в самом деле видел Наулаку. Но двери храма скрыли от его глаз это видение. Он даже спрашивал себя, а был ли в действительности этот храм и это ожерелье, и от волнения не заметил, как вышел из гостиницы и прошёл полпути до города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27