— Можно устроить девушку на вечер? — спросил он сопровождающего дежурного по этажу.
— Думаю, что да, — улыбаясь, сказал дежурный. — В какое время?
— Пожалуй, около девяти. Если она мне понравится, резервирую для вас еще полсотни баксов.
— Положитесь на меня, мистер, — сказал дежурный.
Перкерсон открыл окно и выглянул. Бельэтаж примерно в пятидесяти ярдах. Превосходно, подумал он. Оставалось позвонить Старейшине.
Глава 30
Сидя в первом ряду стульев в Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий, Уилл сперва прослушал некий «гимн». Солировал певец с пышной прической. Его поддерживали стоголосый хор и небольшой оркестр. Кроме того, тут была дюжина разукрашенных барабанов. Золотистые одежды хористов, ярко-голубой ковер, развернутый в проходах между скамьями и стульями, десяток рассредоточенных в зале телекамер и цветные витражи в окнах создавали иллюзию театрального или циркового оформления предстоящего действа. Зал был огромен и публика наэлектризована.
Пение кончилось, загремели аплодисменты. Уилл бывал и в баптистских молельных залах и в ирландских католических храмах Старого света, но там аплодировать не полагалось, не говоря уж о том, что не могло быть никаких барабанов.
На кафедру поднялся прыщеватый сын Дона. Он минут десять толковал о великом значении пожертвований паствы, в это время по залу плавало несколько блюд для сбора денег, на них трепыхались конвертики с чеками и наличностью, передаваемые из рядов.
Преосвященный Дон Беверли Кэлхоун сменил сына, взойдя на свою прежнюю кафедру столь же привычно, как надел бы старую перчатку.
— Друзья мои, я возвращаюсь сюда, чтобы представить вам молодого человека, которого вы, надеюсь, уже видели на экранах ваших телевизоров. Он претендует на ваши голоса в избирательной кампании. И я сказал бы, преследует свою цель с большим рвением. — Кэлхоун повернулся к Уиллу.
Уилл слегка улыбнулся и кивнул.
— Вы слышали, думаю, — продолжал доктор Дон, — жалобы Уилла Ли на то, что я привношу в свою политическую кампанию религиозную пропаганду, — он одарил аудиторию широкой улыбкой. — Что ж, друзья, я привношу призывы к нашему Господу во все, что делаю, поскольку не вправе и не буду держать свою веру отдельно от чего бы то ни было. Это моя жизнь.
Раздались горячие аплодисменты, и Кэлхоун упился ими.
— Мистер Ли не обнаружил готовности поделиться своей верой с людьми, поддержки которых он добивается, и, оправдываясь за это, пожаловаться, что, мол, не располагает соответствующей кафедрой. Что ж, я, с вашего согласия, предлагаю ему эту кафедру, пусть обнародует символы своей веры
Кэлхоун, сойдя с кафедры, протянул Уиллу руку и проводил его на возвышение.
Уилл положил перед собой Библию своего деда, свои часы и слегка улыбнулся, оглядывая зал.
— Доброе утро, — сказал он.
— Доброе утро, — ответили в унисон три сотни прихожан.
— Я благодарен Дону Кэлхоуну — он просит, чтобы его в эти дни так называли, — за возможность обратиться к вам и ко всем, кто сейчас смотрит или слушает эту передачу у себя дома. Приветствую вас от имени прихожан Первой Баптистской церкви Делано, это моя родная община. Уверен, что мои предки, жившие в Мериуезерском округе — многие поколения баптистских проповедников и общественных деятелей — смотрят сегодня с неба и тоже шлют вам привет и благословение... Меня здесь просили рассказать, во что я верю. Превыше всего я верю просто в Бога. Верю, что во всяком случае в конце наших жизней, а быть может и ранее, каждый получит свое — по справедливости... Как и вы, я верю, что Святая Библия является законом Божьим. Но несомненно, Божий закон представлен и в других священных для людей книгах — в Талмуде, Коране и других. Я также верю., что закон Божий записан в звездах, на камнях Земли и в наших сердцах... Я верю, что Бог дал каждому разум и ждет, что мы воспользуемся им. Я рос баптистом, меня учили, что каждое человеческое создание имеет право понимать Священное писание, сверяясь с собственной совестью, а Господь рассудит нас по нашим делам... Верю, что Бог доверяет нам рассуждать, задаваться вопросами и решать, что для нас следует из каждой библейской заповеди. Возможно, здесь мы расходимся, ведь, насколько я могу верить вашему бывшему пастору, прихожане этой церкви обязаны принимать каждое слово Библии буквально, не спрашивая себя, что оно значит. Вас называют в миру фундаменталистом, как, скажем, и мусульман и иудеев крайней ориентации... Но, оглядываясь, я вижу, что многие из тех христиан, кто относит себе к фундаменталистам, извлекают из текстов Библии не все положения. А кое-что не воспринимают. К примеру, в законе Божием сказано: «Не убий». И все же фундаменталисты, как правило, демонстрируют сильную поддержку светских законов о смертной казни. Притом меня озадачивает, что человека, который принимает заповедь «Не убий», некоторые христиане именуют безбожником, малодушным, или, иногда, либералом. Я этого просто не понимаю. Далее. Как примирить согласие фундаменталиста со смертной казнью и его же яростное неприятие абортов? Кто-то заявил, что фундаменталисты озабочены защитой человеческой жизни «начиная с концепции и заканчивая рождением». Правда ли это?.. Еще меня озадачивает, что люди, провозглашающие принципы христианской морали и необходимость строить жизнь общества в согласии с этими принципами, поддерживают политические и экономические воззрения, которые расходятся с учением Иисуса Христа. Христианство — это религия любви, равенства всех, заботы каждого о каждом Божьем создании. Между тем политики, представляющие фундаменталистов, на деле реализуют философию жадности и голосуют обычно против государственных программ помощи угнетенным и бедным людям. Христианство осуждает гордыню и призывает к смирению и кротости; тем не менее, политики, о которых я говорю, неустанно бьют себя в грудь, похваляясь. Они кичатся тем, что именуют патриотизмом и пытаются унизить всякого, для кого патриотизм — нечто большее, чем пустые посулы, расистские лозунги и размахивание флагами. Да, это меня озадачивает... Меня вообще беспокоит разлив фундаментализма всех направлений. Аятолла Хомейни, как вы знаете, религиозный фундаменталист, большинство идейных коммунистов — политические фундаменталисты, советские генералы — это военные фундаменталисты, такие генералы есть и в нашей стране. Меня тревожат люди, уверенные, что только они абсолютно и неизменно правы, и что все, несогласные с ними, неправы. Разве можно монополизировать истину?.. Немногим более двухсот лет назад наши отцы-создатели выработали политическую систему, которая должна была гарантировать свободный обмен идеями, систему, которая была рассчитана на постижение истин в итоге споров и столкновения множества мнений. Эта система была изначально светской, ее придумали люди, и в большинстве они были, заметьте, набожными христианами. Ими двигала и в данном случае вера. Должны ли мы принимать теперь, от религии что-либо меньшее?
Стоявший у телекамеры режиссер сигнализировал Уиллу руками: закругляйтесь!
Уилл, между тем, следил за часами. Он уже прихватил пару лишних минут, но не хотел завершить свою речь, оставив какое-то время Кэлхоуну для отпора.
— Я знаю, время мое истекает, — сказал Уилл. — И я хотел бы закончить вот чем. Лучшим христианином из всех, кого я знал, был второй муж моей овдовевшей бабушки. Спокойный, застенчивый, сдержанный человек, он принес нашей общине много добра. После его смерти согласно его завещанию на похоронной службе была прочитана вслух выдержка из Библии — вы найдете ее в Святом Благовествовании от Матфея, в шестой главе, это первые шесть стихов, слова Иисуса. Послушайте их.
Уилл раскрыл Библию.
— "Не выставляйте свою веру напоказ перед людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного... — Уилл оглядел примолкнувшую аудиторию и продолжил цитату: — Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получили награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая. Чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно... — Уилл подчеркнуто замедлил чтение: — И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получили, награду свою.
Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему. Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно".
Распорядитель с телевидения выходил из себя.
Уилл закрыл Библию.
— Последнее, что сказал мне дед перед смертью, было: «Уилл, когда, увидишь парня, который станет говорить тебе, какой он хороший христианин, держи руку на своем кошельке». Спасибо вам за ваше внимание.
Уилл сошел с кафедры, исчерпав время свое и Кэлхоуна. Люди рассматривали его пытливо и молча, будто переваривая его речь.
Кэлхоун рванулся к кафедре, но распорядитель резко махнул ему, чтобы он отошел, и сигнализировал хору. Хористы встали, и грянуло пение.
Телевизионные прожекторы погасли. Уилла вывели через боковую дверь.
Глава 31
Кин подошел к телефону.
— Это ваш приятель из федерального ведомства, — услышал он.
— Люблю вот поговорить с приятелями из федерального ведомства, — усмехаясь, ответил Кин.
— Знаете этого парня Ли, который баллотируется в сенат?
— Планирующий пилот? Ну да.
— Думаю, вам стоит знать, что он опознал человека, пытавшегося угробить его аэроплан. Это Перкерсон.
— Вот дерьмо! Готов поспорить, что это связано с кампанией доктора Дона, не так ли? Кэлхоун, Уиллингхэм, Перкерсон — в одной упряжке.
— На вашем месте я бы не говорил этого вслух.
— Но, послушайте же, ваши ребята должны уже быть в курсе дела.
— Это большая политика, приятель. Надо еще доказать эту связь. Только тогда...
— У вас на полковника нет ничего? — спросил Кин.
— Мы знаем, что он лидер. Старейшина, вот как они его называют. Но он сверхосторожен. А Сузи Эдемс вывели из игры. Только она знала все точно.
— Я понял. Какие у вас идеи?
— Думаем, готовится еще одно покушение на Ли. Сегодня в отеле «Омни» будут и наши люди и полиция Атланты. На Перкерсона объявлен федеральный розыск.
— Мне придется порыскать вокруг отеля, — сказал Кин.
* * *
Уилл встретил Кейт у дверей своего номера. Когда они оторвались друг от друга, Кейт спросила:
— Кто эти люди в холле?
— Здесь и моя команда, я тебя познакомлю, и агенты ФБР и копы.
— Ты ведь попал в аварию. Как же?
— Диверсия, Кейт. Я не хотел говорить о деталях по телефону. Они не исключают еще одного покушения.
— Похоже, будет премиленький вечер. Жаль, что ты не предупредил. Я бы хоть пистолет захватила... В воскресенье я в Вашингтоне видела твою проповедь. Я тебе поаплодировала, стоя у телевизора.
— Спасибо, радость моя. В основном, я импровизировал... Но есть еще нечто, что я обязан тебе рассказать. Время и место неподходящее, но, видишь ли, выбора нет. Я должен повиниться, и я боюсь.
— Ол-райт, — вздохнула она, — сними с себя ношу.
— Я нарушил обет целомудрия, понимаешь ли, — неуклюже выговорил он. — Не то, что ты.
Глаза Кейт повлажнели.
— Черт бы тебя побрал, — медленно и с хрипотцой сказала она. — Кто это на тебя польстился? И зачем тебе исповедоваться, если это было случайно... Лучше бы я не знала. Теперь уж выкладывай. Проглочу, может быть.
— Ну вот, — сказал он. — Поэтому я тебя и просил не читать газет в пути из Атланты.
— Боже мой!
— Ну, понимаешь ли, девица была свидетельницей в процессе, это бывшая подружка моего клиента. — Он поднял руку. — Чарлена Джойнер, о ней писали, да и на телеэкране ты могла ее видеть.
— Как же! — вспомнила Кейт. — Секс-бомба! Не только я обратила внимание на эту сучку.
— Короче, она застала меня на ферме врасплох. Единственный раз...
— Можешь дальнейшее не рассказывать.
— Нет, рука Господа настигла меня. Мой клиент подал вчера апелляцию. На том основании, что его интересы, якобы, не были должным образом представлены защитой: адвокат домогался его подружки и в связи с этим был заинтересован в том, чтобы его осудили.
— Забавно, — сказала она. — Из этой истории можно сделать роман.
— Пожалуйста, нет, — взмолился он. — Я достаточно наказан.
— Итак, весь мир теперь знает о твоем приключении в стоге сена. Как, говоришь, ее звать?
— Чарлена. Да, весь мир это знает, по крайней мере, вся Джорджия. Чарлена вчера вечером в шестичасовых новостях всем все объяснила.
Кейт помрачнела.
— Боже, как это скажется на голосовании? — спросила она.
— Мои специалисты думают, — сказал Уилл с вымученной улыбкой, — что это очень даже мне кстати. Многие избиратели считали меня, с подачи Мака, затем и Кэлхоуна, скрытым гомосексуалом. И лишь потому были против.
— А теперь ты повеса, верно? О, бабник...
— Для некоторых — да.
— Но как же ты управился с репортерами?
— Провел поздним вечером пресс-конференцию и рассказал все, как есть. В конце концов моя сексуальная жизнь никого не касается; да и она не замужем и давно совершеннолетняя.
— Будучи пойман с поличным, говори правду. Мне это нравится.
— Сможешь ли ты простить? Она взяла его лицо в руки.
— Бог простит, парень. Он любит покаявшихся. Уилл поцеловал ее руки, и они вышли в холл.
— Кейт, это Том Блэк и Китти Конрой, которые провели всю работу в кампании. Том и Китти, вот — Кетрин Рул, она же Кейт.
Том посмотрел на Кейт, на Уилла.
— Ну, докладывайте, ребята, если есть у вас что-то, — сказал он с нажимом.
— Ну да-а, — сказал Уилл. — Мы с Кейт собираемся на следующей неделе пожениться.
— И вы мне об этом говорите теперь! — сказал Том.
— Да-а, — вставила Китти. — Две недели назад эти несколько слов обеспечили бы вам успех всей кампании.
* * *
Двумя этажами ниже Гаролд Перкерсон дал проститутке двести долларов и отпустил ее с миром. В бельэтаже служащие отеля двигали мебель и ставили телевизоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42