Кэролайн не хотела, чтобы Гарри жил с ней в одном городе. Впрочем, она готова была смириться с этим, поскольку вряд ли ей удалось бы предотвратить это, но она хотела удостовериться, что Мейда с Тессой не подговорили его попытаться вернуть ее. Если они все-таки это сделали, ей придется сразу же поставить Гарри на место, а это гораздо легче сказать, чем сделать.
Кэролайн знала, что если Мейда внушит Гарри какую-нибудь идею, то ее без динамита у него из головы не вышибешь. А это могло привести к открытому противоборству. Значительно лучше будет, если он сам решит для себя, что их развод – дело сделанное и ничего уже не поправишь.
Гарри поднял глаза от куска хлеба и встретился с ней взглядом:
– Счастлив ли я сейчас? Не знаю. Я чувствую себя… неприкаянным. Вернувшись сюда, я увидел, что оставил. Я оставил здесь дом.
Куда уж тут Калифорния! Через недельку или две, если мать и Тесса будут постоянно твердить о прелестях жизни в Пенсильвании, он, пожалуй, и в самом деле останется. Конечно, в его возвращении сыграла свою роль ностальгия, ведь Гарри прожил здесь всю свою жизнь, за исключением последних трех лет.
– Ты подумываешь вернуться в Филадельфию, Гарри?
Кэролайн хотела услышать отрицательный ответ. Она поймала себя на мысли, что впервые хочет, чтобы Роксана Торкельсон действительно оказалась сногсшибательной блондинкой, как ее называл Бен, а не обычной женщиной с волосами соломенного цвета. Если бы она была достаточно сексуальной, то, вероятно, смогла бы удержать Гарри в Калифорнии.
– Я… я просто не знаю, Кэрри. – Лоб у него был наморщен. Выходит, Гарри еще не убедили в том, что он хочет остаться дома, в Бринвуде. – А как бы ты к этому отнеслась?
– Это не мое дело, Гарри. Мы разведены, и ты волен жить там, где хочешь.
– Тебе все равно. – Гарри помрачнел. Похоже, его разочаровало, что Кэролайн не чахнет по нему. – Это из-за того учителя-итальянца, да?
– Нет, Гарри, дело не в Дэниеле. Я встретила его совсем недавно. И он, кстати, не учитель итальянского, а преподает договорное право.
Кэролайн хотела, чтобы между ними все было по честному. Было бы слишком легко, если бы Гарри думал, что причиной нежелания его бывшей жены вернуть его является всего лишь новый мужчина в ее жизни. Это же неправда.
– А… Мама сказала, что вы с ним…
Лицо Гарри налилось краской. Кэролайн могла себе представить, что ему сказала мама.
– Мейда не всегда права, Гарри, – мягко произнесла Кэролайн.
– Мейда? С каких это пор ты называешь маму Мейдой? – встрепенулся Гарри. – Раньше ты всегда называла ее «Maмa Фолкнер».
– Она больше не «Maмa Фолкнер». Мы с тобой в разводе, Гарри. Мейда – бабушка Бена и Тессы и всегда ею будет, но мне она больше не свекровь.
– Это я знаю, но все-таки, Кэрри, в знак расположения…
Кэролайн решила не отвечать. Вместо этого она сосредоточила свое внимание на салате, который принес официант.
– Я думаю, что на самом деле совсем не имеет значения, как ты называешь маму, – проговорил наконец Гарри.
– Я тоже так думаю. Но чтобы навсегда закрыть тему о том, кто как кого называет, я бы хотела, чтобы ты прекратил называть меня Кэрри. Мне это никогда не нравилось. Звучит, как имя школьницы-убийцы.
– Но разве ты не помнишь, как все нас называли? Гарри и Кэрри. Мы еще шутили по этому поводу. Я всегда думаю о тебе как о Кэрри.
Он покраснел, уголки губ его опустились. Гарри явно тонул в пучине ностальгии.
– Это было давно, Гарри. Теперь большинство людей называют меня Кэролайн.
Она старалась быть помягче, потому что знала, как это трудно – ворошить прошлое. Но это было необходимо. Гарри должен осознать, что прошлое есть прошлое и его не воротишь. Кэролайн столкнулась с этой проблемой еще три года назад, но для Гарри ее как бы и не существовало. Вероятно, он думал, что после его отъезда все тут замерли, точно ребятишки, играющие в «статуи», и пребывали в таком состоянии до того момента, пока он не вернулся и не «расколдовал» их.
Гарри молчал, глядя в тарелку с салатом, словно там скрывался какой-то жуткий секрет. Чего он хотел? Насколько могла судить Кэролайн, он желал лишь, чтобы они оба завязли в прошлом. А она-то надеялась, что приглашение обедать заключало в себе нечто большее.
Официант уже принес их заказ, а она все еще понятия не имела, что задумал Гарри. Почему он настаивал, чтобы они увиделись? Неужели ему еще есть что сказать?
– Кэрри, – нерешительно произнес он, прокашлялся и начал опять: – Кэролайн…
Она в ожидании подняла взгляд. Может, стоит наконец перестать ходить вокруг да около? Она, конечно, знала, что этикет требует, чтобы настоящий разговор начинался только после обеда. Лишь когда будет проглочен последний кусочек, допустимо затрагивать истинную причину встречи. Мир крутится слишком быстро, чтобы следовать этому правилу, но Мейда Фолкнер неуклонно его соблюдала, а потому Кэролайн подумала, что ее сын, вероятно, унаследовал эту щепетильность. А может, и нет. Возможно, Гарри перейдет к делу еще до того, как подадут десерт.
Гарри больше ничего не сказал, и Кэролайн вздохнула:
– Что ты собирался сказать, Гарри? О чем ты хотел поговорить?
– Я просто хотел убедиться, что тебя больше не огорчает такое… такое положение вещей. Но я вижу, что у тебя все превосходно. – Гарри улыбнулся с видом жуликоватого коммивояжера. – Я подумал, не могу ли я еще что-то сделать для тебя…
– Отлично. – Кэролайн решила, что сейчас самое время поднять единственную тему, которую она хотела обсудить со своим бывшим мужем. – Давай поговорим с тобой о доме.
– О доме? – Лицо Гарри прояснилось. – А что с домом? Он требует ремонта? Мама сказала…
– Гарри, может, мы хоть пять минут поговорим без этого твоего «мама сказала»? Пожалуйста.
– Послушай, Кэрри… то есть Кэролайн. Я давно здесь не был, и, естественно, моя мама хочет, чтобы я был в курсе того, что произошло в мое отсутствие. Не вижу в этом ничего плохого.
Кэролайн поняла, что Гарри встал в оборонительную позу. Она решила проигнорировать это. На повестке дня у нее сегодня было лишь несколько вопросов, которые она намеревалась выяснить в течение вечера. Дом был первым и самым важным.
– Да, он нуждается в ремонте, а я не могу за это взяться. Поэтому-то я и хочу…
Но Гарри уловил лишь то, что хотел услышать:
– Я так и знал. Мама была права.
– «Мама была права» нравится мне даже меньше, чем «мама сказала», – пробормотала себе под нос Кэролайн.
– Что? – подозрительно переспросил Гарри. – Что ты сказала про маму?
Кэролайн промолчала. Гарри, казалось, чего-то ждал. Извинений, быть может? Униженного признания Кэролайн, что мама действительно всегда права?
– Ничего, и я хочу поговорить не о ремонте. Ремонт, конечно, нужен, и если бы у меня – или у тебя – были деньги, мы обязательно его сделали. Но денег у нас нет. Поэтому лучше всего продать его кому-нибудь, кто сможет о нем позаботиться.
– Продать его? Продать наш дом? – Вряд ли Гарри был бы больше обескуражен, если бы она предложила продать кого-то из детей. – Почему ты хочешь сделать это, Кэрри?
– Потому что я не в силах ремонтировать его, топить и красить. У меня нет таких денег. К тому времени, когда я начну зарабатывать суммы, позволяющие поддерживать его в порядке, он превратится в руины. – Кэролайн стиснула руки на коленях. Гарри обладал тем же даром, что и Тесса: они могли в десять секунд убедить ее в обратном. Гарри произнес это таким тоном, будто она собиралась посягнуть на национальную святыню или превратить Индепенденс-холл в мини-рынок. – Держу пари, твоя мама сказала то же самое, – добавила Кэролайн, закусив щеку, чтобы не рассмеяться.
– Ну, я действительно обсудил это с мамой, и мы с ней подумали… – Гарри не договорил.
– О чем вы с Мейдой подумали, Гарри? – поинтересовалась Кэролайн, а про себя подумала: так ли уж ей хочется это узнать?
– Мы подумали, что, если дом – слишком большая обуза для тебя, мы могли бы переписать его на маму, и она занялась бы его ремонтом. Ты могла бы жить там, пока я не вернусь. А если я не вернусь, можешь оставаться там столько, сколько заблагорассудится. Без оплаты.
Наступила долгая тишина: Кэролайн мысленно считала до двадцати и обратно. Этому трюку научил ее отец, чтобы не выходить из себя. На сей раз это не помогло, но все-таки она постаралась говорить нормальным тоном:
– Почему я должна переписывать на Мейду единственное, что я имею? Каждый цент, который попадал мне в руки, уходил к твоим кредиторам. Мне пришлось залезть в долги, чтобы поступить в школу. – Кэролайн втянула в себя побольше воздуха. Это тоже не помогло. – А теперь ты со своей матерью хочешь, чтобы я отказалась от всего и со страхом ждала завтрашнего дня, не зная, когда тебе взбредет в голову вернуться и отобрать у меня дом.
Вид у Гарри был ошеломленный:
– Она не это… то есть я… мы не это имели в виду, Кэрри. Мы… я подумал, что так для тебя будет легче.
– Когда твоя мать будет владеть моим домом? Каким это образом мне будет легче? – Кэролайн расстроилась, как и всегда в тех случаях, когда Гарри выказывал удивительную слепоту, не замечая, что то, чего он хочет, не совсем честно по отношению к другим. – Позволь уж я подскажу тебе, как облегчить мою жизнь. Единственное, что я прошу, это чтобы ты переписал свою половину дома на меня. Это в какой-то мере возместило бы те суммы, которые я выложила по твоим счетам.
– Что? Ты хочешь заложить мой дом? – Лицо Гарри приобрело свекольный оттенок. – Никогда! Не могу поверить, что ты осмелилась попросить о такой вещи, Кэрри. Ведь это был наш дом. Дом, в котором выросли наши дети. Дом, который нам за бесценок купила моя мама. И о чем ты только думаешь?
– О деньгах. Вот о чем я думаю, Гарри. О деньгах.
– Господи Боже, Кэрри, некоторые вещи дороже денег. – Он посмотрел на нее с презрением. – Эти деньги довели тебя до уровня заурядного среднего класса. В жизни есть вещи поважнее.
– Уж не это ли ты сказал всем своим кредиторам, когда смылся из города, не расплатившись с ними? Что в жизни есть вещи поважнее? А что ты им с этим прикажешь делать, Гарри? Слушать симфонию или глазеть на закат и забыть про тот факт, что из-за тебя их тысячи долларов вылетели в трубу? То, что я сейчас скажу, будет для тебя, вероятно, новостью. Когда у тебя в кармане пусто, как-то забываешь о том, что есть вещи поважнее денег. Особенно если нужно платить по закладным или купить еду для себя и детей.
Гарри покраснел еще больше.
– Это грубо, Кэролайн. Очень грубо. Я пришел сюда, надеясь, что мы… – Он тяжело вздохнул. – У нас все перемешалось. А ведь у меня была причина приглашать тебя именно сюда.
Кэролайн продолжала кипеть и почти не слушала, о чем он говорит. Это пижонское отношение ко взятым взаймы деньгам, которое Гарри с Тессой, похоже, унаследовали от его матери, всегда было ей противно. Неужели они не понимали, что неоплаченный счет для кого-то, надеющегося на успех, означает провал, фиаско? Неужели они… Кэролайн покачала головой. Это все равно что просить французских аристократов восемнадцатого века позаботиться о голодающих крестьянах. «У них нет хлеба? Так пусть едят пирожные!» Пусть думают о более важных вещах.
– Что, Гарри? О чем ты говорил, кроме сожаления о моих безнадежно буржуазных замашках?
Подошел помощник официанта, чтобы убрать со стола. Пока он не закончил, Гарри не проронил ни слова. Потом он наклонился через стол и попытался взять Кэролайн за руку.
– Мне хочется, чтобы с домом все осталось, как было. Мне нравится думать, что в один прекрасный день мы опять будем жить в нем… Вместе.
– Что? – Кэролайн подумала, что слух сыграл с ней злую шутку.
– По-моему, мама была права… – Сообразив, что ляпнул не то, Гарри на мгновение остановился, затем начал опять: – То есть я думаю, что если приеду обратно, то захочу вернуться к тебе. Нет, не сейчас, – торопливо добавил он. Кэролайн почувствовала, как лицо ее от неожиданности точно омертвело. – Но я был бы рад, если бы ты дала мне хоть один шанс! Мне не хватало тебя. Едва уехав, я сразу понял, что скучаю без тебя.
Кэролайн вырвала руку и сделала глубокий вдох. Странно, но она обнаружила, что не хочет причинять Гарри боль. Было время, когда ее собственные муки были настолько сильны, что она не могла думать ни о чем, кроме того, как бы заставить его страдать так же. Но теперь ее не интересовала месть. Она думала о том, как ей дальше жить. Она хотела, чтобы Гарри наконец осознал: воссоединение невозможно. Если он сам поверит в это, то сможет сделать так, чтобы и Тесса тоже поверила.
– Гарри, вряд ли такое возможно. Мы слишком изменились с тех пор, как разъехались. У меня здесь своя собственная жизнь – юридическая школа и работа, а у тебя – бизнес в Калифорнии.
Гарри пожал плечами:
– Ну, бросить все не так уж трудно. Было бы ради чего.
«Интересно, сколько еще дурацких грез бродит в его голове?» – печально подумала Кэролайн. Она ждала, что он скажет что-нибудь еще. Когда молчание затянулось, она наконец проговорила:
– И к тому же у тебя есть Роксана.
Гарри вспыхнул:
– Я знаю, ты ненавидишь меня за это, но я тебя не виню.
– Я не ненавижу тебя, Гарри, – мягко покачала головой Кэролайн. – Я просто говорю, что ты должен учитывать и ее. Ты забрал ее отсюда и жил с ней. Ты не можешь вернуться обратно сюда и…
– Но Роксана – это ведь так, мимолетное увлечение. Блажь. – Гарри напряженно подался вперед. Она никогда не заменила бы тебя, Кэролайн. На ней я бы никогда не женился.
От отвращения у нее по рукам забегали мурашки.
– А Роксана об этом знает? О том, что ты и не думал жениться на ней? Она знала это, когда собирала вещи, чтобы лететь с тобой в Калифорнию?
– Ради Бога, Кэролайн, что ты так взъелась из-за этого? Я-то думал, что ты будешь счастлива, потому что победила.
– Я победила? Кого это я победила, Гарри? Тебя? Праздновать моральную победу, когда ты бросаешь другую женщину, высосав ее до конца, как и меня когда-то? Очевидно, ты оставишь ей все свои калифорнийские долги?
Гарри откинулся назад, как будто получил удар.
– Кэрри… Кэролайн… – Он провел рукой по лицу. – Почему ты так взбесилась из-за нее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47