– Прайды пригласили его поужинать.
– А тебя не пригласили? – Велвет нахмурилась.
– Пригласили, но я беспокоилась и хотела поскорее вернуться домой к тебе и папе. Кстати, это было не единственное их приглашение.
Райна не стала откладывать и рассказала Велвет о поездке в Остин.
Как она и опасалась, Велвет пришла в восторг.
– Ради этого стоит выпить стаканчик бренди, – сказала она, направляясь к буфету. – Это самая лучшая новость, которую мне довелось услышать за последнее время.
– Я не поеду, – заявила Райна.
– Пока ты живешь в моем доме, ты будешь поступать так, как я велю. А я велю тебе ехать, – возразила Велвет с непонятной горячностью. – Надеюсь, ты поблагодарила Патрика за приглашение?
– А я не чувствовала особой благодарности. Кроме того, я хочу быть рядом с отцом.
Велвет вернулась со стаканом бренди и остановилась, глядя на дочь сверху вниз:
– Твой отец встанет через пару дней, а к середине апреля будет как огурчик.
– Мама, ты не понимаешь! Патрик сказал, там будут званые вечера. У меня нет подходящей одежды.
Юсфул сидел между ними и выглядел несчастным. Он не привык видеть своих хозяек ссорящимися. Впрочем, Райна тоже к этому не привыкла.
Велвет сжала стакан с такой силой, что рука у нее задрожала.
– Ты ведь сама желаешь носить штаны от Леви. Твой отец и я в состоянии одевать тебя как следует. И у нас есть время, чтобы сшить тебе несколько новых платьев.
– Но дело не только в одежде, мама. Я не знаю, как себя вести, что говорить. Я никогда не бывала в таком большом городе, как Остин.
– В твоих манерах нет ничего неподобающего, юная леди. И думаю, тебе пора побывать где-нибудь кроме нашего двора.
Райна скорчила рожицу:
– Мама, будь добра, сядь и выслушай меня. Ты можешь разодеть меня, как тебе будет угодно, но ты не сможешь сделать шелковый кошелек из свиного уха. Никакие туалеты не помогут мне стать светской дамой. Я все равно останусь Райной де Варгас.
– Никто не осмелится сказать о тебе ничего дурного, если ты будешь с Патриком и графиней. Кроме того, ты мне сказала, там будет Террилл. Я подозреваю, что ему будет приятно твое общество.
Райна подавила готовый вырваться у нее ответ. Она не могла сказать матери о том, что Террилл и Алиция безумно влюблены друг в друга.
– Меня Террилл не интересует как мужчина, – ответила она.
– Подожди, пока он не закружит тебя в вальсе. Быть в объятиях мужчины очень важно для женщины. Это меняет ее взгляды на многое.
«Нет, не меняет», – подумала Райна. Улисс не однажды держал ее в объятиях, и это ничего не изменило в их отношениях, разве что он стал к ней относиться еще хуже, если такое вообще возможно. По крайней мере один аргумент у нее был: Райна ни в коем случае не хотела быть униженной Улиссом или кем-нибудь еще хоть раз в жизни.
– Если бы ты была сегодня у Прайдов, ты знала бы, что меня пригласила Алиция, а не Патрик. Она поставила его в такое положение, что он не мог меня не пригласить.
– Не сомневаюсь, что он все равно пригласил бы тебя. У Райны в запасе оставался последний аргумент.
– Улисс не хочет, чтобы я ехала в Остин. И я не поеду туда, где меня не хотят видеть.
– С каких это пор ты стала обращать внимание на то, что он думает, – взорвалась Велвет.
«Всегда обращала», – ответила Райна молча.
– Я не хочу с тобой ссориться, – сказала Велвет, – и если мы будем продолжать в том же духе, то разбудим твоего отца. Но я не позволю тебе упустить возможность, которая может представиться только раз в жизни. Ты поедешь в Остин, и дело с концом. Я попрошу завтра подежурить возле Рио одного из работников, а мы с тобой съездим в Керрвилл и обновим твой гардероб.
Райна глубоко вздохнула:
– Хорошо. Я поеду, если ты настаиваешь. Но у меня такое чувство, что я пожалею об этом.
Глава 20
Райна готовилась к поездке в Остин, как Ганнибал к переходу через Альпы. Она не могла допустить, чтобы отсутствие достоинств и навыков, свойственных настоящей леди, бросалось в глаза.
Она призвала в советчицы Шарлотту, а потом отправилась в Керрвилл убедиться, что лучшая портниха этого города претворила фантазию в жизнь. Зная, что это обойдется недешево, Райна настояла, чтобы заплатить за новые платья самой из денег, заработанных на ранчо «Гордость Прайда».
Она долго придерживалась мнения, что нелепо принимать деньги за выполнение работы, которую с радостью делала бы даром. Однако цена нового гардероба все росла, и Райна была довольна, что никому не обязана за свои приобретения.
Кроме одежды, предназначенной для разных целей и разного времени дня, портниха сшила ей дорожный костюм, амазонку и бальное платье. Райна также приобрела все, что непременно должно было сопутствовать такого рода туалетам, включая корсеты, чехлы для корсетов, нижние рубашки, панталоны, турнюры на каркасе, нижние юбки, перчатки и целую коллекцию шляп, зонтиков и ридикюлей.
Носить все эти вещи, как показал опыт, было просто пыткой. Корсет сжимал бедра и мешал свободно дышать, а груди поднимал так высоко, что они напоминали нос корабля, готового пронзить волну. Модные узкие юбки настолько сковывали движения, что Райна чувствовала себя в них хуже стреноженной лошади. Эти женские моды были просто жестокими!
А четырнадцать или больше ярдов ткани, уходившей на каждый туалет, давили на нее так, что она сама себе представлялась нагруженным до отказа вьючным мулом.
Часами она вместе с матерью простаивала перед зеркалом, учась убирать свои волосы в дюжину разнообразных причесок, начиная от локонов, каскадом ниспадавших на плечи и обрамлявших ее лицо, и до высокого шиньона, когда все волосы забирались наверх и прекрасно выглядели под шляпой, что прибавляло ей несколько дюймов роста.
Алиция добровольно взяла на себя обязанность инструктировать ее по части этикета и бальных танцев. К тому времени, когда уроки подошли к концу, Райна могла уже вести себя, как настоящая леди, принимать участие в обеде из восьми блюд, не задумываясь о том, какую ложку или вилку употребить, и не наступать на ноги партнерам во время танцев.
Алиция выучила ее также манипуляциям с веером: с помощью этого таинственного языка женщины ухитрялись сообщить о своем интересе, неудовольствии или о том, что они томятся скукой.
И наконец, Алиция настояла на том, чтобы Райна обзавелась визитными карточками, на которых бы напечатали ее имя и фамилию. Алиция объяснила ей, что фамилию де Варгас следует печатать раздельно, потому что в таком виде имя указывало на наличие денег и социальный статус определенного рода. Когда они тронулись в путь, Райна очень рассчитывала на вновь приобретенные знания.
За окном поезда один пейзаж сменял другой, скорость была такая, что у Райны захватывало дух. Она была полна новых впечатлений. Природа радовала взор весенней россыпью диких цветов. Она могла бы назвать их все, от ярко-синих люпинов и красных метелок индейской травы до розовато-лиловых чашечек «винного кубка».
Ей хотелось бы открыть окно и вдохнуть их аромат, но, опасаясь, что таким поступком она разоблачит себя как деревенщину, никогда не – ездившую прежде по железной дороге, она подавила это желание.
Салон с темно-бордовой бархатной обивкой и занавесками на окнах, украшенный золотыми кистями и хрустальными лампами, был похож на роскошную гостиную в каком-нибудь дворце. Только эта гостиная мчалась вперед со скоростью пятьдесят миль в час. Вагон был полон хорошо одетых пассажиров, а их громкие разговоры почти заглушали стук колес.
Казалось, что все они знали Патрика и чуть ли не каждый останавливался поболтать с ним. Он всем представлял своих спутниц, и, когда они одобрительно смотрели на Райну, ее уверенность в себе возрастала. Она решила, что ее маскарад никому ни за что не удастся разгадать.
Последней приблизилась к Прайдам разодетая в пух и прах дама. Хотя ее приветствия прозвучали так же сердечно, как и все остальные, Райна разглядела в ее глазах холодок.
– Госпожа Изабель Синглтон, хочу вас познакомить с графиней Гленхэйвен и ее дочерью леди Алицией, – сказал Патрик. – А это наш дорогой друг – госпожа Райна де Варгас.
– Очень приятно познакомиться, – отозвалась госпожа Изабель. У нее был на удивление писклявый голос при таких пышных формах. С минуту она изучала Шарлотту, потом перевела взгляд на Райну.
– Де Варгас, – повторила она, как бы перекатывая во рту каждый слог имени. – Вы не в родстве с ново-орлеанскими де Варгасами? Они такие славные люди, и их дом в Гарден-Дистрикт обворожителен.
– Мои родители никогда не упоминали о них, – ответила Райна, гадая, разоблачат ее или нет.
– Это редкая фамилия, – не унималась Изабель, тряся телесами. – Если вы дадите мне визитную карточку, я передам ее своим друзьям в Новом Орлеане.
Мечтая, чтобы эта женщина поскорее убралась, Райна вытащила из своего ридикюля отпечатанную на веленевой бумаге карточку и протянула госпоже Синглтон.
– Кто это чудовище? – спросила Шарлотта Патрика, когда наконец эта тягостная беседа закончилась.
– Изабель Синглтон, жена президента этой железнодорожной компании, – ответил Патрик. – Илке говорила, что Изабель считает салон-вагоны своими личными владениями. Она безобидная чудачка.
Райне оставалось только надеяться, что он прав. Но в Изабель Синглтон было что-то пугающее.
Раньше Райну нисколько не заботил внешний вид. Теперь же она поняла, почему это так важно для женщины. Ее модный дорожный костюм был броней, надежно защищавшей ее от недоброжелательного внимания Изабель Синглтон.
Вернувшись в феврале в Остин, Улисс решительно забыл о своих личных проблемах и сосредоточил все свое внимание на общественных делах. К счастью, плотное расписание деятельности законодательного собрания давало ему такую возможность. Там было о чем поразмыслить.
Хотя Улисс был рожден для политики и привык пользоваться привилегиями, он выбрал путь общественного деятеля для того, чтобы защищать права трудового люда. И вот теперь цели оказались под угрозой.
Пропасть между богатыми и бедными росла и ширилась. Если не удастся принять законы, которые позволят уменьшить этот разрыв, то американская демократия останется только на бумаге.
Техас обладал огромными потенциальными возможностями: он изобиловал свободными землями, что выгодно отличало его от восточных штатов, и потому в него стоило вкладывать деньги. Но Улисс хотел видеть эти земли используемыми для общего блага, а не для прибылей, получаемых единицами.
Март и апрель он провел в борьбе за принятие закона, обеспечивающего возможность построить на техасской земле новые школы и не допустить ее продажи инвесторам, явившимся неизвестно откуда. Он ратовал также за то, чтобы земля, отводимая под строительство железных дорог, облагалась соответствующими налогами, тогда как сейчас эти налоги составляли жалкие гроши. Он поддерживал борьбу фермеров за введение юридического надзора за банками, производителями хлопка и скупщиками, наживавшимися за счет фермерского труда.
У Улисса в процессе деятельности появились могущественные враги. Когда в последний раз он произносил речь в законодательном собрании, группа хулиганов на галерее для зрителей вопила и улюлюкала так громко, что сержант был вынужден удалить их из зала. Улиссу стали приходить анонимные письма с угрозами.
Улисс припарковал свой новенький конный экипаж с двумя сиденьями перед зданием железнодорожного вокзала и нанял кеб. Затем нашел носильщика и заплатил ему вперед, чтобы у того хватило терпения дождаться багаж.
Удостоверившись, что все приготовлено к приезду гостей, Улисс закурил сигару, уставился в пространство и сделал несколько затяжек.
Он с трудом мог дождаться свидания с отцом. Его радовала также встреча с Шарлоттой, а особенно с Алицией, которую он введет в светское общество.
Но встречи с Райной он боялся не столько из-за нее, сколько из-за себя. В обществе Остина она будет выглядеть так же неуместно, как капуста на розовой клумбе. Он надеялся только на то, что у нее хватит ума не надеть брюки. В Керрвилле еще могли примириться с ее эксцентричностью, но общество Остина едва ли окажется столь же терпимым.
Он был погружен в свои мысли и не заметил, что поезд уже прибыл. Улисс растоптал сигару, еще раз наказал носильщику оставаться на месте и направился к вагонам, заглядывая в окна в поисках знакомых лиц.
Первым из вагона вышел Патрик в сером костюме из твида. Он помог выбраться на платформу Шарлотте и Алиции, потом подал руку потрясающей женщине, будто сошедшей со страниц «Ежегодника мод». И все же в ее облике было что-то очень знакомое.
Улисс не успел ничего сообразить. Когда женщина ступила на платформу, оглядываясь по сторонам, будто искала кого-то в толпе, мужчина, стоявший рядом с ним, тихонько присвистнул и произнес:
– Надеюсь, что она хотя бы на некоторое время останется в городе. Не знаю, кто она такая, но непременно выясню.
Улисс уже собирался сказать, что разделяет чувства незнакомца, когда понял, что знает женщину. Это была Райна.
Он не мог отвести от нее глаз. На какой-то миг их глаза встретились, и тотчас же шум и суматоха вокзала отступили.
– Рад видеть тебя снова, сынок, – сказал Патрик, заключая Улисса в тиски, считавшиеся у него нежным объятием.
– Я тоже рад, что ты приехал, – сказал Улисс, похлопывая отца по спине.
После смерти жены, как казалось Улиссу, Патрик стал меньше, съежился, ушел в себя. Теперь же, несмотря на седину у висков и морщины вокруг глаз и у рта, он словно переживал вторую молодость.
Шарлотта и Алиция по очереди приветствовали Улисса улыбками и объятиями. Потом и Райна дала знать о своем присутствии: она изящным жестом протянула ему руку, словно ожидая, что он ее поцелует.
– Я надеялась увидеть тебя в привычной среде обитания, можно сказать, даже ждала этого с нетерпением, – сказала она. Ее манеры были столь непринужденны, взгляд так холоден, что Улисс с трудом удержался, чтобы не щелкнуть каблуками.
Даже голос Райны звучал теперь иначе! Если ее поведение было всего лишь игрой, то игрой отменной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45