Если не считать печального стона ветра в трубах, в доме было тихо.
Она вернулась в свою комнату, поправила пояс своего бархатного платья и затянула потуже, потом наклонилась, чтобы вытащить из-под кровати кучу подарков, завернутых в тонкую бумагу. Хотя ее подарки и не были столь роскошными, как в прежние годы, она была чрезвычайно довольна своим выбором и чувствовала себя даже счастливее, потому что собиралась провести Рождество с людьми, которые были ей по-настоящему дороги.
В последние десять лет супружества с Найджелом праздники были для нее горьким фарсом – пьесой в одном действии, разыгрываемой для Алиции.
Найджел всегда приезжал в сочельник из Лондона и уезжал до конца следующего дня. Она притворялась безумно счастливой, потому что он был снова дома. Он привозил ей дорогие безделушки, в то время как она знала, что своей очередной любовнице он, вероятно, преподнес что-нибудь гораздо более грандиозное. Она наблюдала, как он разыгрывал любящего отца, и подавляла ревность при виде пылкой нежности, проявляемой Алицией к отцу, полная решимости никогда не разбивать иллюзий дочери так, как были разрушены ее собственные.
Но она не должна была позволять вторгаться горькому прошлому в настоящее. Ее план пока что осуществлялся наилучшим образом.
Алиция и Улисс проводили вместе много времени. Убедить Патрика позволить им отправить их вдвоем срубить дерево и поставить елку – было гениальной идеей, думала Шарлотта.
Когда они вернулись, глаза Алиции ярко блестели, а Улисс был чрезвычайно предупредителен. Может быть, он поцеловал Алицию, пока они были вдвоем? Боже, Шарлотта так на это надеялась!
Патрик, несмотря на всю свою скорбь, все-таки заразился праздничным настроением. Он выглядел очень забавно, неуклюже развешивая своими большими руками гирлянды, и Шарлотта с трудом удерживалась, чтобы не обвить руками его шею. Она надеялась, что Патрику понравится ее подарок и что он скорее принесет ему радость, чем усугубит скорбь.
Фотография Илке была сделана двадцать семь лет назад, когда бродячий фотограф попросился приютить его на ночь. Шарлотта настояла на том, чтобы он сфотографировал ее и Илке, и много потрудилась, чтобы выглядеть наилучшим образом, примеряя одно платье за другим, пока не убедилась, что выбрала нужное.
Илке же, напротив, настояла на том, чтобы ее сфотографировали в ее повседневном платье. Она сидела, уставившись прямо в камеру неукротимым взглядом, и эта решимость сверкала в ее глазах, в то время как Шарлотта, позируя фотографу, изобразила сладкую жеманную улыбку.
Фотографии прислали через несколько недель, и пакет был адресован Шарлотте. Она была так изумлена и даже испугана, увидев, до чего хороша Илке, что так никогда и не показала ей снимки. Но она не нашла в себе сил выбросить их. Этот портрет так и путешествовал с ней по Англии, брошенный куда-то на дно чемодана, а в Гленхэйвене она прятала его в кухонном шкафу все эти долгие годы.
Шарлотта привезла фотографию с собой, намереваясь подарить Илке. Теперь же, вставленная в блестящую серебряную рамку, завернутая в блестящую бумагу и перевязанная красной лентой, она лежала среди остальных подарков под елкой.
В этом доме, где все еще царил траур, Шарлотту удивили лежавшие под елкой подарки. Она задержалась, чтобы прочесть приколотые к ним карточки, и убедилась, что они от Улисса. Как любезно с его стороны! Должно быть, он оставил их здесь до того, как вышел из дома по каким-то своим делам.
Шарлотта положила свои подарки рядом. Для Алиции выбрали совершенно особенный подарок, хотя Шарлотте он не стоил ни пенни. Теперь ей не понадобятся колье из рубинов и алмазов, а также серьги и браслет, которые Найджел подарил ей во время их первого путешествия в Индию.
В те времена они все еще любили друг друга. И роскошный убор был знаком этой любви, тогда как теперь он был символом ее любви к дочери. Как великолепно будут выглядеть эти драгоценности на Алиции! Кто знает? Если политические устремления Улисса будут успешны, возможно, Алиция однажды наденет их на вечер в Белом доме.
Последним Шарлотта положила под елку подарок, предназначенный для Улисса. Она долго раздумывала над тем, что подарить ему, и остановилась на довольно скромном комплекте запонок из гагата, которые Найджел любил и носил до тех пор, пока его вкусы не стали более претенциозными.
Она намеревалась произнести прелестную речь, когда Улисс откроет свою коробочку, и сказать, что считает его своим сыном. Если он был хотя бы наполовину так умен, как казался, то он должен был понять ее намек.
Разложив подарки, Шарлотта выпрямилась и остановилась, глядя прямо перед собой. Она не видела елки, а только картины из прошлого. В этом доме она проводила свое первое Рождество вдали от семьи. Они устроили вечер, и Шарлотта танцевала с грозным Сэмом Хьюстоном в этой самой комнате. Что за великолепный плут и озорник получился из него, но он и вполовину не был так хорош, как Патрик. В тот вечер Патрик превзошел всех мужчин.
С печальной улыбкой Шарлотта подобрала юбки и поднялась к себе наверх. Как же она решилась бежать из этого дома?
Как она могла бежать от Патрика? Что за безмозглой, глупой девчонкой она была в то время!
Аромат кофе пробудил Райну от сна. Она улыбнулась, потянулась не торопясь, радуясь предстоящему дню. Она знала, что к завтраку будет готов свежеиспеченный кекс с цукатами.
Райна и ее родители обычно после завтрака отправлялись в гостиную, где под елкой их ожидали подарки. Райна помнила, что однажды ей подарили замечательную куклу с синими глазами, которые открывались и закрывались. В другой раз ей подарили санки и коньки. Она до сих пор еще пользовалась сделанным для нее на заказ седлом, которое получила тоже в подарок, когда ей исполнилось шестнадцать. Но не воспоминания о подарках она больше всего лелеяла в своей памяти. Гораздо дороже была любовь, воплощенная в этих дарах.
Хотя теперь Райна была уже взрослой, чтобы ожидать Рождества с необузданной детской радостью, она поспешно встала и начала одеваться.
– Ты ранняя пташка, солнышко, – приветствовал ее Рио, когда она вошла в кухню. – Думаю, тебе не терпится поскорее развернуть подарки.
– Чего мне не терпится, так это отведать твоего замечательного кофе, – ответила она, проходя мимо отца к плите и по дороге ероша его волосы. – Мама проснулась?
– Да ты шутишь! Она полночи суетилась, готовясь к сегодняшнему обеду, и уже давно на ногах.
Райна грустно улыбнулась ему:
– Я выйду на улицу, пока еще не пила кофе.
– Оденься потеплее. Да, кстати о подарках. Когда будешь во дворе, загляни-ка в конюшню.
– Это зачем еще? – По ее телу пробежала дрожь. – О, папочка, что ты сделал?
– Я ничего не сделал, солнышко. Но кто-то, конечно, это сделал. Иди-ка поскорее. Набрось куртку и беги.
– Не задерживайся, – сказала встретившая ее Велвет. – Думаю, Санта Клаус оставил в этом году для тебя под елкой что-то особенное.
– Я слышала, что-то особенное есть для меня в конюшне. Ты ничего об этом не знаешь?
Безмятежное лицо Велвет сказало Райне яснее всяких слов, что мать ее ни о чем не подозревает.
– Поскорее, солнышко, – крикнула Велвет через плечо, торопливо направляясь к дому.
Райна побежала, скользя и спотыкаясь на льду. Ночь все еще не позволяла дню вступить в свои права, но зато полная луна светила, пробиваясь сквозь щели в сеновале и превращая прозаический сарай в серебристое обиталище фей, а не в жилище четвероногих животных.
На мгновение Райна позволила себе поддаться волшебному очарованию. Неужели прекрасный принц оставил здесь бесценное сокровище, чтобы пленить девичье сердце? Да, как бы не так! Она потянулась к керосиновой лампе, висевшей у двери, зажгла ее и оглядела помещение. Жилище фей тотчас же превратилось в обыкновенную конюшню. В ноздри ей ударил острый запах навоза и сена.
К ней подошла кошка и начала тереться о ноги, мяукая и требуя внимания. Райна взяла ее на руки и потерлась щекой о ее шелковистый мех.
– Так где же сюрприз? – прошептала она на ухо кошке.
Ее любимая кобыла Сэнди нежно заржала, когда Райна проходила мимо стойла. Райна подолгу простаивала возле каждого животного, лаская его, прежде чем двинуться дальше по широкому проходу.
По мере того как она продвигалась вперед, трепетный свет лампы побеждал мрак. Она уже была у последнего стойла, когда увидела белую спину, поднимающуюся над перекрестием бревен в самом дальнем конце сарая.
Сердце ее забилось быстрее, а руки задрожали. Она опустила кошку на пол. Подняв лампу как можно выше, Райна заспешила дальше, потом остановилась на полдороге. Этого не могло быть, и все-таки это было.
– Старфайер, о, Старфайер, неужели это ты? Жеребец раздувал ноздри, стараясь различить по запаху, кто это, потом издал пронзительное ржание, будто старался доказать ей, что это он. Повесив лампу на крюк, Райна открыла дверцу стойла, вошла и, сунув руку в карман, начала искать куски сахара, которые всегда носила с собой. Старфайер нежно взял сахар с ее ладони.
Райна выждала несколько секунд, потом обхватила руками его шею.
– Не могу поверить, что ты здесь. Ты теперь мои. Жеребец, наверное, провел в их конюшне всю ночь.
Должно быть, это был рождественский подарок. Но от кого?
От этого вопроса кровь ее еще быстрее побежала по жилам, а сердце подпрыгнуло. Она могла бы остаться со Старфайером еще, но нужно было разгадать эту тайну. Приласкав жеребца на прощание, Райна вышла и направилась к дому.
– Папочка! – крикнула Райна, вихрем врываясь в кухню вместе со струей ледяного воздуха. – Это ты купил Старфайера для меня?
– Хотел бы, но знаю об этом не больше тебя.
– Тогда, значит, это подарок от Улисса! – Райну охватило блаженство. Она чувствовала, будто парит над землей. – Не могу простить себе, что неверно судила о нем. Никто не мог сделать лучшего подарка.
Райна была слишком погружена в свои чувства, чтобы заметить, как лицо матери вспыхнуло гневом.
– Ты верно судила об Улиссе. Он слишком мелок и самовлюблен, чтобы сделать тебе такой подарок. Да что там говорить? Ему стоит труда просто быть вежливым с тобой. Я думаю, что это Патрик прошлой ночью поиграл в Санта Клауса. Он ведь знал, как ты хочешь заполучить эту лошадь.
Замечание Велвет отравило радость Райны. Она тяжело опустилась на стул.
– Наверное, ты права. Я поблагодарю Патрика, как только он здесь появится.
Террилл Микс принадлежал к тому типу людей, которые никогда не произносят двух слов кряду, если достаточно одного. Вместо того чтобы пускаться в полемику, он предпочитал действовать и считал, что действия красноречивее слов.
Время праздников всегда наполняло его меланхолией и сознанием того, что таким образом он оказывается в противоречии с остальным человечеством. Его комната в пансионе миссис Месснер была не самым подходящим местом для пробуждения в день Рождества, к тому же он ушиб палец о спинку кровати, поэтому первое слово, которое он произнес, было слово «черт».
Террилл знавал законников, чей язык был столь же красочен, как и их занятие, знавал и тех, кто постоянно пересыпал свою речь бранью. Сам же Террилл не любил грязных слов. Хотя он и убил шестерых человек при выполнении своих обязанностей, а еще дюжину ранил, не говоря уже о том, что несчетное количество нарушителей закона приволок в суд в кандалах, в глубине души он был человеком мягким.
Теперь, стоя перед тусклым зеркалом, висевшим над туалетным столиком, он прилагал отчаянные усилия, чтобы привести к повиновению свои непослушные светло-рыжие кудри. Юношей он работал на Прайда, охранял его стада. Став взрослым, Террилл выслеживал и ловил самых скандально известных нарушителей закона на Западе. И все эти его качества, хорошие и дурные, были ясно написаны на его лице.
Веснушки, рассыпанные по носу и щекам, придавали его чертам моложавость. Но никакого намека на юношескую невинность не было в его глубоко посаженных голубых глазах. В их выражении читалась усталость, накопившаяся от длительного и глубокого изучения человеческих душ.
Он сбросил несвежее белье со своего поджарого тела и начал копаться в ящике туалетного стола в поисках другой пары. От холода по телу пробежали мурашки, и он поежился. Некому было согреть его. Мужчина сорока одного года, с руками, запятнанными кровью, и не имеющий счета в банке, не казался особенно привлекательным женщинам.
Он быстро оделся, натянул свой лучший костюм, в котором обычно появлялся на похоронах или в церкви, и спустился вниз, чтобы присоединиться к остальным постояльцам за завтраком. Какими пустынными и ничего не значащими показались Терриллу рождественские приветствия, какими фальшивыми – добрые пожелания…
Как и он сам, все постояльцы были обломками крушения, неудачниками, так и не сумевшими завести дом и семью.
Он занял свое место за столом и скрылся за газетой, чтобы избежать бессмысленной праздной болтовни. Ел он немного – кофе и тосты. Он давно уже осознал, что человек, который ежедневно может получить пулю в живот еще до заката, должен принимать некоторые предосторожности, в частности, уметь держать в узде свой аппетит, пока не наступит время ложиться спать.
Покончив с трапезой, Террилл сложил газету аккуратным прямоугольником и, пробормотав: «Всего хорошего», – предоставил остальным постояльцам наслаждаться яйцами, овсянкой и бисквитами.
Напольные часы в холле пробили восемь раз. Ему предстояло еще где-то шататься целых пять часов, прежде чем направиться к ранчо де Варгасов.
Выбор развлечений был невелик. Службы в церквах бывали в разное время в зависимости от капризов священнослужителей, но он никогда не был охотником ходить в церковь. Салуны уже были открыты, но он был не из выпивох. А местный центр торговли вчера закрылся, чтобы его владельцы могли насладиться праздниками и домашним уютом.
Террилл решил остановиться на офисе шерифа и поглядеть новые афиши с объявлениями о розыске преступников. Он нахлобучил на голову шляпу, прижав ею непокорные кудри, и повел широкими плечами, на которых красовалась куртка, подбитая овчиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45