— Неужели он ест маленьких детей? — пошутила Ксюха.
— Мне не до шуток, если честно.
— Ну, извини. Рассказывай, я вся внимание.
— Представляешь, он сегодня в больнице, прямо при мне разорвал с Катей их помолвку.
— Вот это да! — Ксюха не расстроилась, а наоборот, обрадовалась.
— Но КАК он это сделал, ты бы видела! — не разделила ее радости Маша. — Он ее унизил, буквально втоптал в грязь. И все это на моих глазах. При этом еще хотел, чтобы я этому радовалась.
— Постой", а ты что, этому не радуешься? — удивилась Ксюха.
— Конечно, нет. Как он может так обращаться с девушкой, которая беременна от него! Ведь это же подло!
— Ты так считаешь?
— Я даже передать тебе не могу, что я чувствовала, глядя на него в этот момент. Это был совершенно другой Алеша — холодный, жестокий. Я никогда не представляла себе, что в нем есть все эти качества…
Ксюха посерьезнела:
— Если честно, я тебя не понимаю. Другая на твоем месте радовалась бы — ведь Алеша наконец порвал с Катей, твоей вечной соперницей!
— Нет, Ксюха, в такой ситуации я не могу радоваться… Как я могу радоваться тому, что он унижает достоинство другого человека?
— Может, ты слишком строго его судишь — Катя ведь девушка такая: ее в дверь — она в окно. С ней надо построже.
— А если завтра он решит, что и со мной надо построже — я окажусь в положении Кати? — резонно предположила Маша.
— Ой, вечно ты все усложняешь, Машка. Катя — одно, а ты — совсем другое. Он ведь тебя любит.
— Но ведь и Катю он тоже когда-то любил! — напомнила Маша.
Подруги помолчали. Их молчание нарушил Женька, который появился на пороге аппаратной, сияющий, как новый пятак.
— Здравствуй, любимая! О, Маша, и ты здесь? Привет, как дела? — Женя на стал ждать ответа на свой вопрос и сам спросил у Ксюхи. — Знаешь, что у меня есть?
Он с таинственным видом достал из кармана маленькую коробочку, раскрыл ее и показал пару обручальных колец.
Ксюха даже обомлела от счастья:
— Какие красивые!.. А можно померить?
— Ты что, до свадьбы нельзя! — Женя закрыл коробочку. — Их положено в ЗАГСе надевать.
— Так то надеть, а то померить! — просила Ксюха.
— Все равно!
— А вдруг не подойдет? — настаивала на своем Ксюха.
— Как это не подойдет? У нас все точно! У меня глаз — алмаз! — и Женя спрятал коробочку в карман.
— Какой же ты у меня все-таки замечательный! — похвалила Женьку счастливая Ксюха.
— Да ладно тебе… — смутился Женя.
— Маш, скажи — он ведь правда замечательный? — обратилась к подруге за поддержкой Ксюха.
— Вы оба замечательные. Я очень рада за вас, ребята, — искренне ответила Маша. — А вот мне в этом городе все стало не мило… Я хочу уехать отсюда.
— Как это уехать? — не поняла Ксюха.
— Вот так. Поступить наконец-то в медицинский институт. Я ведь по-прежнему хочу лечить людей.
— Ну, ты даешь! — восхищенно сказал Женя.
— Постой, а ты Леше об этом говорила? — уточнила Ксюха.
— Нет, ему незачем об этом знать. Ну, я пойду. Желаю вам счастья.
— Подожди, Маша! Не уходи! — попросила Ксюха. — Так нельзя. Куда ты поедешь?
— Не знаю. В Киев, наверное. Или в Москву…
— А как же Алеша? — удивился Женя. — Вы же любите друг друга!
— Это уже не важно. Я решила. Для меня эта история закончена. Я начну новую жизнь. Прощайте.
Маша ушла, а влюбленные озадаченно переглянулись.
— Как ты думаешь, Маша действительно уедет или это блеф, и она завтра передумает? — спросил Женя, не понимая странной женской логики.
— Ты знаешь, я видела ее глаза, мне кажется, она не шутит, — ответила Ксюха.
— Ты представляешь, что будет с Лехой, когда он узнает? Черт, что же делать?
— Боюсь, остается только один выход — нужно пойти и рассказать обо всем Леше, — предложила Ксюха.
— Ты права. Иначе с Маши станется — она действительно возьмет и уедет, не сказав ему ни о чем. Я немедленно иду к нему. Мы с ним друзья, поговорим с глазу на глаз.
— Хорошо. Беги, я буду ждать тебя! — Ксюха снова засияла, обняла Женьку и поцеловала. Как хорошо, когда есть кого ждать!
Сан Саныч попытался потихоньку двигаться к выходу из катакомб. Но делать это было непросто, потому что нога болела и кровоточила. Он шел, сцепив зубы, придерживаясь за шершавую стену и чувствуя, что силы быстро покидают его. Наконец он сильно навалился на раненую ногу, она подвернулась, и Сан Саныч упал, ударившись головой о камни, и потерял сознание. Так и лежал он в кромешной тьме, но помощь уже спешила к нему.
К катакомбам подъехали милицейские машины, из которых вышли милиционеры и добившаяся своего Зинаида, ее-таки взяли с собой.
Следователь на ходу отдавал команды:
— Перекройте все ближайшие выходы из катакомб, чтоб ни одна мышь мимо вас не проскочила. Ни туда, ни оттуда. Одна группа — со мной, пойдем внутрь через этот вход.
— А вы катакомбы-то знаете? — поинтересовалась Зинаида.
— Ну, знаю… Так, приблизительно, — признался следователь.
— А как же вы их искать станете? Там же целый город!
— А кто его просил туда соваться одного? — сердито заметил следователь. — Послушался бы меня, пошли бы вместе, он — проводником. Так нет же…
— Ой, горюшко… Там ведь месяц плутать можно, — запричитала Зинаида, и следователь пожалел о том, что ее взяли с собой.
— Понадобится месяц — будем искать месяц. Но надеюсь, что все не так страшно… И вообще, если он так хорошо знает катакомбы, бояться нечего, погуляет и придет.
— Его ведь сколько уже нет? Беда стряслась с ним, чует сердце! — волновалась Зинаида. — Убил его Мишка, они ведь смолоду враждуют!
— Да с чего вы взяли, что он его там вообще нашел? Сами же говорите — месяц плутать можно.
— Вы моего Сашу не знаете! Если этот супостат там был — он его нашел! Ой, лышенько…
— Ну все, хватит причитать. Пора за работу. За мной, ребята!
Следователь и несколько милиционеров взяли фонари и вошли в катакомбы. Зинаида же села на землю и закрыла лицо руками.
В это время к безжизненному Сан Санычу подошел смотритель. Он посветил ему в лицо, понял, что Саныч без сознания, поставил на землю фонарь и стал тормошить друга детства:
— Эй ты, герой, черт тебя побери…
Саныч пришел в себя, увидел смотрителя и тихо сказал:
— Опять ты… Иди отсюда. Спасай свою шкуру.
— Дурак, ты же загнешься тут, до выхода не дойдешь, — сказал смотритель.
— Не твоя печаль.
— А как же те, кто тебя любит и ждет? О них не хочешь подумать? Давай руку. Или опять станешь отказываться? Ну? Последний раз предлагаю!
И Саныч протянул руку смотрителю, который помог ему подняться. Как ни странно, но потащил смотритель своего друга Сашку по темным катакомбам к выходу. Дело это было нелегкое, но смотритель не бросал Сан Саныча. Только через некоторое время, когда до выхода из катакомб оставалось совсем немного, смотритель остановился:
— Все, приплыли, отдать швартовы. Ну и здоров ты. упарился с тобой…
— Что ж ты… на полпути-то… — вздохнул тяжело Сан Саныч.
— Я тебя здесь оставлю, если искать будут, то сразу найдут. А я пошел.
— Мишка, не уходи, одумайся, пойдем вместе. Я им скажу, что ты меня спас! Тебе срок скостят.
Мне годом больше, годом меньше уже без разницы, Санька. Я не сдамся! — ответил смотритель. Но тут в темноте вспыхнули сразу несколько фонарей, и раздался голос следователя:
— Руки вверх, вы арестованы! Брось оружие! Или я стреляю!
— Не стреляйте! — закричал Сан Саныч следователю и повернулся к смотрителю. — Мишка, не дури, брось пистолет!
— Брось оружие! Последний раз предупреждаю! Считаю до трех… Раз! — голос следователя, казалось, заполнял все пространство.
— Мишка, брось пистолет! — взмолился Сан Саныч.
— Два! — продолжал считать следователь.
— Мишка… раз в жизни… — прошептал Сан Саныч.
— Три! — сказал следователь, и смотритель одновременно с этим словом бросил пистолет.
Милиционеры вывели из катакомб смотрителя, а следователь вытащил Сан Саныча.
Зинаида кинулась к любимому, улыбаясь сквозь слезы:
— Саша! Сашенька! Живой! Ты жив, жив, милый мой, хороший…
Сан Саныч неловко обнял Зинаиду:
— Ну, чего ты, чего голосишь-то, — стал он ее успокаивать. — Все же нормально. Все же хорошо.
Зинаида перестала плакать, осмотрела Сан Саныча и без перехода строго сказала:
— Хорошо, значит? Ну, я тебе дам, гад! Как ты мог меня обмануть, негодяй! На рыбалку он пошел! Я сейчас тебе покажу рыбалку!
Зинаида хотела было всыпать Сан Санычу по первое число, но он застонал, неудачно двинув ногой, и она снова бросилась к нему:
— Что, сильно болит? Скорее врача, он же ранен! — потребовала она. Но и без криков Зинаиды к Сан Санычу уже спешил врач. Операция была завершена. Машины увозили всех участников событий подальше от мрачных катакомб.
Самойлову разрешили поговорить с Ириной. И хотя комната свиданий в милиции не самое подходящее для задушевных разговоров место, такой разговор между ними все-таки состоялся.
Сначала Самойлов был скован и озабочен.
— Здравствуй, Ира, — сказал он и замолчал.
— У меня только что была Полина, — сообщила Ирина.
— Я знаю, мы с ней встретились в коридоре.
— А то я думаю — что-то вы, Самойловы, ко мне зачастили. Это она попросила тебя ко мне прийти, да? — догадалась Ирина.
— Что ты! Я сам…
— Ты не умеешь врать, Самойлов, — устало заметила Ирина.
Самойлов отвел глаза:
— Я пришел сказать, что не оставлю тебя в беде. Ирина, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
— Гуманитарная миссия? — усмехнулась Ирина. — Уволь, я в этом не нуждаюсь.
— Почему ты так говоришь? Я же искренне…
— Тогда ответь — зачем тебе все это, Боря? Ведь ты же меня не любишь. Зачем тебе участвовать в моих проблемах? Я их заслужила. А ты — любишь Полину, так и оставайся с ней. Может, все еще изменится и у тебя когда-нибудь появится шанс ее вернуть.
— Да, Ира, это правда, я тебя не люблю. Но так получилось, что ты — единственный человек, который ко мне хорошо относится. Который любит меня.
— Да, я люблю тебя… С самой юности… Но…
— Вот видишь! А Полина за всю жизнь ни разу мне этого не сказала. Ни разу! — Самойлов посуровел.
— Ты прекрасно знаешь, почему.
— Да, я всегда знал, что она меня не любила. Но мне казалось, что я смогу заслужить ее любовь. Я жил для нее, она была для меня всем! Однако все оказалось тщетным.
— Ты хочешь сказать, что любовь нельзя заслужить? — подсказала ему Ирина.
— Нельзя. Уважение, привязанность, дружбу, верность, даже преданность — можно. Но не любовь.
— А это не одно и то же?
— Увы… Всю жизнь с Полиной я должен был ей доказывать, какой я хороший, доказывать, как сильно ее люблю, все время, каждую секунду что-то доказывать! Если бы ты знала, как это тяжело! В конце концов я стал мелочным, подозрительным, ревнивым. И в результате случилось то, чего я всегда боялся, и то, что должно было произойти рано или поздно, — она ушла от меня. К тому, кого любит.
— Ты считаешь, она не имела на это права? — спросила Ирина.
— Не знаю. Наверное, имела, но от этого не легче. А с тобой я себя чувствую совсем по-другому. Мне очень легко и спокойно — ведь ты любишь меня просто потому, что любишь.
— Да, Боря. Просто люблю. И мне даже ничего не надо от тебя взамен, — подтвердила Ирина.
— Это волшебное чувство, Ира. Это то, чего мне всегда хотелось — чтобы меня любили. Одним словом, у меня ничего больше нет в жизни, кроме тебя. Поэтому я повторяю тебе — я тебя не оставлю. Я обещаю тебе быть рядом — что бы ни случилось.
У Ирины на глазах появились слезы:
— Боря, спасибо тебе. Господи, я уже не надеялась, что когда-нибудь доживу до такой минуты. Я могла только мечтать о таких словах и не верила, что это возможно. И вот свершилось — но в тот момент, когда все кончено! Какая ирония судьбы…
— Я верю, что мы еще будем счастливы.
— Нет, Боря. Ничего уже не получится. Моя судьба предрешена — меня ждет очень долгое тюремное заключение, и если я доживу до его окончания, то буду уже глубокой старухой, насквозь больной и уродливой.
Никто не знает, что нас ждет завтра, поэтому твои предсказания нелепы, я не желаю их слушать. Но если ты действительно меня любишь, я буду с тобой рядом, где бы ты ни была! — Самойлов уже предвидел, как можно бороться за Ирину, защищать ее.
— Нет, Боря, я люблю тебя и поэтому не могу принять от тебя такой жертвы. Я ее не заслуживаю! — отказалась Ирина.
— Это не жертва, это единственный выход… если я хочу снова почувствовать себя человеком.
— А ты не пожалеешь о своих словах? Ведь ты говорил, что никогда не сможешь жить с нелюбимой? Так, как жила с тобой Полина…
— Это разные вещи, Ира… Теперь рядом со мной будет, женщина, которая меня любит!
— Но ты, Боря! Ты меня не любишь! — это было для Ирины самым страшным.
— А кто знает, может, я смогу тебя полюбить? — тихо заметил Самойлов.
Буравин сидел в келье у Полины, и ему совершенно не хотелось уходить. Полина все еще была под впечатлением от встречи с сестрой и была молчалива. Буравин не настаивал на разговоре, он взял рукопись, лежавшую на столе, и увлекся ею. Наконец он спросил:
— Это твоя монография?
— Да, но она пока не закончена. Остались последние штрихи, уточнения, — кивнула Полина.
— Послушай, мне было очень интересно — я даже зачитался. Так ярко, образно описана жизнь людей, исчезнувших много веков назад, что их легко себе представляешь, будто они до сих пор живут где-то здесь, — восторженно отозвался о монографии Буравин. — Я почему-то совсем иначе представлял себе твою работу.
Полина, очнувшись от грустных мыслей, удивленно посмотрела на него:
— А как ты ее представлял?
— Мне она казалась сухой, пыльной, академичной… очень далекой от понимания обычного человека, — признался Виктор.
Полина улыбнулась:
— Поверь, Витя, этого тоже хватает. Но я рада, что тебе понравилась моя работа.
— Что-то по тебе этого не скажешь. — Буравин отметил, что Полина печальна.
— Я только что была у Иры. И поняла, что совсем не знала свою сестру! Бедная девочка, она мне сказала, что я поломала ей жизнь! Это меня потрясло — она действительно так считает.
Буравин утешающе сказал:
— Не бери в голову, дорогая. Ирина взрослый человек, глупо обвинять кого-то в своих неудачах. Каждый строит свою жизнь сам — это закон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45