— Все, что ты говоришь, — из области домыслов. Мне нужны факты, подкрепленные доказательствами.
— Так помоги мне их найти! — попросил Буравин. — Это же твоя работа! Борис меня ограбил. Я прошу тебя об одном: помоги официально доказать, что он сделал все незаконным путем!
* * *
Маша все еще работала в салоне у Риммы, но она уже очень устала и хотела одного — отдохнуть.
— Ну что, я зову следующего пациента? — спросила ее Римма.
— Нет, Римма. Давайте закончим прием, у меня совсем нет сил.
— Там, на улице, еще тьма народа. Прими их, что тебе стоит? — настаивала Римма. — Ты же ведь не лечишь их по-настоящему, энергию не тратишь.
— Обманывать я тоже больше не могу, — упрямо сказала Маша.
— А зачем ты включаешь эмоции? Главное — результат. Люди выходят довольные, с радостью платят, записываются на следующий прием.
— Я сказала, на сегодня хватит, — твердо произнесла Маша.
— Но что я им скажу? — возмутилась Римма.
— Решайте сами. Дайте мне мои деньги за сегодня и вызовите, пожалуйста, такси. Я поеду домой.
Римма неохотно выдала Маше деньги и отпустила ее. Маша еле доехала до дома, так ей было плохо. Зинаида, увидев ее, всплеснула руками:
— Машенька, что с тобой, почему такая бледная? Что ты стоишь? Садись, поешь. Я обед приготовила.
Маша достала деньги и равнодушно протянула их Зинаиде:
— Не хочется, бабушка. Вот, возьми.
— Господи, как много…Что же ты делаешь в этом салоне, если такие огромные деньги приносишь?
Маша молчала.
— Может, хоть чаю попьешь?
— Спасибо. Я ничего не хочу.
— Много народа у тебя сегодня было? Да? Ты бы сказала Римме, что плохо себя чувствуешь. Пусть не заставляет тебя так много работать!
Маша поднялась к себе и без сил упала на кровать.
* * *
В чем в чем, а в уме Буравину отказать было невозможно. Он предполагал уже, как именно Самойлов мог совершить подлог, поэтому отправился в офис, чтобы поговорить с Людочкой.
— Добрый день, Людочка.
— Виктор Гаврилович, вы? — удивилась секретарша. — Здравствуйте…
— Не ожидала меня здесь увидеть? — предположил Буравин, внимательно приглядываясь к Людочке.
— Честно говоря, нет. Вы вроде бы с Борисом Алексеевичем разделились…
— Да, разделились. Но некоторые дела остались. Потому я и пришел.
— А Бориса Алексеевича еще нет, — сообщила Людочка.
— И очень хорошо. Я пришел не к Самойлову, Людочка. А к тебе.
— Ко мне? — Людочка то ли испугалась, то ли растерялась немного. — А… по какому вопросу?
— По очень важному для меня. Нам с тобой пора серьезно поговорить. Объясни, пожалуйста, откуда у Самойлова появилась моя генеральная доверенность? И как на ней оказалась моя подпись?
— Виктор Гаврилович, я ничего не знаю про вашу подпись и вообще про генеральную доверенность! С чего вы взяли, что я могу вам что-то рассказать? — Людочка уже взяла себя в руки.
— Во всей этой афере чувствуется женское коварство. Я уверен: без твоей помощи Борис не смог бы сделать то, что сделал, — объяснил Буравин.
— Вы обвиняете меня в подлоге?
— Скажем так: ты помогала любимому человеку. — Буравин хорошо понимал, почему именно Людочка могла такое сделать.
— Я ничего такого не делала!
— А я тебя ни в чем не обвиняю. Ради любви люди идут на что угодно. Мне просто обидно за тебя. Ты решилась участвовать в подлоге ради Бориса. Но, к сожалению, он не тот человек, который оценит твой поступок. Если ты думаешь, что с тобой он поступит честнее, чем со мной, ты ошибаешься. Борис использует тебя и бросит.
— Перестаньте! Я не хочу больше ничего слышать! Я ничего не знаю! — Людочка сильно нервничала.
— Я все равно докопаюсь до правды, — спокойно сказал Буравин.
— Докапывайтесь! Только не здесь. Вам нельзя здесь находиться, уходите, оставьте меня в покое.
— Ладно. Я уйду. Но если ты все же захочешь мне что-то рассказать, я сумею это оценить. Поверь.
Буравин ушел, а Людочка даже расплакалась после пережитого напряжения. Когда она уже приводила себя в порядок, пришел Самойлов.
— Что случилось, Людочка? Кто тебя обидел? — поинтересовался он.
— Буравин… — ответила Людочка, и у нее на глазах снова появились слезы.
— Он был здесь? Что он тебе сказал? — нахмурился Самойлов.
— Он заходил буквально перед вами, стал задавать мне неприятные вопросы. О той доверенности…
— Вот подлец! Он никакого права не имел сюда приходить и допрашивать тебя! Бедная девочка… Зачем ты с ним говорила? Нужно было сразу его выгнать! — Самойлов обозлился.
— Я не ожидала… И растерялась.
— Он еще ответит за это. Я с ним разберусь. Не плачь.
Людочка кивнула.
— И ты… ничего Буравину не рассказала? — осторожно спросил Самойлов о главном.
— Нет. Хотя он убеждал меня, что все знает.
— Молодец. Ты поступила правильно, — похвалил Людочку Самойлов.
— Все, что я делаю, — это только ради вас, Борис Алексеевич, — заверила Людочка.
— Я не слепой, я все понимаю и ценю твое отношение.
— Вы и дальше всегда можете на меня рассчитывать, — тихо сказала Людочка.
— Как редко в наше время встречаются преданные женщины, — улыбнулся Самойлов, — умеющие к тому же держать язык за зубами. Мне очень повезло с тобой. Я никогда не забуду такой неоценимой услуги, Людочка. И, увидишь, буду очень благодарным. Как только появится такая возможность.
— Для меня — счастье быть рядом с вами, Борис Алексеевич. Больше мне ничего не нужно.
— Я польщен. Но мне кроме красивой и умной девушки нужна в офисе деловитая и исполнительная секретарша. Ты как, готова поработать? Дел сегодня полно.
— Конечно, готова, — улыбнулась Людочка. — Извините, что я так раскисла…
— Ничего. Все в порядке. В следующий раз, если Буравин надумает снова сюда заявиться, сразу же вызывай охрану. А сейчас узнай, пожалуйста, когда корабль зайдет в порт. Я пойду к себе. Да, и дозвонись, пожалуйста, в больницу, узнай, как там Алексей. И сразу же сообщи мне.
И Самойлов ушел к себе в кабинет.
* * *
Алеша не только пришел в себя, но и заговорил.
— Щиплет немного, — сказал он, когда ему делали укол. — А маму ко мне пустят?
— Это как Павел Федорович решит, — ответила медсестра, делавшая ему укол.
Но маме уже разрешили побыть с Алешей.
— Как ты, сынок? — спросила Полина.
— Ужасно, мам. Я опять в этой больнице…
— Ты помнишь, что с тобой произошло?
— Помню… Честно говоря, когда падал, подумал: это все, конец.
— У тебя что-нибудь болит?
— Болит. Даже не могу понять, что конкретно. Кажется, все тело. Мам, я домой хочу. Видеть не могу эту больницу.
— Конечно, Лешенька. Ты обязательно выздоровеешь, и все будет, как прежде. — Полина была рада, что говорит с сыном.
Катю и Костю в палату не пустили, и они остались в коридоре вдвоем.
— А почему мне нельзя к Леше? Я тоже ему не чужой человек! — возмущалась Катя.
— Конечно! Ты сюда надолго собралась. Халатик вон и тапочки прихватила. Все как надо, — с издевкой сказал Костя.
— Перестань паясничать, — обиделась Катя.
— А ты перестань строить из себя декабристку. Что я, тебя не знаю?
— Да что такого ты знаешь?
— Например, что ты никогда не пожертвуешь своим благополучием ради инвалида. Даже если этот инвалид — Леша.
— Ничего ты обо мне не знаешь. Пожертвовала бы. Если бы в этом был смысл, — хмуро ответила Катя. — Ты слышал, он не меня звал. Он звал эту Машу!
— Точно. Я слышал. Ты поняла намек?
— Я не нужна ему, — с тоской призналась Катя.
— Вот и я о том же. И в палату тебя не пускают. Думаю, Кать, тебе ловить здесь нечего.
Но Кате не нравился Костин тон, она очень серьезно все воспринимала! Да, она не нужна. Это так. Катя понурила голову и молча пошла по коридору к выходу.
* * *
Жора собирал вещи перед дальней дорогой. Он уже почти все уложил, когда в каморку пришел отец.
— Все собрал? — спросил отец.
— Почти. Не хочу ничего забыть. Чтобы никогда сюда не возвращаться.
— Правильно, — похвалил отец. — Назад нам пути не будет. Наверное, уже не терпится уехать?
— Конечно. Но, честно говоря, и страшно немного: как у нас там все сложится?
— Гораздо лучше, чем здесь. Обещаю. Не веришь? А хочешь сам убедиться?
— Как это? — спросил Жора.
— Сынок, не ты ли всегда хотел увидеть мои сокровища?
— Ты же запретил мне даже думать о них.
— Пойдем, я покажу тебе, где они лежат, — предложил смотритель.
— Опять подшучиваешь надо мной?
— Идем-идем, я не шучу. Пришло время.
Катакомбы были не самым приятным для Жоры местом. Он чувствовал страх и тревогу, пробираясь по этим закоулкам.
— Батя, нам долго еще идти?
— А ты куда-то торопишься? — буркнул смотритель, не оборачиваясь и не останавливаясь.
— Да нет… Просто интересуюсь…
— Когда нужно, тогда и придем. Что, жутковато?
— Да я просто не ориентируюсь тут ни фига. Не люблю идти, не зная куда.
— Не бойся, не заблудимся, — успокоил его отец. — Все. Пришли. Вот он, мой сундучок.
— Слушай, ты что, опять его сюда поставил? На то же мест? — удивился Жора.
— Да. Его место — только здесь.
— Так близко от выхода, не перепрятал? Бать, ну ты даешь! А если бы его нашли?
— Кто, ты? Да ты бы в жизни его не нашел. Тебе разве пришло бы в голову искать его второй раз на том же самом месте? А теперь скажи, разве я был не прав, что прятал его от вас с Толяном? Ты бы точно все в момент растратил, разбросал по мелочи.
— Я не идиот. Я бы подумал про будущее.
— А если бы не подумал? Я рисковать не люблю… И на черный день всегда откладываю.
— Ты к нему готовился, вот он и наступил… — печально заметил Жора.
— Но с таким добром его же легче переживать. А, сын?
— Легче, — согласился Жора.
— Подставляй спину.
— Так он тяжелый!
— Жить захочешь — донесешь.
* * *
Толик пришел к Маше с важным для него разговором. Его встретила расстроенная Зинаида.
— Добрый день, Зинаида Степановна. А Маша дома? — с замиранием сердца спросил Толик. Ему очень хотелось, чтобы Маша была сейчас дома.
— Да, Маша недавно пришла с работы.
— Она у себя? Можно к ней?
— Знаешь, Толик, она пришла сама не своя от усталости. Даже со мной разговаривать не стала, ушла в комнату. Наверное, легла поспать.
— Разрешите, я к ней загляну? — робко попросил Толик. — Если она спит, будить не буду, а если нет… Мне очень нужно с ней поговорить.
— Ладно, зайди тихонько. Толик, ты поговори с ней о работе. Чтобы она так не выкладывалась. Может, она тебя послушает. Скажи, что ее силы нужны ей самой. Нельзя все отдавать другим. А если не может равномерно усилия распределять, пусть уходит с этой работы. Не нужны нам такие деньги. Нам нужна она сама, здоровая и веселая.
Толик кивнул. Он заглянул к Маше в комнату и спросил:
— Привет, Маш. Не спишь?
— Толик? Привет, проходи, — откликнулась Маша.
— Что с тобой? Плохо себя чувствуешь? — спросил Толик, присаживаясь рядом с кроватью на стул.
— Просто устала.
— На работе? Зачем ты так выкладываешься? Так и заболеть недолго… а нам ты нужна здоровая и веселая, — Толик честно выполнял просьбу бабы Зины.
— Это бабушка попросила тебя со мной поговорить? Узнаю ее слова, — улыбнулась Маша.
— Честно говоря, да. Но мне тоже не нравится, что ты так устаешь.
— Ничего. Я отдохну, и все будет в порядке. У тебя как дела?
— Помнишь, мы говорили о путешествиях? О том, что ты тоже хочешь посмотреть мир. Так вот: я скоро уезжаю…
— Правда? Надолго? Куда?
— Пока точно не знаю. Но, похоже, навсегда.
— Навсегда? Почему?
— Не могу пока сказать… Я уезжаю завтра, но скоро обязательно вернусь и увезу тебя с собой. Там мы будем счастливы, у тебя будет все, что ты захочешь. И тебе совсем не придется работать. Ты будешь меня ждать?
— Толик, спасибо большое. Но… я не могу принять твое предложение, — отказалась Маша.
— Но почему? Ты ведь говорила, что тоже хочешь посмотреть мир!
— Но ты же мне другое предлагаешь?
— Да. Я предлагаю тебе быть со мной. Всегда.
— Поэтому я и не могу с тобой никуда поехать. Толик, я не твоя судьба, не твоя суженая.
— Почему ты так в этом уверена?
— Я знаю.
— Откуда? Давай хотя бы попробуем, может, ты поймешь, что не права. А если не понравится, ты всегда сможешь отказаться.
— Но я… я не люблю тебя, Толик.
— Зато я тебя очень люблю! — горячо сказал Толик. — Любил и буду любить всегда! Моей любви хватит на нас обоих.
— Толик, когда ты встретишь девушку своей жизни, ты поймешь, что твои чувства ко мне — это не любовь, а просто симпатия. Любовь может быть только взаимной. Мы с тобой просто хорошие друзья. И навсегда ими останемся.
— Маша, я пришел позвать тебя с собой, потому что я не представляю, как я буду жить без тебя, — обреченно сказал Толик.
— Толик, я понимаю, что для тебя это много значит… Но я уже дала тебе ответ…
— Да, я слышал. Я скоро уеду и больше никогда тебя не увижу… От этого мне очень больно.
— Но если ты действительно не хочешь ехать, останься! — посоветовала Маша.
— Я не могу…
— Почему? Скажи.
— Есть одна очень большая проблема. Очень. Я не хозяин сам себе. У меня есть отец, брат. Я еду вместе с ними. Они меня никогда не отпустят.
„ — То есть ты уезжаешь не по своей воле? Это они так хотят?
— Да, — вздохнул Толик.
— Но ты же самостоятельный человек. Ты вправе сам принимать решения!
— С одной стороны, вроде так…
— Скажи им об этом.
— Нет. Надо ехать. Ты даже представить себе не можешь, насколько тесно мы связаны. Я не хочу… Но я должен… мне придется… На это есть причины, Маша! Есть…
— Ты говоришь так, как будто за твоими словами скрывается что-то ужасное. — Маша вдруг стала ощущать тревогу.
— Что ужасное?
— Как будто ты скрываешь какую-то страшную тайну.
— Да, так и есть, — признался Толик.
— Ты не хочешь мне рассказать об этом?
— Не могу. Но мой отец и мой брат никогда меня не отпустят. Я должен ехать с ними. Дело даже не совсем в них… Дело во мне. Я и сам не могу больше оставаться в этом городе… Я очень виноват… Очень! И никогда не смогу этого искупить!
— Перед кем ты виноват, Толик?
— Перед тобой… И перед Лешей.
— Я ничего не понимаю. Ты меня совсем запутал. Почему ты считаешь, что виноват перед нами?
— Это очень тяжелый вопрос, Маша… Я виноват… виноват… потому что… я…
— Не волнуйся, Толик. Я выслушаю тебя. Говори, — попросила Маша.
— Наверное, оттого что я очень часто поступал… плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45