– Вы просто прирожденный детектив, Энн Салливан. Нам лучше выехать завтра утром. Я заеду за вами в девять – вы успеете собраться?
– Конечно, я привыкла вставать рано, только… могу я взять с собой Глостера? Мне не с кем его оставить.
– Глостер непременно отправится с нами, – ответил Ричард, глядя ей в глаза, – Ничего другого я и представить себе не мог. А теперь и в самом деле пора перекусить. Здесь внизу есть неплохая болгарская закусочная. Как вы относитесь к болгарской кухне, Энн?
Ночью Энн не спала и ворочалась, мешая Глостеру, который то и дело просыпался и с сонным упреком смотрел на хозяйку. За обедом Ричард разбирал их предполагаемый маршрут, прикидывал, за какое время удастся достичь Уэльса, а Энн молчала и слушала. Ее охватило странное чувство. Она вдруг поняла, что больше всего на свете хочет поехать с этим человеком – в Уэльс или куда угодно. Он вселял в нее чувство уверенности, безопасности и, одновременно, тревоги.
Позднее, когда Энн вернулась домой, эта тревога усилилась. Она поняла, что, если бы Ричард отказался взять ее с собой, она испытала бы глубокое разочарование. Но что это значит – ей просто не хочется больше сидеть одной в квартире, она испытывает потребность в новых впечатлениях? Или же все дело именно в Ричарде Хоупе?
Вечер прошел в сборах. Ричард сказал, что поездка может продлиться до самого Рождества. Энн достала из глубин шкафа спортивную клетчатую сумку на длинном ремне, положила туда белье и ночную рубашку. Ехать она решила в своих любимых коричневых брюках и шоколадно-коричневом свитере с высоким воротом. Немного подумав, она положила в сумку также новый кашемировый джемпер цвета розовых камелий, который ей подарила миссис Катерленд, и черные бархатные брюки…
Только когда Энн легла в постель и погасила свет, в ее голове оформился вопрос – а зачем Ричард берет ее с собой? Ответ, который сам собой выкристаллизовался в сознании, заставил ее порывисто сесть и откинуть одеяло.
Просто она бессовестно ему навязалась… Краска прилила к ее щекам. А чего бы ты хотела, спросила она себя строго?
Она снова легла, натянула одеяло до подбородка. Лицо Ричарда Хоупа отчетливо встало перед ней. Он красив, обаятелен, добр. Зачем ему она – серая неприметная мышка? В него, наверное, влюблялись десятки женщин. Он бесконечно далек от ее привычного образа жизни, от ее книг, тихой музыки вечерами… Она ему не нужна и не интересна.
В Энн всколыхнулась гордость. Она, которая обычно жалела людей, но ждала, что пожалеют и ее, поняла, что от Ричарда ей не нужна жалость. Надо поскорее выбросить из головы всякие глупости, несбыточные надежды. Она не может интересовать его, это ясно. Простые деловые отношения – вот и все, что может их связывать. И завтра – никакой косметики, никакого кокетства. Она синий чулок, и останется такой. Где можно, она будет стараться быть полезной. Она едет только в качестве его секретаря и ни на минуту не забудет об этом.
7
Утром Энн проснулась от звонка будильника и тут вспомнила, что на Рождество обещала приехать тетя Мириам. Приезд тети начисто вылетел из головы Энн. Что, если она не успеет вернуться?
Она взяла листок бумаги и, присев к столу со швейной машинкой, сдвинув в сторону лоскутки, написала своим крупным аккуратным почерком:
«Дорогая тетя Мириам, если вы не застанете меня дома, будьте полноправной хозяйкой. Мне понадобилось уехать из Лондона на некоторое время, но я скоро вернусь. Ваша Энн».
Герцог Глостер в предчувствии чего-то необычного метался по квартире. Энн надела на него красную попонку, в которой обычно выводила гулять своего питомца в холодную погоду, взглянула на себя в зеркало. Вид именно такой, как надо: ни грамма косметики, бледное лицо, прямые скучные волосы, однотонная одежда, ни одного яркого живого пятна…
До девяти оставался еще час. Слишком рано она поднялась. Энн прошлась по комнатам, вошла в кабинет папы. Он улыбнулся ей с фотографии нежно и весело. Энн взяла фотографию, прижала ее к губам и прошептала:
– Благослови меня, папочка! Посоветуй, как мне вести себя правильно. Кажется, я совсем ничего не понимаю. А тебе – понравился Ричард?
У нее на секунду мелькнула мысль закрыть святилище – папин кабинет – на ключ. Но это смертельно обидит тетю Мириам… Энн вернулась в свою комнату, Глостер не отставал от нее ни на шаг.
– Мы едем, едем вместе, – обратилась к нему Энн в который раз, чтобы успокоить. Она села к туалетному столику и в нерешительности открыла косметичку, не отрывая глаз от своего отражения. Брови, разлетающиеся к вискам словно ласточкины крылья, – хорошей, правильной формы, а ресницы длинные, но светловаты – не черные, а каштановые. Она задумчиво коснулась их кисточкой с тушью.
Вот так, чуть-чуть. Они сразу стали казаться еще длиннее. Эти круглые, слишком детские щеки можно слегка затушевать тональным кремом. Губы вечно бледные. Она провела по ним розовой помадой. Потом осторожным движением коснулась пуховкой лба и носа. Глостер с любопытством наблюдал за хозяйкой, склонив голову набок.
Тут резко зазвонил телефон. Энн вскочила, схватила трубку и услышала спокойный голос:
– Энн? Доброе утро. Я у вашего подъезда. Если вы еще не успели собраться, не спешите.
– Нет, я готова. Сейчас мы с Глостером спустимся, – сказала она, задерживая дыхание.
Она быстро натянула в прихожей вместо привычной куртки приталенный жакет из искусственного леопарда – Энн никогда не носила натуральные меха, не могла представить, чтобы ради нее загубили несколько прелестных невинных зверьков. На шею она надела папин шарф из черной пушистой шерсти. Теперь теплые ботинки – в самый раз подойдут для долгого путешествия. Перекинула через плечо ремешок сумки. Подхватив Глостера на руки, она вышла, заперла квартиру на ключ, спустилась вниз и позвонила в дверь миссис Хьюстон.
Миссис Хьюстон открыла после некоторого промедления. Она была подпоясана фартуком в голубую клетку, из открытой двери на Энн повеяло аппетитным запахом жареного бекона.
– Доброе утро, миссис Хьюстон. Простите за то, что я вас беспокою, но у меня к вам огромная просьба. Я уезжаю на некоторое время. Можно оставить у вас ключ? Дело в том, что ко мне собиралась приехать моя тетя, Мириам Паркинсон, и, если я задержусь, пускай она хозяйничает. Очень буду вам благодарна.
– Ну какой же тут труд, мисс Энн. Конечно, поезжайте, отдохните, развейтесь. Я непременно исполню вашу просьбу. Миссис Паркинсон, вы говорите?
– Мисс Паркинсон. – Энн внезапно подалась вперед и поцеловала пожилую женщину в теплую круглую щеку. – Вы – самая добрая из всех, кого я знаю, миссис Хьюстон.
– Благослови вас Бог, деточка, будьте осторожны! – прокричала ей вслед миссис Хьюстон.
На улице в лицо Энн дунул холодный ветер. Ричард стоял возле машины, одетый в куртку и черные джинсы. Его обычно гладко причесанные волосы растрепались, и Энн снова подумала, что так он похож на мальчишку, что делает его необычайно милым. Но тут же сурово одернула себя. Это всего лишь ее шеф, не надо забывать об этом. Неужели у нее совсем нет силы воли, ведь она приняла вчера твердое решение. В эту же секунду она вспомнила, что также принимала решение не краситься, и залилась румянцем.
Он шагнул ей навстречу, и она увидела, как в его глазах вспыхнули искры, словно в тлеющем костре.
– Вы выглядите великолепно, – сказал он, забирая у нее сумку, чтобы поставить на заднее сиденье.
– Спасибо, – пробормотала Энн в ответ на комплимент, как учила ее няня в глубоком детстве. Она устроилась на переднем сиденье с Глостером на коленях, который несколько настороженно заворчал на Ричарда, но, видимо, скорее для вида, потому что быстро успокоился. Он просто напоминал своей хозяйке, что в любом случае сумеет постоять за нее и что она может не беспокоиться – он, Глостер, всегда начеку.
Ричард покрутил колесико приемника, потом вопросительно взглянул на Энн.
– Если хотите, можно поставить музыку. Что вы предпочитаете?
– Люблю Шопена и Моцарта, а особенно «Маленькую ночную серенаду», – сказала Энн.
Ричард и не сомневался, что она любит классику. Он и сам, путешествуя в одиночку, когда никто не требовал современных ритмов, ставил кассету с мелодиями Гайдна, Моцарта, Грига. Особенно нравилось ему ехать под мелодию «Пещеры горного короля» Грига.
– Одну минуту.
Он нашел нужную кассету, и в автомобильном салоне зазвучали чарующие звуки. Энн блаженно откинулась на спинку сиденья. Слушая эту вещь, она забывала обо всем на свете.
Ранним зимним утром машина мчалась по дороге под звуки любимой музыки, унося Энн вперед. Когда они выехали за город, Ричард прибавил скорость, и Энн испытала чувство полета. Ей показалось, что она всю жизнь могла бы нестись по шоссе в неизвестность, чувствуя под ладонью шелковистую шерстку Глостера и ощущая рядом присутствие надежного мужчины… такого, как Ричард Хоуп. Нет, самого Ричарда Хоупа!
Она испуганно встрепенулась. Ни в коем случае не дать ему почувствовать, какие эмоции она испытывает. Близится Рождество, время чудес, эта поездка с Ричардом будет подарком, который она подарила сама себе. Она совершит это путешествие, а что будет потом… пока лучше не думать.
И Ричард тоже испытывал небывалые ощущения, сидя рядом с этой маленькой хрупкой девушкой. Прежде всего он чувствовал себя абсолютно естественно. Не надо было казаться умнее, интереснее, занимать ее увлекательной беседой. Они молчали, и их это не тяготило. Он смотрел вперед, но внутренним зрением продолжал каждую секунду видеть ее нежное лицо, ее полные изящества движения. Если бы не дорога, он мог бы сколько угодно смотреть, как она поправляет волосы, теребит шерстку Глостера маленькими пальчиками, достает из сумки платок и вытирает носик. Каждое ее движение казалось ему чудной симфонией.
А ее негромкий, неожиданно глубокий для такой маленькой женщины голос звучал в его ушах слаще моцартовской серенады. Его переполняла нежность, хотелось припасть губами к этой маленькой ручке, долго не выпускать ее из своей, вдыхать чистый запах кожи, волос…
Он влюбился? Ему уже не раз казалось, что пришла любовь, но чувство к Энн не было похоже ни на что, как не была ни на кого похожа она сама. Доверчивая, трогательная, пылкая. Но зачем он ей – неудачник, фантазер. Ей нужен настоящий мужчина, надежная опора в жизни, а не он – переживающий глубокий кризис, неудовлетворенный собой.
Но она сама захотела поехать с ним, следовательно, его общество не так уж ей неприятно?
– Не хотите ли сесть за руль, Энн? – спросил он после того, как музыка смолкла. Некоторые из его знакомых, особенно Сара, всегда предпочитали вести машину сами.
– Нет-нет, – испуганно отказалась Энн, – лучше вы сами. – И, помолчав, добавила: – Я садилась за руль только в Египте, где дорога пустынная, а в Лондоне всегда машину вел папа.
– Да, в городе от вождения получаешь мало удовольствия, – согласился Ричард. – Не слишком увлекательно простаивать в пробках. Но за городом другое дело. Особенно если едешь по узкому шоссе среди холмов. Охватывает иногда странное чувство – словно ты между небом и землей.
– Я чувствовала это в Египте, – кивнула Энн. – Кругом только небо и пустыня. Мне очень нравится, когда вокруг много неба, но только здесь, в Англии. В Египте небо подавляло. Там оно совсем другое – плотное, густое, осязаемое. Наше – невесомое, просторное, высокое…
Сказав это, она удивилась, что не постеснялась поделиться сокровенными впечатлениями с кем-то еще, кроме папы.
– Вам повезло, Энн. Вы уже так много путешествовали. Пустыни, раскопки, экзотика Востока…
– Я поняла, что Восток меня не так уж привлекает, – сказала Энн. – Главное, что там я была с папой. А Англию, к своему стыду, я знаю не очень хорошо. Хотелось бы побольше поездить по собственной стране.
Автомобиль летел по убегавшей вдаль дороге. Ричард ловил себя на мысли, что молчание нисколько его не тяготит. Энн обладала чудесным даром – с ней было легко молчать вдвоем. Она не отличалась склонностью к пустой болтовне и не претендовала на то, чтобы ее развлекали. Ричард чувствовал, что она не сомневается в его порядочности. Ей даже не приходит в голову, что во время совместного путешествия в автомобиле с его стороны возможны посягательства. Подобная невинность должна была бы отпугнуть его, но этого не происходило. Ее чистота влекла и дразнила сильнее, чем искушенность.
Приближалось время ланча. Ричард затормозил у мотеля, но оказалось, что туда не пускают с собаками. Не став спорить, они проехали дальше и остановились в ближайшей деревне у паба под названием «Заяц и пень». Энн, все еще возмущенная тем, что запрет распространяется даже на такого крошку, которого она не спускает с колен, села на деревянный стул.
– Мне какой-нибудь салат и чашку кофе, – попросила она. – Для Глостера я взяла собачьих галет.
– Может быть, еще сок? Или коктейль?
– Спасибо, лучше сок. Томатный.
Ему хотелось закурить, но он вдруг подумал, что она, наверное, не любит сигаретного дыма, и, уже сунув было руку в карман за пачкой сигарет, замялся. Энн, казалось, этого не заметила, но через несколько минут сказала, подняв на него светло-карие глаза:
– Странно, что вы не курите. Мне почему-то кажется, что вы должны курить.
– Я в самом деле курю. Вы не возражаете?
– Ну конечно нет. Курите, пожалуйста.
Она сняла леопардовый жакет и повесила его на спинку стула, и Ричард впервые обратил внимание, что она не так худа, как ему показалось вначале. До сих пор он видел ее в толстых свитерах, скрывавших фигуру. Сейчас шоколадно-коричневый джемпер плотно облегал ее тело, и он подумал, что грудь ее для такой миниатюрной девушки достаточно велика.
Он незаметно перевел дыхание и глубоко затянулся, любуясь тем, как изящно управляется она с ножом и вилкой.
– Я позвоню мисс Дженкинс, – сказал он. – Нет ли известий.
Но никаких известий у мисс Дженкинс не было, и, вернувшись, Ричард сообщил об этом Энн.
– А если мистера Пайка не окажется в Уэльсе, что мы станем делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22