– спросила я. Марджери машинально коснулась волос:– Да. Сегодня утром. Нравится?– Элегантно, – вежливо ответила я. – Вы хорошо выглядите – не то что в прошлый раз.Марджери и впрямь выглядела цветущей и расслабленной; можно было подумать, что смерть Филипа подействовала на нее, как доза успокоительных солей. Губы она накрасила ярко-розовой помадой, по щекам прошлась румянами. Ее глаза блестели, как у здоровой и ухоженной собаки. Я с трудом удержалась, чтобы не проверить, мокрый ли у нее нос.– Мне действительно лучше, – стыдливо призналась она. – Хотя все это, конечно, ужасно. Я никогда не любила работать в неопределенной обстановке. Понимаете, я очень организованна и ненавижу ситуации, где приходится пассивно ждать. Слава богу, выяснилось хотя бы, что случилось с девушкой. И Филип как-никак решился на достойный поступок.– Совершил харакири, – вставила я.Марджери кивнула. Я решила не ставить под сомнение ее уверенность в том, что Ширли Лоуэлл убил именно Филип Кэнтли.– Кроме того, – продолжала она, – я, разумеется, веду активные переговоры с советом театра о новом художественном руководителе. Пока мы не подберем нового, все обязанности на себя возьмет Бен, но, конечно, чем скорее мы уладим этот вопрос, тем лучше будет для всех.– Кроме Бена, – предположила я.– И с Беном попытаемся решить. Думаю, новый худрук мог бы работать с ним так же плодотворно, как и Филип. Для нового человека очень полезно иметь помощника, который знает всю механику этого театра. А в том случае, если он пожелает взять собственного помощника…Она не договорила.– У Бена нет контракта? – догадалась я.– Мы теперь заключаем только краткосрочные. Даже у Филипа был контракт всего на три года. Со всеми остальными театр перезаключает соглашения каждый год. – Марджери пожала плечами. – На дворе девяностые.– А у вас какой контракт? – поддела я ее. Как я и предполагала, она тут же напряглась:– Ну я же администратор. Администраторов нельзя увольнять каждый год. Возникла бы неразбериха. – Она махнула в сторону своей картотеки: – Представьте, что случится, если здесь каждый год будет меняться система.– Глупо, – послушно согласилась я. Умная Марджери, несомненно, составила для себя особый контракт: до конца жизни, все по-взрослому.– «Сон» произвел на нас огромное впечатление, – сказала Марджери. Очевидно, ей хотелось сменить тему. – Бен очень доволен, а сегодня на прогон пришли несколько членов совета. Раньше этим занимался Филип, но… Ваши скульптуры, кстати говоря, превосходны, Сэм.– Спасибо, – сдержанно поблагодарила я. – А как ищут нового художественного руководителя? Не думаю, что вы просто даете объявление в «Гардиан».– О, конечно нет. – Марджери несколько опешила. Она не была лишена чувства юмора, но все, что ей говорилось, воспринимала буквально. Скрытый смысл, неявная ирония проплывали мимо ее ушей и исчезали, пройдя сквозь стену, как на картинах Магритта Рене Магритт (1898 – 1967) – бельгийский художник-сюрреалист.

. – Мы разговариваем с теми, кто мог бы нам подойти, спрашиваем – сначала неформально, – не хотел бы человек поработать с нами. Затем начинаются собеседования. Все должно быть проделано на высшем уровне, а на это требуется время, – печально добавила она. – Но мы обязаны соблюдать все правила.– Верно, – согласилась я. – Ладно, не буду больше вас задерживать. У вас работы по горло.Марджери одарила меня улыбкой и поправила очки.– Работы полно, – призналась она. – Завтра первый просмотр, и я едва успеваю подготовиться.Я махнула ей на прощанье и направилась вниз. В подвале не было ни души, если не считать помощника главного электрика, который смотрел по видео порнуху и чуть не упал со стула, услышав мое дружеское приветствие. Когда работяга пришел в себя – точнее, когда нормализовался цвет его лица, а сам он смог перейти с жалкого писка на человеческий голос, – он сообщил, что База можно найти на колосниках. Я удалилась, прошептав на прощанье сладким голосом:– Желаю приятно провести время. Извини, что ворвалась в самый интересный момент.Бедняга снова покраснел, попытался что-то сказать, но вовремя себя оборвал да так и остался стоять с полуоткрытым ртом. Или не до конца закрытым, если взглянуть с другой стороны. Я, улыбаясь, пошла наверх.Преодолев два лестничных пролета, я пролезла в люк и спустилась по трапу вдоль задней стены театра. Я бы могла срезать путь, поднявшись по лестнице за сценой, но там слишком много народу, а мне не хотелось ни с кем разговаривать. Когда мне оставалось несколько ступенек, кто-то по-хозяйски схватил меня сзади и опустил на пол.– Не могу спокойно смотреть на эти штаны, – радостно объяснил Баз, когда я развернулась. – Приятно видеть тебя в нормальной одежде. – Он прочитал надпись на моей майке и расхохотался. – Эй, ребята, послушайте. – Он повернулся к трем операторам, стоявшим у своих канатов в наушниках: – Угадайте, что написано у Сэм на майке? «Барби – шлюха». Класс!– Тебя спонсирует фан-клуб Синди? – поинтересовался кто-то из рабочих.Я ухмыльнулась:– Как дела, Баз?– Неплохо. Очень даже неплохо. Если не считать кровопролития на сцене.– Это же случайность, – с укоризной сказала я. Я вовсе не вздыхала по Фиалке, но не могла ее не пожалеть, какой бы бессердечной она ни была. Сплетни распространялись в театре, как лесные пожары в августе; скоро начнут поговаривать о том, что ее необходимо изолировать, а то актеры, чего доброго, разыграют сцену ослепления из «Короля Лира».– Да, да, знаю. Я не стал бы ее винить, даже если бы она сделала это специально. Хэзел – скользкая девица. Шныряет, как тень, никто ее не замечает. – Баз задумчиво помолчал. – Хотел было назвать ее тихоней, но это не совсем точно. Она просто… всегда и везде оказывается вовремя, все делает как надо, стоит там, где полагается. Робот. Поневоле начинаешь задумываться.– Но она же отлично играет.– Тем более! – вскинулся Баз. – Здорово, что они будут вместе играть в «Кукольном доме». То-то будет представление.На сцене меняли декорации; стало темнее, актеры заговорили тише. Операторы утащили мои мобили в темноту над нашими головами, где те повисли, как спутники. Я на минуту забылась, задумавшись о своих скульптурах, – и взглянула Сэм на труды свои и увидела, что это хорошо.– Великолепные скульптуры, – тихо сказал Баз.Мы говорили вполголоса; меня всегда удивляло, как хорошо слышно в зале, что происходит за сценой. Я не очень нуждалась в похвалах, но все-таки невольно улыбнулась.Шла репетиция последней сцены. Оберон-Хьюго читал предпоследний монолог.– Вот кто действительно хорош, – сказал Баз. – На него стоит посмотреть.Я уже заметила, что рабочие театра не только тонко понимают игру актеров, но и чувствуют их потенциал. Если хочется узнать, как кто-нибудь играет и каковы его перспективы, спросите мнение главного техника, главного электрика или даже кого-нибудь из рабочих сцены: они перевидали такое количество актеров, что с ходу могут определить, кого ждет успех.– Он ведь будет играть в Национальном, да? – спросил Баз.– Эдмунда в «Короле Лире». И, думаю, еще в паре пьес. Баз кивнул:– У них сезонная работа, да. Сначала парня выберут в «Лир», потом еще несколько режиссеров пригласят в свои постановки. Репертуарный театр, что поделаешь.– Это, наверно, кошмар для администрации, – заметила я. – Марджери была бы в своей стихии.Баз хмыкнул.– Марджери отсюда никуда. Когда помрет, ее вынесут отсюда на носилках. Хоп! – Его лицо расплылось в улыбке. Улыбка База была одной из самых заразительных, что я встречала в жизни. – Похоже, я переборщил. Тел отсюда вынесли уже достаточно. Нет, Марджери в «Кроссе» надолго, как и я. Все-таки человек привязан к месту, согласись.– Она сказала, что совет театра ищет нового худрука.– Да, и лучше бы поскорее его найти. – Баз оперся на перила и серьезно посмотрел на меня. – Знаешь, что я слышал? Они подумывают, не предложить ли это место ММ.– Серьезно? – удивленно воскликнула я. – Но она же никогда не руководила театром.Баз пожал плечами:– А как еще такому научишься? У Филипа – до того как он сюда пришел – тоже не было никакого опыта. Он много играл сам, потом немного ставил, но худруком никогда не работал. Нет, ну кто бы мог подумать, а? Старина Фил – убийца. Просто в голове не укладывается. – Он на мгновение замолчал, словно пытаясь уразуметь произошедшее. – Хотя, конечно, точно ничего не известно. Но это, – он кивнул в сторону сцены, где в тот момент шел эпизод с Пирамом и Фисбой, – абсолютный успех. ММ уже под рукой, а театру срочно нужен новый худрук… Конечно, им хочется подыскать кого-нибудь поизвестнее, и тем не менее.– По-моему, у ММ куча контрактов на руках, – заметила я.– Никогда не знаешь, что будет, – загадочно повторил Баз. – Поставь себя на место худрука. Большинство новых худруков сразу же избавились бы от Бена. Ему очень не повезло, что Филип вот так…– Это я уже слышала, – заметила я.– Но ведь так оно и есть, разве нет? Поработай Филип еще несколько лет, Бен без проблем занял бы его место, а так…– Но у него же не меньше опыта, чем у ММ. Она ведь всего на несколько лет старше.– Она чертовски опытная, эта девчонка. Сразу видно. К тому же ММ – талант. Понимаешь?Мы замолчали, прислушиваясь, как пьеса движется к своему триумфальному финалу. Давайте руку мне на том.Коль мы расстанемся друзьями,В долгу не буду перед вами. Мэри замолчала, занавес опустился.Рассказы База и Марджери заставляли задуматься. Выходит, кто-то ненавидит Бена так сильно, что решил убить Филипа Кэнтли, понимая, в какой неопределенности окажется тогда Бен… Нет, глупости. Столь запутанные гипотезы редко подтверждаются. В конце концов, если кому-то не нравится Бен, почему бы не убить его самого, не прибегая к столь изощренной мести? Глава семнадцатая Я вскарабкалась по трапу, через люк спрыгнула на линолеум, отряхнулась и задумчиво посмотрела на дверь гримерки с табличкой «Мисс Хэзел Даффи. Елена». Поддавшись внезапному порыву, я постучалась.– Войдите, – раздался голос Хэзел.Я приоткрыла дверь, просунула в гримерку голову и сказала почти честно:– Проходила мимо и решила узнать, как ты. Подобно большинству комнат в «Кроссе» гримерка Хэзел была совсем крошечной. В помещениях побольше актеры обычно располагались по двое, а в самой шикарной гримерной, переделанной из двух обычных, поддерживали шаткое перемирие Хьюго и Билл. Хэзел переодевалась в обычной маленькой комнатке, выкрашенной некогда белой, а сейчас пожелтевшей от старости краской, облупившейся в тех местах, где бесчисленные актеры кусочками изоленты или кнопками пришлепывали открытки и фотографии, от которых теперь остались лишь оторванные уголки. В углу стоял маленький электрокамин, весьма ненадежный на вид; вдоль стены тянулась узкая стойка, над которой висели зеркало и лампочка без абажура. Из прочей обстановки имелись вешалка для одежды и два стула. Протертый коврик застрял в двери, когда я закрывала ее за собой.– Уютно, – протянула я, оглядываясь.– На самом деле мне больше и не нужно, – отозвалась как всегда сдержанная Хэзел.Хэзел уже сняла сценический костюм и переоделась в джинсы и рубашку. Сидя перед зеркалом, она салфеткой и детским лосьоном снимала грим. Под зеркалом выстроились пузырьки и баночки недорогой косметики. Не сомневаюсь, что Фиалка пользуется кремом от «Ланком» и самыми нежными и безумно дорогими ватными тампонами.– Глаз не саднит? – спросила я, проявляя чуткость и заботу.– Немного. Потом мазью намажу. Спасибо, что зашла.– Не за что. Мне все равно нечего делать. У вас сейчас начинается самое интересное, а я свою работу уже закончила. – Я старалась говорить максимально убедительно. – Получается неплохо, как ты считаешь?– Я довольна, – ответила Хэзел, встретившись со мной глазами в зеркале.Я не поняла, что она имела в виду – постановку в целом или свою роль. Удалив макияж, она стащила с головы парик и начала расчесывать его аккуратными короткими движениями. Повесив парик на стойку, Хэзел занялась собственными волосами – с ними она была далеко не так заботлива, как с фальшивым хвостом. Очень в ее духе.– Слава богу, по-моему, все эти огорчения не очень повредили пьесе, – отважно рванулась я в атаку. – Если не считать Фиалки, конечно, но ее можно понять. Это ведь она первой обнаружила его. К тому же он был ее любовником.– Фиалка не нарочно, – безмятежно ответила Хэзел. – Она не хотела меня поцарапать, – добавила она, заметив, что первая фраза меня озадачила. Она, как всегда, говорила только о том, что касалось либо ее, либо постановки. – Фиалка просто немного огорчена, ты права. Я не сомневаюсь, впредь она будет осторожнее. Она тоже очень испугалась.– А как тебе вообще все это? – спросила я, решив, что ничего не остается, кроме как спросить прямо. – Ты же была знакома с той девушкой. С Ширли Лоуэлл. Вы даже, кажется, дружили. Помню, ты сама об этом говорила на репетиции.– Да, мы учились в одной театральной школе, когда она пропала, – ответила Хэзел. Голос ее не дрогнул, выражение глаз не изменилось. Запросто обманет любой детектор лжи. – Думаю, мы с ней дружили, – с сомнением добавила она, будто не совсем понимая, что означает слово «дружить».Хэзел собрала волосы в узел и принялась накладывать на лицо и шею детский лосьон. Я следила за ее медленными, аккуратными движениями. Она заботилась о своей внешности с отстраненным вниманием. Ее лицо было лишь одним из инструментов актрисы, требующих постоянного ухода. Прежде я видела не саму Хэзел, а лишь персонаж, в который она перевоплощается. У нее были мышиного цвета волосы, широкий лоб и тонкое лицо – хоть оно и не обладало подвижностью обезьяньей мордашки Мэри, но могло быть очень выразительным. Широко посаженные серые глаза много выиграли бы, если бы Хэзел положила на длинные ресницы несколько слоев туши; но она лишь немного припудрила лицо – чтобы смахнуть блестки, а вовсе не добиваясь какого-то эффекта, – и повернулась ко мне, по всей видимости решив, что с макияжем покончено. Я припомнила Джуди Денч Джуди Денч (р.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40