Сообразив, что это слишком хлипкая защита, она вырвала у Софи вторую руку и тоже поднесла ее к лицу. А после этого пробормотала сквозь пальцы:– Знаю, знаю. Но я думала, что буду осторожной, правда. Филип был таким… дисциплинированным, таким серьезным. Вот чего я не могу понять. Что случилось? Это не может быть несчастным случаем. То есть…Она уронила руки на грудь и уставилась на нас с Софи расширившимися от страха фиалковыми глазами:– Вы думаете…– Давай вернемся чуть-чуть назад, – предложила я своим самым добрым голосом. Мол, мне ты можешь рассказать все, я ведь скульптор. – Фиалка, по каким-то причинам ты потребляла инсулин. Разве инсулин «потребляют»? – задумалась я вслух. – Впрочем, давайте от бесплодных разговоров о терминологии перейдем к более насущному вопросу: Фиалка, какого хрена ты вообще ширялась этой дрянью?– Инсулин не вводят в вену, – чуть ли не радостно воскликнула Фиалка. – Все гораздо проще. Дозы отмерены в маленьких ампулах, которые выписывают диабетикам. Инсулин вводят внутримышечно, это совершенно не больно.– По-моему, мы немного отошли от сценария, – заметила я. – Мне все-таки хотелось бы выяснить причины твоего пристрастия к инсулину. Я уверена, что они у тебя были. Ты не показалась мне человеком с причудами…– Хотела избавиться от лишнего веса! – сказала Фиалка так, будто ничего проще не было. Она оживилась. – Инсулин повышает уровень метаболизма, разрушает углеводы и жиры гораздо быстрее, чем это делает организм, – объяснила она с видом новообращенного сайентолога, вещающего о странных принципах своей организации. – Ты можешь есть все, что нравится, а потом сделать укол. В одной ампуле содержится необходимая доза, поэтому передозировка невозможна.– Если только не вколоть в себя три ампулы подряд, – заметила я, вспомнив об иглах, валявшихся у стола Филипа.– Зачем он это сделал? – простонала Фиалка, возвращаясь из ласкового мира диетических секретов в жестокую реальность. – Я не понимаю…Ее голос звучал неестественно. Я внимательно посмотрела на нее. Осознав, что передозировка входила в планы Кэнтли, Фиалка была искренне потрясена, но не очень удивлена. Видимо, у нее имелись какие-то догадки.– Фиалка, – медленно сказала я, – мне кажется, ты знаешь, почему Филип покончил с собой.– Сэм! – сердито вскрикнула Софи. – Прекрати! Зачем ты на нее давишь?– Так или иначе, правда всплывет наружу, – ответила я. – Полицейские умеют допрашивать. Они все из нее вытянут. Фиалке не мешает попрактиковаться перед встречей с полицией. Кроме того, по-моему, я и так знаю, в чем дело.– Ты уверена, что полиции нужно это знать? – спросила Фиалка, бледнея.Я пожала плечами:– А тебе какая разница? Филип мертв. И ничего не может с тобой сделать. Почему бы тебе не поделиться с нами своими соображениями?Фиалка кивнула. Она была мертвенно-бледна.– В чем дело? – ревниво спросила Софи. Ей не нравилось, что мы с Фиалкой так долго переговариваемся поверх ее головы. – О чем вы?Мы с Фиалкой переглянулись.– Фиалка считает, – просто сказала я. – что Филип Кэнтли убил ту девушку, труп которой мы нашли в погребе. Ширли Лоуэлл.Софи обмерла.– О господи, – прошептала она. – О господи. Ее всю трясло. Похоже, с ней вот-вот случится сердечный приступ. Признаться, я не ожидала такой реакции. Кем в конце концов был для Софи Филип Кэнтли? Она заплакала.– Он мог бы убить тебя! – сказала она сквозь слезы. – Он мог бы и тебя убить! О Фиалка, если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы никогда себе не простила – я бы убила его, если бы он хоть пальцем тебя тронул. О боже, это невозможно, я просто не…Софи вытянула руку и, прежде чем Фиалка успела ее остановить, дернула за шарф на шее актрисы. Шарф сдвинулся – чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы мы увидели синяки над нежной ключицей. Софи забилась в неистовых рыданиях:– Посмотри, что он с тобой сделал, подонок! Если бы он был жив, я бы сама его убила!В дверь постучали. Софи вздрогнула; Фиалка быстро прикрыла шею и вжалась в диван, запрокинув голову, как Грета Гарбо перед расстрелом в «Мате Хари» Фильм американского режиссера Джорджа Фицмориса (1931) о легендарной голландской шпионке Маргарете Гертруде Зелле (1876 – 1917). Ее роль романтически сыграла Грета Гарбо (1905 – 1990).

. Я же вполне обыденным тоном осведомилась:– Кто там?Ведь должен кто-то из нас осмысленно отреагировать на стук.– Хьюго. – В дверь просунулась голова. – Полиция приехала. Они хотят поговорить с Фиалкой, если ей лучше.На то, чтобы справиться с последовавшей бурей чувств, ушло примерно четверть часа.
– То есть ты считаешь, что он покончил с собой? – спросил Хоукинс.– Понятия не имею. Я его почти не знала. Пару раз он рыкнул на меня, когда мы столкнулись в коридоре, – вот на таком уровне мы и общались. Он на всех рычал, не только на меня. В последнее время Филип был очень нервным – после того как нашли тело в погребе. Причем, обрати внимание, никто не понимал почему.– Это лишь гипотеза, – отметил Хоукинс. – Даже несмотря на заявление Фиалки Трэнтер. Черт возьми, говорят, что всякий, кто знакомится с актерами в реальной жизни, разочаровывается. О ней этого не скажешь. Половина нашего участка выстроилась в очередь, чтобы взглянуть на Фиалку.– Ты, полагаю, тоже своего не упустил, – сухо сказала я. – Дело-то ведешь не ты.– Ну, может, разок и посмотрел, – признался Хоукинс. – Маленькая такая.– Трудно заподозрить ее в том, что она задушила человека, – согласилась я. – А вот воткнуть иглу с инсулином в любовника – это раз плюнуть. Филип Кэнтли ведь не оставил записки, так? Я ничего не видела у него на столе.Хоукинс покачал головой:– Они и в его компьютере посмотрели на тот случай, если он там что-нибудь оставил. Сейчас так довольно часто делают. Но ничего не нашли. Филип Кэнтли обедал с агентом, уже проверили. Возможно, за едой они изрядно поддали. Кэнтли мог напиться и, вернувшись в театр, ширнуться… Честно говоря, ничего глупее этой версии я не слыхал. Не хотелось бы мне рассказывать такие истории в суде. Трудно объяснить подобный идиотизм. По одной из гипотез, Кэнтли, решив, что перестарался с обедом, по пьяни подумал, что одного укола будет недостаточно и догнал еще парочкой. Звучит не очень правдоподобно.Я скептически смотрела на него:– Фиалка утверждает, что Филип был очень дисциплинированным. Трудно представить, что он способен на подобную глупость.– Согласен. Значит, либо это самоубийство, либо кто-то его убил.– Самоубийство, потому что он убил Ширли Лоуэлл и понял, что полиция догадалась?– У нас не было никаких доказательств его причастности к смерти этой девушки. И до сих пор нет, кроме того, что, будучи художественным руководителем театра, именно Филип общался со всеми кандидатками. Ну, и есть еще заявление Фиалки Трэнтер о том, что Филип Кэнтли любил рискованные постельные игры и несколько раз до смерти напугал ее. Вряд ли это можно назвать задержанием с поличным. И Филип должен был это понимать. Три года – слишком долгий срок, чтобы можно было собрать доказательства. Говорили, что у Ширли Лоуэлл появился новый приятель, но никто не знает, кто именно, или все притворяются, что не знают. Версия о суициде казалась настолько очевидной, что никто особо не ставил ее под сомнение. Она была поклонницей «Мэник Стрит Причерз» и очень переживала, когда их гитарист Ричи якобы покончил с собой. Они нашли ее машину в том же месте, где он оставил свою. В магнитофоне была кассета с записью «Маньяков». Все знали, что у Ширли депрессия.– Вызванная, возможно, романом с человеком, который любил душить ее в постели. Ширли наверняка боялась его бросить, поскольку он мог не дать ей роль в следующем спектакле.– Похоже, Кэнтли практиковал такое постоянно, – сказал Хоукинс. – Фиалке он дал главную роль в своем спектакле. Около месяца назад они вместе ездили отдыхать. В Венецию. Она говорит, что именно там он пообещал ей эту роль.– Теперь понятно, почему она не очень хотела обсуждать поездку в Гоа, – заметила я. – И что теперь?Хоукинс пожал плечами:– Нет никаких доказательств, что Кэнтли убил девушку. Записки он не оставил. Убийца Ширли Лоуэлл мог убить и Филипа Кэнтли, чтобы повесить на него новое убийство. Дело очень запутанное. Хорошо, что его дали не мне. Слушай, Сэм. – Он наклонился вперед. Мы почти касались друг друга коленями. – Давай на минуту забудем о трупах. На самом деле я пришел поговорить обо всей этой ситуации с Дафной. Не хочу, чтобы ты думала, будто я повел себя как сволочь. Я просто запутался…Тут позвонили в дверь. Момент был выбран настолько удачно, что я не сомневалась – прибыл Хьюго.– Привет, – сказал он, быстро поцеловал меня в губы и прошел в студию. – Почему у твоих дверей припаркована полицейская машина? Кстати говоря, ничего болезненнее этих дверей я в жизни не видел… Боже, какой бардак! Похоже на фотографию «До ремонта» в «Строительном обозрении».– Вполне чисто, – пробурчала я. – Просто слишком много вещей.– Можно и так сказать, – согласился Хьюго и, взглянув на мобили, добавил: – Хм, интересно.Хоукинс встал и оценивающе уставился на Хьюго, сложив руки на груди и расставив ноги, – можно было подумать, что Хьюго вызвали на допрос и Хоукинс вознамерился выбить его из равновесия. Но эффект был несколько смазан, поскольку вывести Хьюго из равновесия невозможно в принципе. Кроме того, до его прихода мы сидели под высокой платформой, на которой я сплю, так что Хоукинс находился в тени.– Хоукинс, познакомься, это Хьюго Филдинг. Он актер, играет в спектакле, для которого я делаю мобили. Хьюго, это инспектор Хоукинс, мой друг.– Твой друг? – Хьюго вздернул бровь. – Инспектор Хоукинс, общаясь с этой юной дегенераткой, вы ставите себя в щекотливое положение. Впрочем, вы наверняка жаждете наставить ее на путь истинный. А о твоих вкусах, Сэм, я умолчу, ибо еще не изучил их досконально.Он шагнул к Хоукинсу и протянул руку, которую тот неохотно пожал. Я с ужасом заметила, что Хьюго до сих пор не избавился от лака для ногтей «Жиголо».Трудно было отыскать более противоположных друг другу людей. Хоукинс – крупный, грузный, в дешевых штанах из универмага «Марк и Спенсер» и акриловом свитере – выглядел именно так, как полагается выглядеть полицейскому, подружку которого зовут Дафной. Хьюго – высокий, стройный, если не сказать тощий, щеголеватый, в пижонских полосатых брюках, свободной шелковой рубашке с кружевами и куртке ржавого цвета, чуть прихваченной на талии, – походил на аристократическую рок-звезду. Если говорить о фактах, Хьюго родился и вырос в маленьком, домике в Сербитоне, но фигура и длинный нос, не говоря о манерной речи, создавали впечатление ленивого аристократа, развлекающегося самовыражением.– Ты не забыла, что мы договорились о рандеву, дорогая? – спросил Хьюго, повернувшись ко мне спиной. – Тебе, кстати, не стоило одеваться, – добавил он, бросив равнодушный взгляд на мои легинсы с черепом и костями и короткий черный свитерок.– Я как раз собирался уходить, – сквозь зубы процедил Хоукинс.– Не позволяйте мне вас задерживать, – сладчайшим голосом пропел Хьюго. – Сколь интересными ни казались бы мои речи.Я, прищурившись, наблюдала за Хьюго: если бы даже он обежал вокруг меня, пометив территорию, то вряд ли выразил бы свои чувства более откровенно. Хоукинс схватил свою кожаную куртку и свирепо забросил на плечо.– Вы непременно должны порекомендовать мне вашего портного, – продолжал Хьюго.Скрипнув зубами, Хоукинс подошел ко мне и обнял, чего, как правило, никогда не делал – тем паче при свидетелях.– Увидимся, – буркнул он. – Когда ты будешь одна.Злобно глянув на Хьюго, он протопал к дверям, поскрежетал металлическим засовом и сказал:– Не забудь запереть, когда он уйдет. Осторожность не помешает.– Я непременно напомню ей об этом завтра утром, инспектор, – пропел Хьюго. – Простите, я не понял, что вы – местный участковый, а то завалил бы вас вопросами. Безопасность жилищ неимоверно волнует меня.Хоукинс яростно хлопнул дверью. Впрочем, он всегда так делал. Я повернулась к Хьюго, не зная, хохотать мне или кинуть в него чем-нибудь тяжелым.– Поразительная грубость, – сердито сказала я. – В жизни не видела более откровенной демонстрации ревности и собственнических инстинктов.– Ага, вспомни, как ты вчера отдирала от меня Фиалку, – пробурчал он. – Я бы не удивился, если бы ты запела: «Джолин, молю тебя, не забирай моего мужчину».Хьюго присел на кухонный стол, достал из кармана пачку сигарет и склочно поинтересовался:– Кто это такой все-таки? И не говори, что просто знакомый.– А кто такая Фиалка, раз ты сам о ней заговорил? – отрезала я, сама удивившись своей реакции и поразившись тому, что громы и молнии Хьюго мне приятны. Обычно к вспышкам ревности своих любовников я отношусь как к сифилису. – По-моему, она недолго колебалась, прежде чем пасть в твои объятья. А еще ты почему-то в курсе ее интрижки с Филипом.– У нас с Фиалкой, – Хьюго прикурил, – случился роман в театральной школе, с тех пор мы добрые друзья. Она доверяет мне свои секреты. Но я – не мужчина ее мечты. Фиалке нравится, когда ею командуют, а мне не хватает энергии делать это двадцать четыре часа в сутки. Мне больше нравится валять дурака и отпускать остроты. Как ты наверняка уже заметила. Твоя очередь, дорогуша моя.Он явно повеселел.– Мы с Хоукинсом, – безропотно ответила я, – то ссоримся, то миримся. Он живет с женщиной по имени Дафна. Они собираются пожениться, и бедный Хоукинс вконец запутался. Но у нас в любом случае ничего не вышло бы, и мы оба прекрасно это понимаем.– Безнадежная любовь, – довольно проговорил Хьюго. – Художница и инспектор полиции. Я так понимаю, ты заявишься на их свадьбу с ног до головы в черном, с маленькой вуалеткой, встанешь в углу церкви и не будешь ни с кем разговаривать. Люди спросят у него, кто ты, а он, сглотнув скупую мужскую слезу, ответит: «Печалью навсегда уста свело. Перо выводит: «Все иначе быть могло»…» Строка из хрестоматийного стихотворения «Мод Мюллер» американского поэта Джона Гринлифа Уитьера (1807 – 1892).

Я вытащила у него изо рта сигарету, затушила ее и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40