Присягу я принимал в Казанском артиллерийском училище и, к счастью, задержался там недолго, всего лишь десять дней, потом меня вызвали на спортивные сборы мои спасители-тренеры. Слава советскому спорту! Но даже этих десяти дней мне хватило, чтобы полностью познакомиться с нравами, которые царили в армии. Постоянные драки, страшная дедовщина, варварское унижение человеческого достоинства. Не спорю, может быть, в армии так и должно быть. Армия состоит из людей, которые должны быть готовы выполнить абсолютно любой, даже самый абсурдный приказ. Но я-то не хотел быть военным, и для меня подчиняться глупым приказам тупых и пьяных командиров было страшной болью и страшным испытанием.
Вместе со мной принимали присягу еще несколько спортсменов: кто-то боксер, кто-то легкоатлет, и каждый из них, как и я, молился, чтобы его как можно быстрее вызвали в спортивный армейский клуб. Мне повезло, я уехал уже через десять дней. Но мой товарищ Валера, биатлонист из Уфы, задержавшись на несколько месяцев, попал в психушку, потому что его свели с ума побои старослужащих. Мне повезло, я пришел из армии живым и здоровым, пусть и несколько потрепанным морально и духовно, но тело мое осталось целым. Многие ребята на моих глазах лишились здоровья: кто-то заболел гепатитом, кто-то менингитом, кого-то избили и покалечили, кто-то отморозил себе ноги, руки, — таких случаев в моей части среди моих друзей и знакомых было очень много.
Не буду утверждать, что вся Советская армия была такой, возможно, мне просто не повезло с местом службы. Но то, что я увидел в той части и что пережил, нельзя вспоминать без содрогания.
Первый год службы в ЦСКА вспоминается как год очень успешных выступлений. Мы стали выигрывать все подряд. Мы тренировались, как сумасшедшие, мы, как говорят спортсмены, рвали когти, чтобы еще раз в жизни не попасть в этот ад под названием «Советская армия».
Командование давало спортсменам поблажки, нас чаще отпускали домой, и, выезжая на тренировки в южные регионы, мы практически отдыхали, как на курорте. Этот отдых нас и сгубил. Почувствовав себя непобедимыми, мы расслабились, увлеклись девчонками, стали откровенно пропускать тренировки. Расплата пришла быстро.
Приехав в Ростов на первенство Вооруженных сил, мы все продули. И это была катастрофа! Самой жестокой мотивацией на победу в первенстве Вооруженных сил для спортсменов была отправка проигравших обратно в те части, из которых их призывали. Что посеешь, то и пожнешь. Рисковали, не тренировались, расслабились —теперь нужно держать ответ. Так, отслужив год в ЦСКА, я попал обратно в свой сумасшедший дивизион.
Нас обрядили «по высшему разряду»: кирзовые сапоги образца 1941 года, портянки, которые нужно наматывать на ноги, и совершенно идиотская форма. Когда я начал ее надевать, я просто был в шоке. И к тому же, ты должен был каждый день пришивать к этой форме белый воротничок. А я в жизни никогда ничего не пришивал! Да еще огромное количество всяких ненужных ритуалов, всяких традиций, которые, может быть, были нужны в армии лет сто-двести назад, но сейчас это выглядело каким-то дебилизмом, все это меня просто убивало.
Мне повезло в тот момент, потому что вместе со мной служили два моих друга. Александр Воробьев — кандидат в мастера спорта по штанге, удивительный парень, решительный, смелый. Он так же, как и я, примерно год отслужил в ЦСКА, и, подравшись с тренером, угодил в наш сумасшедший дивизион. В отличие от меня он был хулиганом, «авторитетом» на гражданке, и, конечно, в нашей части он был заводилой. О его характере говорили дни, которые он провел «на губе». Из года службы в нашем дивизионе 108 дней он просидел под арестом. Весельчак, балагур, он прекрасно играл на гитаре, и в бою был просто ураганом. Если начиналась драка, из добродушного обычного парня он превращался в жесточайшую боевую машину. Представьте удары штангиста, который к тому же имеет огромный опыт уличных боев. С нами была еще одна ударная сила — Александр Огольцов — кандидат в мастера спорта по боксу, парень, которого мы звали «кувалдой». Очень добродушный парень, но обладающий поистине нокаутирующим ударом.
В армии принято такое понятие, как землячество. Мы — три земляка из Тольятти. Комбат называл нас не иначе как «тольяттинская мафия». Мы держались друг за друга и готовы были броситься в самую страшную драку, лишь бы помочь своему земляку. Мы называли друг друга — «зема», сокращенное от «земляк». Про нас с Александром Соловьевым говорили в части: «Пошли в наряд два земы».
Вся глупость ситуации заключалась в том, что мы должны были драться. В нашей части было так: если ты дерешься и побеждаешь, то ты авторитетнейший человек, тебя уважают. Но ты можешь попасть на «губу», в дисбат или угодить под срок, потому что драки были по-настоящему жестоки. Если тебя забили, запинали и ты сломался морально, то тебя называют — «человек морально опущенный», что сокращенно звучит как «чмо», и совершенно лишают права на человеческое достоинство, твоя жизнь превращается в кошмар. Подчеркиваю, так было в нашей части. В других частях, возможно, было по-другому.
У нас не было выбора, мы дрались, мы сражались. Из-за чего? Из-за всяких пустяков. Это не имеет значения, потому что в первобытной среде, бытующей в армии, главную роль играет не разум, не культура, а твои инстинкты. Единственное, что останавливало, чтобы не убежать из части, это дисбат — еще больший ад. Поэтому мы и терпели.
Мне повезло, у нас была дружная команда. Мы были сильные, мы были дерзкие, пробивные ребята. Но даже в нашем, можно сказать, привилегированном положении армия казалась мне воплощением ада, страшным мучением.
Не забуду, каким наивным я приехал после года службы в ЦСКА в свою боевую часть. Эдаким романтиком, идеалистом. Когда на первый-второй день службы я увидел жестокие нравы, царившие в части, избиения слабых солдат, я помню, с удивлением воскликнул: «Что за дела, ребят? Вы что, озверели, что ли! Вы же ведете себя, как сумасшедшие! Разве можно так поступать, вы же не звери, а люди!» На что умудренный опытом армейский воробей посмеялся и сказал: «Подожди, поживешь с месяц, и с тобой то же самое произойдет!»
Он был прав. Действительно, уже через месяц я перестал быть прежним человеком. Агрессия, злость, бессмысленная жестокость, драки… Я стал жить по законам звериного дивизиона, по законам бессмысленной, жестокой дедовщины — дерись или тебя затопчут. В нашем дивизионе было около двухсот человек, но явно вырисовывались две группы лидеров: мы — тольяттинцы и семь человек грузин. По темпераменту, по вспыльчивости я таких людей больше никогда не видел, это действительно были особенные ребята. Добрые, честные, открытые, готовые поделиться последним куском хлеба. Но как только дело касалось драки и кто-то хотел их унизить или обидеть, здесь они мгновенно менялись и превращались в самых настоящих жестоких монстров.
Не забуду драку грузин с «дедами», которая вызвала у нас у всех просто хохот, и мы потом еще долго ее вспоминали. Самым авторитетным грузином был Гурген, невысокого роста парень с огромным носом. Все грузины его очень любили и уважали, он был очень добрым и старался не допускать остальных до драки. И вот когда началось очередное побоище, грузинам пришлось отстаивать свою честь и достоинство, что они сделали блестяще. Но тут произошел такой трагикомический случай. Бадр, высокий и красивый грузин, дрался с палкой в руках с каким-то «дедом», другие грузины дрались со своими противниками, и вот Гурген, добродушный лидер, хотел остановить эту драку, подошел к Бадру сзади и сказал: «Бадр! Бадр, остановись!» Бадр в это время замахнулся своей огромной палкой и нечаянно ее концом ударил ему по носу. За доли секунды добродушный грузин превратился в самого свирепого воина. Он выхватил нож и побежал в самую гущу драки. Так как эта драка не касалась нас, мы просто стояли и угорали со смеху. Но, конечно, в таких случаях, как во время всех этих дурацких разборок, смешного было мало.
Когда дело подходит к дембелю, время тянется особенно медленно. Перед этим меня вызвали на спортивные сборы, и я выступил еще раз, за Приволжский округ. И вот уже впереди замаячила надежда на абсолютно свободную гражданскую жизнь. Дни тянулись как вечность… Ты не можешь спать, не можешь есть, ты просыпаешься в четыре утра, и бродишь как лунатик, и встречаешь таких же лунатиков, которые, как и ты, тоже считают минуты.
Дембель, демобилизация, в армии для многих тоже хороший экзамен. Несмотря на всю агрессию, на всю злость все становятся как одна единая семья, и при расставании с теми, кто жил порядочно и уважал других, проливается немало слез. Много объятий, очень много добрых слов, обмен адресами. Сцену прощания невозможно описать. Песни под гитару, тебя несут к машине на руках, и действительно у всех текут слезы. Но те негодяи, кто издевался нал молодыми, кто жил в части не «по понятиям», как правило, покидали свою часть втихаря, ночью. Они боялись, что их просто изобьют и разорвут всю их дембельскую форму.
Так как мы были спортсменами, мы не приняли полностью всю эту военную культуру. Мы не делали себе ни «дембельских» альбомов, ни красивой формы, но в армии на сей счет существует целая традиция. Неизвестно откуда берутся материалы: краски, пульверизаторы, фольга, фотографии, но дембельский альбом — это настоящее произведение народного творчества. То же можно сказать о дембельской форме. Это аксельбанты, украшения, при помощи каких-то невероятных творческих ухищрений создающие из обычной военной формы нечто парадное, выдающееся, красивое.
Так вот, если человек был негодяем, подлецом, воришкой, с ним поступали просто. За день или уже за час до дембеля ему разрывали всю его красивую форму, разрывали альбом, и его многочисленные труды разлетались просто на клочки. Это было возмездие! Поэтому кто-то, чтобы избежать такого позора, просыпался рано ночью и втихаря уходил из части. Наверное, оказавшись дома, он рассказывал, каким он был героем, как он унижал людей. Но он-то и был настоящим «чмошником»!
Поразительно, ты считаешь каждую минуту до отъезда, но потом в момент прощания ты не хочешь уезжать из этой части, и тебе кажется, что ты прощаешься с самыми близкими людьми на свете. Удивительно, но именно в этом аду рождается настоящая мужская дружба, настоящее мужское товарищество.
Так как за три месяца до демобилизации у меня была возможность съездить домой, то я не преминул использовать эту возможность, чтобы устроиться на работу. Мне хотелось иметь какие-то твердые маячки на горизонте будущей «гражданки», а тут судьба подбросила удивительный подарок.
Так получилось, что мой близкий друг и товарищ Олег Филиппов оставлял тренерскую работу на нашей спортивной гребной базе и уходил работать на завод. После него оставались спортивные группы, которые кому-то нужно было взять в свои руки. Я пришел в детскую спортивную школу №5 к Владимиру Федоровичу Тростянскому — это один из лучших директоров спортивных школ в мире — и попросился на замену Филиппову. Это был добрый, красивый, мудрый человек. Он спросил у меня про трудовую книжку, но так как моя трудовая книжка лежала в политехническом институте, мне пришлось схитрить и сказать, что я ее потерял. Мне пошли навстречу, хотя и в нарушение трудового законодательства.
Удивительно, но факт: раньше в Советском Союзе ты мог работать только в одном месте и получать только одну зарплату. Государство делало все, чтобы у тебя не было возможности заработать больше денег. И когда я получил еще одну трудовую книжку и возможность работать, то был на десятом небе от радости.
Мы договорились, что как только я демобилизуюсь, то прямо на следующий день выхожу на работу, на нашу гребную базу. Мне, конечно, очень повезло. Несмотря на то что я был студентом первого курса, у меня уже была настоящая, взрослая работа. Будучи еще двадцатилетним мальчишкой, студентом я уже не сидел на шее у родителей и мог заняться тем, что мне очень нравилось. Это ли не удача?
Нужно отметить, что тогда мы взрослели намного медленней, чем наши дети. Мы были наивными, мы жили в очень простой системе ценностей социалистического общежития. У нас никогда не было большого выбора.
Я так любил тренерскую работу, что моему счастью не было предела. Я, наверное, действительно просто создан для того, чтобы обучать людей, преподавать. Мне доставляло и доставляет неимоверное счастье делиться с другими людьми знаниями, потому что я искренне верю, что знания — это самое ценное, что есть на земле. Часто мы приносим большой вред самим себе, не зная элементарных законов успеха, элементарных законов психологии.
Когда я сам себя спрашиваю, какой же самый счастливый период моей молодости, то, конечно, это моя тренерская работа и учеба на дневном факультете. В институте мне предложили должность комиссара зонального штаба студенческих отрядов. Сегодня студенты, к сожалению, не имеют такой обширной практики, которая была в наше время. Каждое лето практически все студенты нашего института разъезжались по строительным отрядам. Девчата работали проводниками, и этот отряд назывался «Экспресс». Кто-то уезжал на Сахалин, кто-то работал на стройке, кто-то собирал в Молдавии виноград или в Крыму персики.
Обычно отряды представляли собой команду в 30-40 человек. В каждом отряде был свой командир, свой комиссар, свой врач. Все отряды, которые работали на территории трех огромных районов — Ставропольского, Шехонского и Сызраньского, подчинялись нашему зональному штабу. С благословения вышестоящего моего руководителя Александра Фарманова мне выпала честь быть комиссаром студенческих отрядов.
Интереснейшая, увлекательнейшая работа. Мы были молодыми ребятами, а нам выдали ключи от служебного автомобиля, предоставили офис, разместили в гостинице, где мы жили все вместе. Иногда мы проезжали по тысяче километров, чтобы объехать отряды и наладить работу, но мы были молоды, мы не чувствовали усталости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72