На нем следов нету: я ведь этак слегка под коленочки и - бух... Воронцов поворачивается спиной к Ферапонтикову. Переживаете... Зря, Евгении Евгеньич. Он н не крикнул, только так: "Ах!" - удивил я его. Внизу даже не бултыхался, топориком канул. И - тихо... Может, через минуту только пузыречки: буль-буль - последний, значит, воздух...
Воронцов (кричит). Ты заткнешься или нет? Зачем ты мне эту мерзость выворачиваешь?!
Ферапонтиков (вскакивает, идет к нему). Да Евгений Евгеньич!.. Да что вы?..
Воронцов (выставляя вперед руки). Не подходи! Ферапонтиков. Вона ка-ак... Брезгуете! (Возвращается на старое место, к бутылке.)
Воронцов. А ты мечтал: расскажешь - вместе посмакуем подробности?.. "Буль-буль"?!
Ферапонтиков. Бона... Заместо благодарности...
Ради кого же я грех-то принял?
Воронцов. Не ври! Себя ты тешил. Не ради меня!
Ферапонтиков (с искренней горечью). А кто вам, Евгений Евгеньич, верой и правдой, а?.. Форапошкин, слетай... Финтнфлюшкнн, отвори... Фитюлькин, прими... И все при людях, все надсмешки!.. Мой дед - хотите знать - три дома на Самотеке
имел, у меня могла жизнь быть. А я вашему коту блох выводил. Что мне тот кот? Тьфу! Сроду их терпеть не мог. Мурлыка! Кот вам во сто раз дороже человека!.. Свернуть бы башку - и вся не-долга, а я ему, блохастому, печёночки...
Воронцов (совсем грубо). Ну ты, украшение помойки, пошел-ка ты вон! Иди-иди... Горшок душистых прерий...
Ферапонтиков (встает, смотрит бутылку па свет, выпивает до дна, вытирает руки, убирает скамеечку). Другой бы, Евгений Евгеньич, после этого взял да заложил вашу акционерную компанию со всеми Чернышевыми!
Воронцов. Рука не поднимется, Федя!
Ферапонтиков. Эх, Евгений Евгеньич... Ухожу... Все...
Сцена восемьдесят четвертая
Кабинет Томин а.. Конвоир вводит Валентина.
Томин. Привет, Валя. Садись. Как раз дочитываю твои вчерашние письмена. Вранья не чувствуется, и ты теперь, надо сказать, по-другому выглядишь. Так что рад. И за тебя и за себя, конечно... Затесался ты в совсем не подходящую компанию... Курить хочешь?
Валентин. А то нет.
Томин. Давай покурим. (Достает сигареты.)
Пауза, курят.
Валентин. А правда, что вас зимой чуть не убили?
Томин. Что ж особенного. Служба.
Валентин. И вы к нему один на один в сарай пошли? Уговаривать?
Томин. Ну, Валя, один на один - не хитрость. Вот когда пятеро, тут не до разговоров.
Валентин. Слыхал, рассказывали... А ведь встретишь вас - ни за что не подумаешь!
Томин. Мало ли о ком чего не подумаешь... Ферапонтиков, к примеру. Ты одну ночь в каморе переночевал - и уже лица нет. А для Федора Лукича - она родной дом. Федор Лукич, брат, такой стреляный воробышек, не другим чета! А тоже, пожалуй, не подумаешь.
Валентин. Ну да! Просто вор, и все.
Томин. Просто? Боюсь, не просто, Валя... Если поглубже копнуть - там, может, ого-го!.. Все ли ты про него написал?
Валентин. Что знаю, то написал.
Томин. А все знаешь?
Валентин. Насчет прежнего он особо не распространялся.
Томин. Не о прежнем речь... О недавнем... Про Баха небось слыхал? Да не жмись, ведь ясно, что разговоры идут. Раз уж мы с тобой на откровенность...
Валентин. Ну... слыхал, что утопился...
Томин. Утопился?.. Отчего же, а?
Валентин. Нервы не выдержали.
Томин. Нервы... Ферапонтиков, видно, тоже нервный?
Валентин. Не, ему все нипочем!
Томин. А ты кое-что припомни, Валя... припомни, через Павелецкпй-то мост он ездить боится... К чему бы это?.. Туманно получается...
Валентин. По-почему туманно?
Томин. Потому что, Валя, Бах в ту ночь не один был.
Валентин (ошеломленно). Откуда вы знаете?
Томин. А ты тоже знаешь?
Валентин. Я ничего не говорил!.. Я... Ты к чему же
клонишь?
Томин. Сам думай, Валя... Думай, думай... Соображай...
Валентин. Да нет... немыслимо, чтоб такое... это спятить можно... .
Томин. Еще бы не спятить - у Баха жена и двое детей... Но когда я говорю "думай" - значит, не зря. Значит, что-то мне
известно.
Валентин. Нет, ну... видел же ты Ферапонтикова!
Ну ты сам прикинь, Смоленый!.. Тьфу, черт...
Томин. Ладно. Скажи мне одно: а ты откуда знаешь, что Бах перед смертью был не один?
Сцена восемьдесят пятая
Кабинет Скопин а. Входит Медведев.
Медведев. Добрый день, Вадим Александрович.
Скоп и п. Здравствуйте, здравствуйте...
Медведев. Заходил сейчас в КПЗ - посмотреть, как наши вчерашние. Моралеву пора на допрос.
Скопин. Уверены?
Медведев. Да, парня тянет выговориться. Готов выложить все на тему: Воронцов и компания.
Сцена восемьдесят шестая
Криминалистическая лаборатория. День. Кибрит работает. Входит Томин.
Томин. Твое счастье, Зинаида! Если б сейчас не застал, просто, кажется, убил бы!
Кибрит. Как же ты бы меня убил, если б не застал?
Томин. Не знаю. На расстоянии. Телепатически.
Кибрит. Между прочим, здравствуй.
Томин. Между прочим, да. И сердечное спасибо, что сидишь, как пай-девочка, в лаборатории! Скажи, кто сие писал? (Кладет на стол несколько небольших, от руки заполненных бланков.)
Кибрит. Господи, я этот почерк уже во сне вижу! Рука Баха!
Томин. Тогда немедленно поздравляй!
Кибрит. Поздравляю, Шурик.
Томин. А я тебя.
Кибрит. Большое спасибо. Но с тем?
Томин. С двумя великолепнейшими фактами. Первый. Получены показания шофера, которые гласят: во втором часу ночи - той самой ночи - он привез Баха и Ферапонтикова с Воронцовской дачи в Москву и высадил неподалеку от набережной. Бах был пьян и говорил много, но ни слова о смерти, а просился домой. Ферапонтикова отрядили за ним присматривать.
Кибрит. Шурик!..
Томин. После "Шурик" сколько восклицательных знаков?
Кибрит. Три, десять... сколько хочешь!
Томин. Беру десять. Факт второй. (Указывает на принесенные бланки.) Это, как видишь, первоначальные документы на сберкнижку. Открыл ее год назад Бах, все вклады делал только Бах. А изъята книжка на обыске - у кого?
Кибрит. У Ферапонтикова?
Томи и. Именно! Держал под полом! Думал - раз на предъявителя, то все чисто.
Кибрит. Шурик, умница моя, как ты догадался ее так срочно проверить?
Томин. Да, понимаешь, тут же были деньги, и некоторые явно давнишние, слежались. Старший инспектор уголовного розыска, то есть я, думает: почему слежавшиеся деньги и новая сберкнижка? Слегка странно. А странности и неувязки -o насущный хлеб для сыщика. Словом, к открытию сберкассы я прибыл с постановлением прокурора в кармане. И вот результат!
Кибрит. Значит, ура?
Томин. Ура!.. Пал Палыч, говорят, в отгулах?..
Кибрит кивает.
Тогда собирайся. Собирайся - и к нему! Либо дома, либо бродит с собакой поблизости.
Кибрит. А ты?
Томин. Еду брать Федора Лукича. Цепь доказательств замкнулась.
Сцена восемьдесят седьмая
Дача Воронцова. День. "Деловая" комната. Воронцов, нервничая, звонит по телефону.
Воронцов. Алло! Что, Валентин не вернулся?., и не звонил?.. (Кладет трубку.) Без колес, как без рук... (Снова звонит. Долго ждет.) Контора?.. Контора?.. Алло, Гриша, ты?.. Это свалка? Так какого черта с утра никто не отвечает?! Где Ферапонтиков?.. Тогда Гришу... И Миши нет? Кто же есть?.. (Кладет трубку.) Простой рабочий... Простой рабочий всегда есть... (Набирает новый номер.) Федя! Почему не на работе?.. А-а, ну это ты, дражайший, перепил. Ну, поболит - не отвалится, важно, что дел... Оставь, Федор, что за тон? Не первый день знакомы, мой нрав тебе известен, должен учитывать... Я вчера сказал, а ты сегодня забудь... Вот и прекрасно, тема исчерпана. Валентина нет, знаешь?.. А на свалке ни Гриши, ни Миши. Так-то, Федя, паленым пахнет. Ну, прими что-нибудь от головы и со мной свяжись чуть попозже. Решим, что делать... (Кладет трубку. Прохаживается по комнате, берет на руки кота.) Федю я немножко погладил. А то еще утопит тебя... душегуб...
Сцена восемьдесят восьмая
Квартира Знаменского. В дверь длинно звонят. Цезарь заливается лаем.
Знаменский. Да кто там?
Голос Кибрит. Именем закона, откройте!
Знаменский (отпирая). Зина?!.. Что случилось?
Кибрит. Очень многое, Павел... Но у меня сухо в горле, дай чаю пли хоть воды...
Знаменский. Мигом будет чайник. Входи. Только не позволяй Цезарю прыгать... Цезарь, лежать! (Скрывается в глубине квартиры.)
Кибрит. Что, Цезарь, славная морда, все дрессируют?! Ну, ничего, сейчас будем пить чай, а я буду долго-долго рассказывать твоему хозяину, какой он замечательный следователь, как здорово он еще поработает в своей жизни... и какие мы все большие-пребольшие друзья, да?..
Сцена восемьдесят девятая
Дача Воронцова. Воронцов со спящим котом на коленях. Негромко играет органная музыка. Рядом с Воронцовым телефонный аппарат.
Воронцов (берется за трубку, по раздумывает). Если вернется, пригонит машину сам. Надо сидеть и спокойно думать. Черт, удрать бы! Ио это значит признаться. Нервничать опасно... Пауза. Звонит телефон. (Мгновенно снимает трубку.) Алло! Что?.. (Голос Воронцова сразу "садится"). Да. Отсюда слышу, как стучат. Прощай, Федор! (Кладет трубку, коту.) А ты все спишь... И за мной придут - спать будешь. Запомни, в случае чего отправишься на пансион к молочнице. Она женщина хорошая, глупая, дам ей вперед года за три. Ты-то можешь спать... А я? Валентина нет. Гриши и Миши нет. Теперь и Феди нет... Самое скверное, что полковник назвал некоторые фамилии. Надо предупредить. (Набирает номер.) Зоя Аркадьевна, добрый день, Воронцов. Нельзя ли мне Чернышева?.. Ах так?.. Да-да, конечно!.. (Кладет трубку.) Занят. Ревизоры и ОБХСС... (После паузы снова звонит.) Вениамина Аркадьевича, пожалуйста... Куда? (Кидает трубку.) У одного ОБХСС, другого увезли на Петровку! Ай да полковник! А Чернышев стар. И Першин уже не тот... (Коту.) Пожалуй, придется оплатить твой пансион лет за пять... Или за десять?.. А может быть, пожизненно? (Скидывает кота.) Неужели все?!.. Неужели конец?!..
Подходит к радиоле, снимает пластинку - она старая, еще пластмассовая, машинально читает название и вдруг с яростью грохает ее об пол. Берет другую из стопки, па миг застывает над пей, словно слушает и прощается с несостоявшейся своей жизнью. Бьет вторую пластинку. Третью. Четвертую.
Раздается звонок в дверь, повторяется, становится непрерывным. Затем, громко стучат, и доносится голос: "Откройте, Воронцов, милиция!"





Б. А. ВИКТОРОВ,
генерал-лейтенант юстиции
Размышления над почтой
Когда пять лет назад Центральное телевидение взяло на себя благородную задачу отразить работу сотрудников МВД в цикле передач "Следствие ведут Знатоки", вряд ли творческая группа ожидала столь живого и массового отклика на это начинание.
Как главного консультанта цикла, Центральное телевидение периодически знакомит меня с письмами телезрителей, которые изумляют необъятностью географии - от столичных городов до крошечных поселков, расположенных в самой глубинке, где едва засветились первые голубые экраны.
Широта аудитории сказывается и в профессиональном составе корреспондентов. Пишут колхозники, учителя, военнослужащие, инженеры, рабочие, студенты, сотрудники милиции, а то и целые коллективы предприятий и учреждений.
Что касается возраста, то судите сами:
"Мне 86 лет, уже есть правнуки, буквы вывожу почти на ощупь".
"Если вам интересно, могу сообщить данные: 54 года, трое детой, старшая замужем и работает в той же больнице, где и мать...".
"Мы - семья молодая, десять месяцев назад родился сын, назвали Павлом но отцу и теперь в шутку зовем Пал Палычем...".
"Уважаемые Знатоки! К вам обращается отряд комсомольцев имени Зон Космодемьянской из города Шахтерска Сахалинской области...".
"Дяди Знаменский и Томин, ловите поскорее всех преступников. Пожалуйста. Лобойко Света и Вика, сестры".
О чем же пишут наши телезрители, стар и млад? Очень по-разному. Дети присылают стихи, клянутся к следующей передаче исправить тройки, обращаются с наивными ребячьими просьбами:
"Я мечтаю быть милиционером, и когда мы с ребятами играем, то всегда командир. А какой командир без кобуры? Очень вас прошу, вышлите мне кобуру". Подпись' стоит, но адреса нет. Похоже, мальчик счел его просто лишним для "всеведущих Знатоков".
Зрелые люди обстоятельно и горячо обсуждают каждую серию, анализируют игру актеров, предлагают новые темы и сюжеты, рассказывают о событиях, свидетелями которых были или которые пережили сами. Порой это настоящая исповедь, занимающая целую тетрадь. Человек ждет совета, участия, и нередко он либо недавний правонарушитель, либо стоявший "на грани" и теперь ищущий пути назад.
Есть письма о злоупотреблениях на местах, о преступлениях, которые, по мнению корреспондентов, остались "недораскрытыми". Тут, как правило, надежда возлагается на Знаменского: приезжайте, Пал Палыч, разберитесь.
Не прерывается ноток просьб о повторе какой-либо серии, а чаще всего - цикла вообще, начиная с "Дола первого":
"Пока наша "Орбита" строилась, Знатоки уже трудились и мы их не видели... Александров-Сахалинский. Супруги Коловы".
"Мы - члены товарищеского суда при жэке № 15 Тимирязевского района города Москвы - убедительно просим включить в программу показ всех серий спектакля "Следствие ведут Знатоки". Но о чем бы ни говорилось в обширных посланиях, открытках или поздравительных телеграммах (которые приходят регулярно в праздники на имя Знатоков), всегда остается неизменным мотив зрительской симпатии к героям цикла, одобрение их жизни и деятельности на экране.
Казалось, можно было бы ожидать гораздо большей разности в мнениях и оценках, тем паче что в иных "Делах", по убеждению самих авторов, есть и слабости и "накладки". Но зрители это прощают.
Я не берусь исчерпывающе объяснить этот "феномен массового приятия". Думаю, что отгадка заключается не только в любви публики к приключенческому жанру, но и в значительной мере в том уважении, которое широкие массы питают к трудной, подчас опасной и очень необходимой обществу работе сотрудников МВД.
Какими их хотят видеть?
. Если судить но отзывам, то большинство телезрителей удовлетворены Знаменским, Томиным и Кибрит. Не буду здесь пересказывать слишком восторженные похвалы, отмочу лишь главное. Зачастую эти персонажи воспринимаются как реально существующие люди, причем, как правило, это происходит вовсе не в силу зрительской наивности.
"Мне семьдесят девятый год. Я много видывал и простых и сложных (даже трагических) ситуаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16