Езжай, говорит, тебе приготовлено. Куда подъехали, там лежало много каких-то металлических чушек. При них ждали человек пять и стали сразу грузить. Покидали в кузов, а сверху стружкой засыпали и доверху тряпьем - концами называется... Вот и всё, и я уехал.
Скопин. При вас с грузчиками производился расчет?
1-й шофер. Гриша что-то дал, они, по-моему, зашумели, что мало... но боюсь соврать.
Скопин. Гусев возвратился с вами до конторы?
1-й шофер. Да, доехал.
Скопин. Он ничего не говорил о своем здоровье?
1-й шофер. Гриша-то?.. Нет.
Скопин. Не выглядел больным? Разговаривал связно?
1-й шофер (удивленно). Какой сейчас, такой и тогда был. Обыкновенный.
Скопин (Грише). Показания шофера не освежили вашу память?
Гриша. Мало ли кто что набрешет.
1-й шофер. Я брешу?.. А зачем ты на автобазу прибегал? (Скопину.) Ругался, что я в ГАИ все по правде открыл. Больной нашелся!
Скопин. Ах так? (1-му шоферу.) Спасибо, пока можете выйти. (В переговорное устройство.) Пригласите второго шофера.
Сцена семьдесят третья
Кабинет Скопина. Участники опознания те же, только Гриша сидит на другом месте и показания дает 2-й шофер.
2-й шофер. Какой же больной?.. Анекдоты рассказывал. Грузчиков материл... Разве ты болел?
Гриша (скромно). Бюллетень имеется.
Скопин. Гусев утверждает, что был с высокой температурой и действовал, как в бреду.
2-й шофер. В бреду?.. Тогда, товарищ полковник, мы все как есть в бреду...
Гриша. Ну, видно, уж делать нечего... Знал я про эти болванки. Пишите.
Сцена семьдесят четвертая
Конвоир приводит Гришу в камеру предварительного заключения, передает дежурному постановления об аресте.
Дежурный (Грише). Фамилия?
Гриша. Гусев.
Дежурный. Распишитесь в протоколе.
Сцена семьдесят пятая
Кабинет Скопина. Очная ставка между бульдозеристом и кладовщиком Мишей. Бульдозерист - коренастый, чубатый парень, сидит напротив Миши. Тот старается на него не смотреть. Бульдозерист. Думал, очной ставки испугаюсь? Все выложу!
Скопин. Прошу обращаться но друг к другу, а ко мне.
Бульдозерист. Осточертела уже ихняя шарага, товарищ начальник! Глаза бы уже не смотрели!
Миша. Они у тебя от водки сроду не смотрели!
Бульдозерист. Верно, пил с вами. (Скопин.) Пил с ними, чего скрывать. И утром поднесут и в обед... Нарочно разлагали!
Скопин. Отказались бы.
Бульдозерист. Как откажешься? Невозможно отказаться, даже и примета плохая.
Скопин. Не слыхал. Но вернемся к делу. Кто вам предложил зарыть отливки?
Бульдозерист. Да он же Помню, битый час стоял над душой - глубже, говорит, копай, глубже!
Миша. Он помнит! В стельку он был, товарищ полковник! Папу с мамой закопал бы - не заметил! Тебя насчет итого надо проверить. (Стучит пальцем по лбу.)
Бульдозерист. Себя проверяй! Если бы не помнил, как бы я их назад откопал? (Злорадно.) Вот в чем и штука, Миша, откопал я их нынче!

Сцена семьдесят шестая
Камера предварительного заключения. Перед дежурным, держа руки за спиной, стоит Миша.
Дежурный. Какая еще жалоба? Миша. Генеральному прокурору, министру юстиции и в "Известию"!
Сцена семьдесят седьмая
Кабинет Томина. Томин продолжает разговор с Во-лентином.
Томин. Вот так, Валя. Взвесь. Входит Кибрит.
Кибрит. Занят?
Томин. Как раз собирался сделать антракт. Человеку надо подумать. (Валентину.) Пошли, устрою.
Валентин и Томим уходят. Томин быстро возвращается. Взор страдающий.
Кибрит. Недавно от Пал Палыча. У него вдова Баха.
Томин. Паше достается...
Кибрит. Конечно, и ей тяжко. Проводит вечера на Павелецком мосту... И не верит, что он мог броситься. Знаешь, с такой убежденностью! Томип вздыхает. Шурик, я все думала, думала... А сегодня, когда отправляли экспертизы в прокуратуру, меня вдруг стукнуло!..
Томин. Ну?
Кибрит. Заявление Баха написано фломастером. Но, понимаешь, при нем были обнаружены две исправные авторучки - шариковая и перьевая. А фломастера - нет!
Томин. Выбросил... уронил... что угодно.
Кибрит. Впечатление, что он был всегда очень аккуратен. Даже черновик заявления не разорвал, не кинул - педантично положил в карман. И потом, подбирая образцы почерка, я видела много бумаг, написанных его рукой. Бах никогда не пользовался фломастером!.. Есть же люди, которые не любят их... Шурик, а если этот фломастер чужой?..
То мин присвистывает.
Томин. Идея богатая... Королевская идея!.. Но шатко, Зинуля, до предела. Не увлекайся.
Кибрит. Не могу. Увлеклась. Пойду к Скопину. Ты - нет?
Томи и. В качестве кого? Ты хоть причастна к экспертизам, а я? Просто друг, ходатай? Скопин этого терпеть не может...
Кибрит. Позвоню. (Уходит..)
Томин (в раздумье). Этой бы идее хоть какие-никакие ноги...
Сцена семьдесят восьмая
Кабинет Скопина. На допросе Моралёв.
Скопин. Подведем итоги, Моралев. За последние месяцы возле дома Баха несколько раз видели ЗИМ. Номер ребята не помнят, но помнят, что из автомашины выходил Борис Львович Бах, а за рулем сидел, по их выражению, "чернявый пижон". Вполне вероятно, что этого пижона они смогут узнать. Второе. Оба шофера точно излагают полученные от вас инструкции: найти кладовщика Гришу и делать, что он велит. Рабочие на свалке подтверждают, что погрузкой отливок командовал Григорий Гусев. Третье звено доказательств: на складе вы пошептались с приемщиком, и ваш груз отправился на весы вне очереди. Никто даже но заглянул в кузов, верно?
Моралев (выдержав нарочитую паузу). Эх, где наша не пропадала. Пусть хоть скидку сделают за чистосердечное раскаяние... Да, с Бахом был случайно знаком. Подвёз как-то в дождь, разговорились, он пожаловался, что брака у них много, порой ради чести цеха приходится даже выкидывать на свалку. Раз все равно выбрасывают, я решил использовать. Расчетов между нами никаких по было, ну, иногда выпивали по дружбе. Дальше. Кладовщика Гришу попросил сообщать, когда привозят такой металлолом. Раза три-четыре было. Грише давал по червонцу - он ведь помогал при погрузке, все справедливо. А на складе приемщик действительно иногда пропускал машины без очереди. Дело житейское, сунешь трояк - сэкономишь час... Вот все мои преступления, кажется, ничего не забыл.
Скопин. Нет. Отбарабанили как по нотам. Дирижер у вас с Гришей неплохой, постарался, чтобы спелись... Видно, знает толк в музыке... И вы полагаете, Моралев, что годы, проведенные в следственном управлении, ничему меня не научили? Что я не умею разглядеть, где правда, а где отрепетированный сговор? Не могу отличить организованное хищение от цепи мелких взаимных услуг? Поверить в ваши невинные россказни трудно, сами понимаете.
Моралев. А понимать иногда вредно. Есть побасенка: две мышки упали в кувшин с молоком; умная сразу поняла,- не выскочить. Сложила лапки - и на дно. А глупая все барахталась, барахталась и сбила комочек масла... Масло всплыло, мышка на него взобралась и выпрыгнула.
Скопин. Будете барахтаться до конца?
Моралёв. Лучше барахтаться.
Скопин (разглядывая Моралева с любопытством и некоторым сочувствием). Я считал, это лет до трех помогает: зажмурил глаза, и не страшно... Так и жили? Не позавидуешь. Дорого обойдутся эти жмурки. И, к сожалению, не только вам... Вот уговорили мать продать корову, чтобы оправдать перед нами свой ЗИМ.
Моралев. Никто ее не уговаривал!
Скопи н. Да откройте хоть один глаз! Представьте: утром матери принесут повестку - к вечеру вся деревня будет судачить. Приедет мать сюда, сядет напротив. И что? Воображаете, я спрошу, она ответит, как научили, и дело с концом? Есть, Моралев, вопросы боковые, и с подходом и с подвохом. Стану допы-тываться - сами вынуждаете. Выдержит мать? Даже если ей напомнить, что соседям говорила и что они ей? Сильно сомневаюсь. Пошире глаза, Моралев, пошире. Вызову новую хозяйку коровы, расскажет она на очной ставке, как ваша мать, продавая Буренку, обнимала ее и плакала! Хорошая была, видно, корова?
Моралев. По три ведра молока доили...
Скопин. Жалко... Так вот - следствие не молоко, Моралев. Если улики бесспорны, сколько ни барахтайся - масла не собьешь. Ни один дирижер не поможет.
Пауза.
Моралев. И... что... дадут?
Скопин. Дадут по закону. Но судьи - тоже люди, смотрят, кто перед ними. Мать в суде со слезами по Буренке - это им не понравится.
Моралев (тихо). Не трогайте мать!.. Хватит с нее.
Скопин. По-моему, тоже. Будем говорить до конца?
Моралев. Товарищ полковник... не знаю... честное слово, не могу!.. Хоть сообразить надо, сориентироваться... Голова гудит...
Скопин. Ну, ориентируйтесь. Только не дома, а у нас. (В переговорное устройство.) Проводите Моралева, он задержан. Ко мне - заведующего складом.
Сцена семьдесят девятая
Кабинет Томина. Томин и Ляля стоят у окна.
Томин. Да, у меня из окна прекрасный вид. Вот и "Эрмитаж" рядом. И я действительно знаком с Максименко - он учился в Юридическом институте... По ведь не для того вы пришли, Ляля,- не для светской беседы.
Ляля. Очень трудно начать.
Томин. Попробуйте с конца.
Ляля. С конца?.. Тех сережек у меня больше нет - вот!
Томин. Удружили. Давайте сядем. (Садится не за стол, а на стул рядом с Лялей.) И у кого они теперь?
Ляля. Вам нужен адрес и фамилия?
Томин. Но если сначала незнамо кто подарил, а потом незнамо кто взял - это будет уж слишком! Вам не кажется?
Ляля. Кажется. Потому и позвонила. (Короткая пауза.)
Томин. Пропажа связана с таинственным поклонником?
Ляля. Серьги у его... не знаю, как назвать: адъютант, телохранитель, секретарь... Словом, они всегда вместе. Так полагается.
Томин. Хм... Значит, имеются поклонник и адъютант. В чем суть события?
Ляля. В том, что "поклонник и адъютант" неожиданно явились к концу работы, посадили нас с Лелькой в машину и повезли развлекаться. А дальше... или поворот крутой, или машину тряхнуло - даже не пойму, только правая сережка вдруг упала мне на колени... Федя ее подхватил и говорит: "Ах, какая жалость!" Смотрю, а этой дужки, которая держится за ухо, нет под корень!.. Поискали - не нашли. Тогда Федя сказал...
Томин. Адъютант?
Ляля. Да, он сказал, что есть ювелир, который починит, но нужна вторая серьга для образца. И в общем... получилось, что я отдала. Ои обещал в течение двух дней, но...
Томин. Но эти дни истекли?
Ляля. Нет, все было только вчера, но... понимаете, Саша... Но обязательно по имени-отчеству?
Томин. Не обязательно.
Ляля. Так вот осталось омерзительное впечатление, что все это сделал Федя. Нарочно, понимаете? Что он так и собирался!.. И сережек этих больше не будет.
Входит сотрудник МУРа Аркадий.
Аркадий. Твой подшефный просится на исповедь. Томин (обрадованно). Надумал?
Аркадий (усмехнувшись). Случай помог. Он сам начал интересоваться, кто ты да что. Ребята объяснили. Чуть-чуть рекламы делу не вредит.
Томин. Слушай, Аркадий, раз вы так хорошо поладили, дай ему бумагу, пусть кается письменно. А то мне сейчас прерываться... Увлеки его идеей добровольного признания, а?
Аркадий. Ладно. (Выходит.)
Томин. Ляля, а как при этом происшествии с серьгами вел себя ваш поклонник?
. Ляля. Очень расстроился. Его подарок... Сказал, что это дурная примета... Нет, Евгений Евгеньич тут ни при чем.
Томин (настораживаясь). Евгений Евгеньич тут ни при чем?..
Ляля. Да, один Федя.
Томин. Евгений Евгеньич и Федя?.. Ляля... Пожилой толстенный барин, только сигары не хватает?
Ляля. Да...
Томин. Воронцов?!
Ляля. Я не знаю фамилии.
Томин. Воронцов! (Не в силах удержаться от смеха.) Ляля!.. Вы меня уморили!.. Секретный работник, фигура государственного значения!.. Это же Воронцов!
Ляля. Вы - знакомы?
Томин. Лялечка, держитесь покрепче за стул. Ваш таинственный Евгений Евгеньич заведует городской свалкой.
Ляля. Чем?!..
Сцена восьмидесятая
Кабинет Скопин а. На допросе заведующий складом, человек лет тридцати, подтянутый. Входит офицер милиции, кладет перед Скопиным машинописные листы - протокол допроса.
Офицер. Вадим Александрович, эксперт Кибрит. (Кивает на дверь.) Говорит, очень важно.
Скопин. Пусть войдет. Офицер пропускает в дверь Кибрит. Садитесь, Зинаида Яновна, сейчас улучим минутку.
Кибрит присаживается к его столу. (Просматривает протокол). Значит, вы демобилизовались- из армии по болезни.
Заведующий (сокрушенно). Да, товарищ полковник.
Скопин. Продолжайте, вы что-то хотели объяснить.
Заведующий. Да вот, почему на такой должности. Работать надо, а специальности гражданской нет. Образование чисто военное. Направили на этот склад вторсырья - заведуй. Ни порядка, пи дисциплины... Л теперь еще заваруха!
Скопин (дочитав протокол, поправляет заведующего). Следствие. Ознакомьтесь с показаниями вашего сотрудника. (Передает заведующему протокол; к Кибрит.) У вас нюх на новости, или сами хотели что-то сообщить?
Кибрит. Хотела бы, Вадим Александрович. Меня предупреждали, что аврал, но ведь вы умеете делать несколько дел сразу...
Скопин. Напишите коротко, о чем речь. Кибрит берет бумагу, пишет. (Заведующему.) Ну, как?
Заведующий (в растерянности). Нехорошо... Расстроили вы меня.
Скопин. Не знали?
Заведующий. Такого, конечно, не знал!..
Скопин. Но кое-что знали. Между тем, вероятно, есть инструкции, регламентирующие вашу работу. И, вероятно, там содержится запрещение принимать явно промышленные отходы. Не мне вам это объяснять.
Заведующий (помолчав). Давайте повернем вопрос в другую плоскость, товарищ полковник. Пойдем от здравого смысла. Начал я как? Мы, говорю, должны собирать то, что от населения, а вы мне - железные бочки или там балки. Не приму! Думаете, они их обратно везли? Отъезжали немножко и тут же сваливали!.. Смотрел я, смотрел на эту картину... пропадает добро! Травой стало зарастать. Устроил субботник. Что волоком, что на ручных тележках - прибрали. Цеха переработки тут же при складе. Металл под пресс и назад - в промышленность. Я считаю, по смыслу это государственно. Надо в первую голову думать о деле - не о параграфе! Все ж таки не воинский устав. Верно или нет?
Скопин. Нет! (Берет листок, исписанный Кибрит, быстро читает, взглядывает на Кибрит.) Так и чувствовал... (Достает из стола большой плотный конверт с сургучными печатями.) Два часа назад прислали мне из прокуратуры. Очень интригующее чтение.
Кибрит берет конверт и пристраивается с ним с сторонке.
Скопин (заведующему).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16