https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Grohe/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Садись, рассказывай, как без меня жила.– Обо мне ли теперь речь, Миша!– Именно что о тебе. Рассказывай, а я в глаза смотреть буду.Они сели друг против друга к столу. Майе Петровне так необходимо, так насущно было выяснить, что стряслось с мужем, но знала: раз уклоняется, донимать прямыми вопросами бесполезно, надо повременить.– Ну, смотри… – согласилась она. – Только рассказывать почти нечего. Что было – я писала.– Лучше без меня в доме-то? Или хуже?– Тихо, Миша.– Тихо… Ну, дальше?– Катя все с Виктором Зуевым. Целуются по углам напропалую. Я думаю, пусть, а? Он парень хороший.– Ладно, пусть.– Третьего дня у твоих была. С матерью погоревали вместе, а отец так ругается – страшное дело. Даже про ревматизм забыл.Все это Багров пропускал мимо ушей.– Что все про других? Про себя скажи.– Не разберу, чего ты добиваешься… Ну, живу день за днем. Бабы в глаза жалеют, а за спиной – кто как. Клиенты чаевые суют – на бедность, видно. Участковый заглядывал – велел непременно про тебя заявить, если что… Еще рассказывать?Надвинулся момент главного объяснения, а у Багрова – хоть тресни! – слова не шли с языка. Он плеснул пальца на два водки в стакан. Голодный желудок мгновенно всосал и выбросил отраву в кровь, и Багров сумел выдавить:– Загорский как изволит поживать?– Загорский?..Майя Петровна не удивилась вопросу, то был один из привычных заскоков мужа; но испытала секундную растерянность, оттого что всплыл в памяти совсем недавний разговор о Загорском с Леной.– Не знаю, кажется, поехал куда-то.– А говоришь – «не знаю»!– Тут про всех все знают, – возразила она.– Именно! И захочешь утаить, да не удастся, Майя Петровна!Он возбужденно закружил по комнате. Майя Петровна все еще не могла взять в толк, что с ним происходит.– Миша! Ты много выпил, что ли?– Пустяки я выпил.– Тогда не пойму… Как будто играешь. А игрушки-то живые – Катя, ты, я. И всем больно!.. Я хочу знать, что случилось. Ведь все очень серьезно, Миша! А мы – о чем говорим? Бабы, клиенты, теперь еще Загорский!Багров сел на место, сжал пустой стакан. Произнес с ненавистью, отбросив все недомолвки:– О нем и говорим. О нем да о тебе.– Что?!.. Так вот с чем ты шел! – ужаснулась она.– Да. С тем шел, с тем и пришел.Излишне и уточнять, зачем пришел. Если уж ударился в бега, прорвался через полстраны – ясно, что у него на уме.Сидит против нее, между воспаленных красных век – мрак и безумие. Прощается с ней, готовясь переступить последний рубеж. Ее муж. Чуждый, будто бесом одержимый… и несчастный. Господи, как она устала искать выхода, бороться! Но она за него в ответе, не может оставить на съедение самому себе.Когда Майя заговорила, Багров изумленно дрогнул от тихого сострадательного голоса:– Ну что у тебя за судьба, Миша?.. Зачем все так нелепо… Всю жизнь шиворот-навыворот, шиворот-навыворот… Даже воз черемухи – в сущности, тоже нелепо…– Это к чему?Он ждал оправданий, покаяния. Может быть, под всеми завалами ревности, ярости, обид тлело желание простить. Ее, не его, нет.– К тому, что зря ты шел, Миша. Ничего нет. Ничего. Пусто.Багрова будто по затылку огрело этой ее материнской жалостью.– Врешь! – ахнул он.– Когда я врала…Никогда, он знал. Но сейчас восстал против своего знания.– Майка, ты не шути! Ты мне душу не выворачивай! По-твоему, я как волк, как бешеный пес… все эти дни где ползком, где бегом… по лютой стуже… куски воровал… это что все – сглупа?!..– Лучше не рассказывай.– Нет, ты говори – сглупа?.. Я ведь все равно дознаюсь, пара пустяков!– Дознавайся… Мне бы оскорбиться, а даже сил нет. У кого только повернулся язык?– Скажешь, и под вечер к нему не бегала? И до дому он тебя не провожал? И… все прочее? – слабея, перечислял Багров, а мысли спутывались и в голове что-то опрокидывалось вверх тормашками.– Провожал? – переспросила Майя Петровна. – А-а, вон что!.. Хорошо, сейчас я расскажу, как он меня провожал!Она рассказывала с малейшими подробностями, какие могла припомнить, что-то намеренно повторяла, сознавая, что ему важно все до последнего звука и жеста.Багров умирал и воскресал одновременно. Умирал, скрежеща зубами, бешеный, одичалый человек с наточенным на соперника ножом. Воскресал не оскорбленный, не опозоренный женой муж – жертва клеветника.Когда она умолкла и ходики отстукали десятка два неспешных тик-таков, спросил едва слышно:– А погода была хорошая?Полная чушь. Что за разница – хорошая ли, плохая погода! Но Майя Петровна приняла вопрос серьезно. Значит, какой-то малости Михаилу не хватило или просто времени для окончательного поворота.– Ветер дул сильный, Миша.Ветра она терпеть не могла и помнила, что поспешила распрощаться с Загорским, потому что продрогла.Багров толчком поднялся и рухнул поперек стола лицом в ее ладони.– Маюшка, прости! Подлец я, что поверил! Прости, Маюшка…Рукам стало мокро. Впервые он при ней плакал. Майя Петровна тоже не была плаксива, но его потрясение, тихий жаркий шепот вызвали слезы и у нее. На душе посветлело, снизошел мир.Она простила. Конечно, простила, ведь как никто другой понимала, почему он поддался Калищенке. Отбивая Майю у Загорского, Багров отбил не девственницу. Эта заноза засела в нем навсегда: что тот был первым. Ему это представлялось особым преимуществом и вечной опасностью.Тем более что Загорский упорно держался радом, словно выжидая своего часа.Майя Петровна понимала мужа. Он ее – нет. Хотел за строптивость наказать одиночеством. При избытке жизненных сил, которыми был наделен, и помыслить не мог, что протекшие полгода Майя наконец-то отдыхала по ночам…
* * * Между тем в дежурке кипели страсти. Опять спорили, каждый по-своему трактовал линию поведения Багрова с момента, когда шофер высадил его на шоссе. Оттуда лежали три дороги: асфальтом, лесом и полем. Полем – дальняя – слабо утоптанной тропинкой до деревни и птицефермы, оттуда тракторной колеей к Еловску.– На кой шут ему крюка давать? Дом уж рядом, a он в сторону двинет?– Возле дома-то особая осторожность и нужна! Какой зверь к логову прямиком ходит? Непременно петлю заложит, со следа сбивает.Кратчайший путь был лесом, тут удалось бы скостить километра четыре, если б не снег.– Да много ль его нынче, снегу?– В низинах и по колена. Не лось же он, по сугробами переть!– Багров-то? Да ногастей любого лося. Еще как пропрет! А где и лыжня накатанная выручит. Лесом, лесом!Асфальтовый вариант большинство отвергало – велик риск нарваться на знакомого. И один Томин, только что с комфортом проехавший по всему багровскому маршруту от колонии и наглядно проследивший всю бесконечную протяженность его, трудность и рискованность (за доставку военного донесения Героя могли дать), уверенно сказал, дождавшись паузы:– Ни лесом, ни полем. Где ему с лосем равняться, небось на последнем дыхании. Пошел он асфальтом. К опасности привык, да еще метель полдня слепила. Занавесила его.Дежурка поразмыслила и приняла мнение Томина. О дороге спорили потому, что отсюда вычислялось примерно время, когда Багров добрался до окрестностей Еловска. Получалось, часам к двум.– Но засветло же он в город не сунулся? – нетерпеливо обратился Томин к Гусеву.– Нет, товарищ майор. Думаю, отсиделся в каком-никаком сарае часов до шести-семи. Потом двинул в разведку.– Отлично! Он уже двинул, а мы гадаем – лесом или полем! Одиннадцать минут назад получена телефонограмма. Что сделано?Дежурка озадаченно притихла. Что сделаешь за одиннадцать минут? Почему-то всем рисовалось, что Багров сперва «устроится на постой», дабы отдохнуть от дальних странствий, и уж потом приступит к своим нехорошим делам. На постое его и надеялись захватить.Томин тоже держался подобного взгляда до телефонограммы. Она опрокинула их прежние расчеты. Значит, и нынешние Багров мог опрокинуть.Две точки притяжения существовали для него в городе: Загорский и жена. От этих конечных точек и надо толкаться, чтобы не плестись у него в хвосте, но, по возможности, опередить.– Да ведь облаву готовим, товарищ майор… А что вы предложите?– Срочно засаду у дома Багрова, засаду у школы и кого-то отправить в Новинск. Пусть удержит директора, пока Багров на свободе.Гусев не страдал ложным самолюбием:– Спасибо, товарищ майор. Действительно раскачиваться некогда. Разрешите привлечь штаб дружины?Людей для путной облавы явно не хватало.– Ну, что делать. Только с умом!Школу как наиболее верный объект Томин взял на себя; в подмогу – участкового Ивана Егоровича.Они обогнули здание по широкой дуге, подыскивая мало-мальски удобное укрытие. Над служебной дверью горела лампочка в проволочной плетенке и призрачно светилось одно окно.– Пелагея телевизор смотрит, – вполголоса сказал участковый и пояснил, что та работает в школе уборщицей и ведет холостяцкое хозяйство Загорского, а он за то уступил ей комнату в своей квартире.Еще по пути сюда Иван Егорыч сетовал, что школа дескать, на юру и спрятаться возле нее негде. Так оно и было. Придется ожидать Багрова внутри, что по многим соображениям гораздо хуже. Став поодаль, они совещались, как поступить, когда внимание Томина привлекла цепочка следов, ведшая напрямик через спортплощадку.– Иван Егорыч, постойте на шухере, я поинтересуюсь. Отсюда вам обзор хороший, если что – подайте сигнал. Какой-нибудь безобидный.– Мяукаю я с детства совершенно натурально, на два голоса, – серьезно сообщил участковый. – Чистая кошачья драка.Однако мяукать не понадобилось, никто вблизи не появился, и Томин внимательно и с неприятным предчувствием рассмотрел то, что сумел, на снегу.Без Кибрит некому было вычислить рост, вес, комплекцию и прочее. Томин лишь констатировал, что кто-то недавно приходил, потоптался, сплюнул кровью и ушел обратно. Нога очень крупная, шаг широкий.Тетку Пелагею вторично за вечер оторвали от телевизора. Прежде всего Томин задернул шторы у Загорского, включил свет и не велел гасить. Расспрашивать предоставил Ивану Егорычу, с которым та держалась свободней.Описанный теткой Пелагеей визит настолько органично ложился на Багрова, что почти и сомнений не оставлял. Рассказывала она четко, только со временем находилась не в ладах: час ли назад, полтора ли являлся неведомый посетитель – ответить не могла.Томин позвонил дежурному, обменялись новостями: Виктор помчался в Новинск, вторая засада на месте. Участковому определили побыть все-таки в школе для верности, Томин возвратился в милицию, нещадно грызя себя. Сколько раз жизнь щелкала его по носу за гонор, но он опять впадал в самонадеянность. Ведь предупреждал Паша: «Нельзя недооценивать Багрова» и еще что-то про энергию и напор. Послушать товарищей по работе, этих-то качеств у Томина хоть отбавляй. А вот на поверку беглый зэк – изголодавшийся, изнуренный – проявил их куда больше.На что еще он способен? Чем занят сейчас?..В дежурке Гусев напутствовал группы захвата:– Итак, имеем восемь адресов. Стесняться не приходится, в каждый курятник будем нос совать. Сверяем часы. Девять сорок шесть. Операцию назначаем на десять десять. Имеете добавления, товарищ майор?– Старайтесь потише. Восемь адресов – это наше предположение. Кто поручится, что не двенадцать?Гусев обернулся к «захватчикам»:– Для пресечения слухов: по каждому адресу, где пусто, оставляем своего человека. Пусть следит, чтобы не перебежали из дома в дом шепнуть.
* * * Багров как-то выпал из ситуации, переживая обманчивое впечатление, будто отныне все хорошо. Заговаривал о пустяках, по-доброму улыбался.Майя Петровна с сожалением вернула мужа к действительности:– Что же теперь, Миша?– А что теперь? – все еще безмятежно отозвался он. – Спасибо, Загорского унесло. Постарался его ангел-хранитель.– И твой тоже.– Верно, и мой не подвел.– Но что ты дальше?Багров задумался, начал грустнеть.– Поеду назад в ту же колонию. Придушу Калищенку, гада!Прозвучало полусерьезно, и в том же тоне Майя Петровна «восхитилась»:– Очень умно рассудил, Миша. То-то нам с Катей радости!– Выходит, спустить ему? Пускай подличает дальше, как нравится? – скривился Багров.– Да не о нем думай – о себе, о нас!Багров опять помолчал и совсем потускнел.– Конечно, придется сидеть. Эх… Только жди, Майка! Мне без тебя зарез!– Подожду, Миша, – покорно согласилась она.– Я знаю, прежнего нету, – с новой мукой покачал головой Багров. – Привычка тебя держит… Катька у нас, дом… А ведь было счастье, Маюшка! Куда делось?– Все здесь, Миша, на донышке. И твое, и мое, – показала та на бутылку.– Брошу! Веришь? Брошу! Я уже отвыкать стал. Отсижу, и уедем давай, как ты хотела. Опостылело тут теперь! Начнем по новой, а?.. Может, тогда вернется… обратно полюбишь?..Майя Петровна ответила осторожно, выверив наперед интонацию:– Отчего не полюбить, Миша. Мужчина ты видный, работящий.То была ложь во спасение; ничего не стоило толкнуть на новые безрассудства буйную и переменчивую его натуру.– Но сейчас-то ищут тебя, Миша. Объявись сам, скидка будет. Объясни, как было… люди же – поймут! Прошу тебя!– Противно, Майка. Словно побитая собака на брюхе…– Переломи себя, Мишенька! Пойдем. Пойдем вместе!Вот и перегнула палку, сразу воспротивился:– Еще не хватает, чтоб ты меня за ручку вела! На весь город потеха! Сам дорогу найду.– Значит, пойдешь? Честно?!Багров медленно обогнул стол, Майя Петровна встала навстречу.– Поцелуй!То было требование залога, обещания; или печать, скрепляющая договор.Майя Петровна поцеловала мужа. Но губы-то лгать не умели.– Я вещи соберу, продукты… – заторопилась она. – Принесу в милицию.– Побудь еще, Майя…Пока она была здесь, единственная его желанная, пусть хоть такая, только прохладно-ласковая, Майя принадлежала ему. А дальше – какие немеряные версты разделят их! Сколько они не увидятся!Майя Петровна понимала, что муж ждет от нее еще каких-то слов, чувств. Но где их взять? Силы ее иссякали.– Скорей надо, Миша, чтоб сам ты, пока не поймали!– Ну… ладно, – смирился Багров. – Подожду, пока обратно полюбишь.Она кое-как повязала платок, надела пальто и, уже одним рассудком, а не исчерпавшим себя сердцем сознав, что надо смягчить боль мужа, – прислонилась к его груди, дала себя обнять напоследок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13


А-П

П-Я