– Он-то трепанет, да Михаил навряд поверит! – загорячился дежурный. – Ванька от него до самой армии с битой рожей ходил – за поганый характер!– Но, между прочим, пили вместе не один раз за последнее время, – покачал головой Иван Егорыч.Они еще потолковали на эту тему, и Томин внимательно выслушал обмен мнений.– Решим так, – подытожил он, – Багров мог поверить Калищенко в двух случаях – или понимал, что тот сообщил правду, или известие было очень похоже на правду.Собеседники выжидательно молчали.– Подумайте: что-нибудь произошло, что вплотную затрагивает Багрова? Предположим, он был бы здесь – что-нибудь всколыхнуло бы его, заставило вмешаться?Дежурный с участковым подумали вместе, подумали порознь и отрицательно покачали головами.«Ничего не вытанцовывается! А Багров все ближе… Но, собственно, кто поручится, что его несет именно в Еловск? Ах, да, Паша ручался. Впрочем, были случаи, и он обманывался…»Пришел еще и еще кто-то, присоединился к обсуждению.– Давайте зайдем с другой стороны, – сказал Томин. – Нет ли серьезного нераскрытого преступления – старого, еще до ареста Багрова?Дежурный сощурился, стараясь уловить мысль Томина.– Это, значит, ход такой: Мишка чего-нибудь натворил и, пока не поймали, сел по мелочи?– А Калищенко ему шепнул, что теперь, мол, докопались до прежнего?Томин кивнул.– Хитро! Да только не про нас. Ничего хоть мало похожего. Верно, Егорыч?– Бог миловал. У нас «висячек» вовсе нет, – похвастался он к слову.– А коза, Егорыч?Все засмеялись.«Счастливые люди. Единственная «висячка», да и та из козьей жизни».Но слушать про козу было некогда. Шмель гудел неотступно, и благодушное настроение присутствовавших начало понемногу раздражать. Не усидев на стуле, Томин взялся расхаживать по просторной дежурке.«Придется вернуться к Пашиной версии. Только не сразу тыкать пальцем в жену».– Ставлю на повестку дня семейный вопрос, – объявил он. – Домочадцы, родственники в Еловске. Какие родственники? И какие события? Все подряд.Стали перебирать:– Варвара – золовка – двойню родила.– Катерина Багрова со своим Витькой поссорилась. Тихон сессию в техникуме сдал…– Старика Багрова ревматизм скрутил… А старуха у дочери гостит. А двоюродная сестра…«Мать честная, все-то они знают, а толку чуть! Тут до вечера не переслушаешь».– А что насчет отношений с женой? – спросил он, перекрывая галдеж.Наступило общее несколько натянутое молчание. Затем ответил какой-то грузный, лысоватый, сильно на возрасте:– Я вам скажу откровенно, ничего хорошего ни ей, ни ему. Он наш коренной, можно сказать, на печи вырос, она – ленинградская. Совсем две разные породы. Не пара она ему была, не пара и осталась.Дежурный запротестовал:– Верней – он ей не пара, вот эта да! Майя когда приехала, мы только рты раскрыли! Если бы у Михаила не те кулаки, его бы с зависти извели, когда он ее у директора отбил!– Потому что хват был, не вам чета! – вскинулся лысоватый. – Ведь такой парень под уклон пошел! Бывало, что на аккордеоне, что плясать… И ничего на свете не боялся, пятерых подряд мог на обе лопатки!В дежурку вопросительно заглянул высоченный молоденький парнишка.– Виктор Зуев из штаба дружины, – шепнул Томину участковый. – Катерины Багровой, можно назвать, жених. Может, пригодится?– Может, и пригодится.Участковый сделал парню знак войти. Томин обернулся к дежурному:– Вы директора помянули. Кого имели в виду?– Семен Григорьича, конечно, – удивился тот, настолько это казалось ему общеизвестным.– Фабулу в двух словах.– Да это уж дела давно минувших дней…– Э-э, не говори, старая любовь не ржавеет, – усмехнулся Иван Егорыч. – Загорский Семен Григорьевич был с Майей Петровной раньше еще знаком, до Еловска, – пояснил он Томину. – Приехал вскоре после нее, и все твердо считали, что вот-вот свадьба. Но Михаил пошел в атаку…Виктор нервно вылез вперед:– Простите, я не понимаю… Зачем этот странный разговор?.. Дескать, не ржавеет…– Ты, Витя, погоди, тут серьезный вопрос, – остановили его и велели сесть. Опять завелся общий гомон:– Зачем бы Семен Григорьевичу здесь оставаться?– И то верно…– Как Майя с Михаилом поженились, ему был прямой путь обратно в Ленинград.– Не верил Семен Григорьевич, что они уживутся, ждал, пока Майя Петровна не выдержит. Вот что я думаю, – припечатал участковый.Виктор положительно не был способен высказываться сидя. Снова вскочил:– Почему вы ему приписываете что-то такое?.. Он всю душу отдал школе, возился с каждым, как с собственным! Я Семен Григорьевича глубоко уважаю и люблю…– Вот чудак! – изумился дежурный. – В Еловске такого и человека нет, который бы Семен Григорьевича не уважал. Мы ведь о другом – мы о Багрове сейчас.– А что о нем? Пьяница и скандалист, каких мало!– Сплеча рубишь, молод еще! – оборвал лысоватый. – Ихняя вся порода такая. Дед до восьмидесяти лет за стол без рюмки не садился. Он до революции извозом промышлял – Савелий Багров, – так иной раз на большой дороге наскакивали по трое, а то и по четверо – голыми руками расшвыривал! Михаил Багров – лихих кровей! Вот откуда норов.– Неужели вы не согласны, что он антиобщественный? – не сдавался потенциальный зять.Лысоватый утратил свой пыл.– Теперь уж, конечно, антиобщественный… Какой-то в нем надлом случился. Стал человек себя терять.– Э, Павел Матвеич, – махнул рукой дежурный, – по-русски это называется просто: спился.– Просто? Про Михаила-то Багрова – просто? Когда он что спроста делал, скажи? Мы что – сплетничать собрались? Или заметку в стенгазету сочиняем? Если станем примитивно судить – промахнемся так, что после не расхлебаем!..Томин, вникая в их споры, мрачнел и мрачнел. Вспомнились слова Знаменского: «Роковые страсти-мордасти».– Прошу внимания!Не все услышали (о Томине слегка подзабыли), пришлось, повторить. Дождавшись тишины, он медленно и раздельно проговорил:– Предлагается следующая задача: Багрова кто-то смертельно обидел, оскорбил, опозорил. Какова будет реакция?– Да ведь нет этого ничего, товарищ майор! – испугался дежурный.– Допустим, есть. Что сделает Багров?Томин поочередно обводил взглядом присутствующих. Каждому явно становилось не по себе. Он обратился к лысоватому, как наименее предубежденному против Багрова:– Ну? Как на духу?Тот прокашлялся, сглотнул, произнес тихо:– Может и убить.– Ваше мнение? – к участковому.– Может, – вздохнул тот.Не было необходимости опрашивать остальных. Слово сказано.– Давайте все успокоимся и серьезно подумаем. Я боюсь, что Багров чрезвычайно опасен. Когда я заговорил о его жене с Калищенко, у того в глазах заиграло злорадство. И… словно знает он о ней что-то нехорошее.– Гаденыш! – шепнул дежурный.– Представим себе, что Калищенко расписал Багрову, как его жена утешается с Загорским. Мог придумать правдоподобно. Он, по-моему, достаточно хитер.– Калищенко? – воскликнул Виктор. – Это с почты? Да он же… Вот подлец! Он же к Майе Петровне подкатывался!.. Без мужа дескать, скучно, под локоток… А она ему… не знаю точно, кажется, по щекам… И тут – Семен Григорьич навстречу. Калищенку шуганул, а Майю Петровну до дому проводил…– Катерина рассказала? – осведомился участковый.– Ну да.– А чего повздорили-то?– Повздорили – помирятся, – нетерпеливо прервал Томин. – Главное для нас теперь – фактор времени. Конечно, Багров не на вертолете летит, но при его характере… пожалуй, завтра-послезавтра объявится. Оперативные соображения?– Посты ГАИ надо известить, чтобы транспорт проверяли, – предложил дежурный.– Принято. Дальше?– Общественность проинформируем, – решительно (и, разумеется стоя) сказал Виктор, мысленно созывая штаб дружины.– Нет, шума поменьше, спугнем. Молва у вас, наверное, быстрее телеграфа.Все согласились.– Еще и то скажу, – добавил участковый, – об Семене Григорьевиче надо подумать. Слух если прилипнет… Ославят их с Майей Петровной – потом не отмоешься.– Слух – не смертельно, – отмахнулся Томин. – А вот предупредить Загорского надо. Где он живет?– При школе и живет. – Дежурный набрал номер. – Семен Григорьевича попрошу… Куда?.. А вернется?.. Ясно. В Новинск он уехал по школьным делам. Дня на три.– С Новинском потом свяжемся. Следующее. Где Багров на первое время может затаиться? Хоть несколько часов ему нужно с дороги отдышаться, осмотреться.Все призадумались.– Иван Егорыч, записывайте, – подтолкнул Томин.– К отцу не сунется…– Не-ет старик его в амбар запрет, да еще вожжами, пожалуй. К друзьям по бутылке.– К Матвею может.– К Матвею – да. К Андрею Зубатому тоже. Записывай обоих.– Алабина запиши, Петра.– Сомнительно.– Зато городом не надо идти, с краю.– Ладно, для верности. И Лопатиных уж тогда.– А вдруг он прямо домой – и… что-нибудь Майе Петровне? – предположил Виктор.– Белым днем не осмелится, а к ночи присматривать будем.– Развод в восемь? – спросил Томин.– В восемь. Гусев – замнач по оперативной части – вернется в шесть.Томин глянул на часы. К семи надо быть в Москве. Принять душ, сменить рубашку – и к Паше: ведь сегодня знаменательная юбилейная суббота, на которую он обещал явиться хоть с того света.
* * * Багров одолел свои двенадцать километров.Облепленный снегом, зелено-бледный, почти неузнаваемый добрел до стоявшего на отшибе обнесенного плетнем дома. Осторожно заглянул в окно и постучал пальцем по стеклу. За дверью послышался голос: «Кто там?»– Дед Василий, отвори.Дверь приоткрылась, высунулась седая голова. Уставилась на пришельца с недоумением, пошевеливая бровями, стараясь сообразить, кто пожаловал.– Да я же это, я… – просипел Багров.– Мишка?! – ошеломленно вскрикнул дед. – Откудова тебя черт нанес?..– Ш-ш… один ты?– Кому у меня быть?Уединенно жил старик, держал пасеку. Ходили к нему только за медом, который он предпочитал выменивать на продукты, чтобы не таскаться самому в город: ноги донимали. А последние дни визитеров не случилось, и некому было доложить деду Василию о городских новостях.– Чего не пускаешь? – беспокойно заозирался Багров; тело его рвалось в тепло и укромность.– Снег стряси.Нежданный гость снял шапку, хлопнул о колено, криво надел и чуть как бы пошатнулся. Спиртным, однако, не пахло, дед Василий в свои без малого девяносто лет сохранил и безошибочное обоняние, и зоркость. Он взял веник, сам обмел Багрова от плеч до валенок.– Теперь заходь.И, запирая за ним, тоже внимательно осмотрел округу. Багров рухнул на табуретку у теплой печи, закрыл глаза. Дошел!– Дошел, видать, до ручки, – пробурчал дед Василий. – Сымай тулуп, Михайло.Тот кое-как расстегнулся, стащил полушубок, дед бросил его на лежанку сушиться. Шапку, дивясь дорогому меху, уважительно повесил на гвоздь. Потом оглядел небогатое свое стариковское хозяйство, достал растоптанные бахилы:– Обутку смени.– Не могу, потом. Картошкой пахнет… – запекшимися губами выговорил Багров.– Картошка с голодухи – вред один. Меду тебе надо, мед силу даст. Спасибо, чайник горячий, – он старательно задернул занавеску на окне, к которому приставлен был стол.Долго и жадно ел Багров хлеб с медом, запивал чаем. Оживал. Хозяин счел, что пора и поговорить.– Сколь же ты не досидел, Михайло?– По амнистии, дед.– Ты это… не загибай! Думаешь, я по старости сдурел вконец?– А не сдурел, так не спрашивай.– А ежели мне интересно?– Ишь ты, ему интересно! – язвительно скривился Багров.– Дерзить не смей! А то вот тебе Бог – а вот порог! – Дед Василий распрямился; даже и теперь еще проступали в нем прежняя стать и размах.– Так-таки и выгонишь? Савельева внука?– Только ради светлой памяти, – помолчав, сказал дед и перекрестился. – Слава Господу, Савелий не дожил!– Слушай, мне от тебя ничего не нужно. Может, переночую – и прощай. Вот только… выпить бы малость.– Выпить нету, – решительно ответил хозяин.– Врешь. Держишь небось для зятьев.– А хоть бы и держал! Водки не дам! Ты через нее и сгинул!Невдалеке забрехала собака, дед Василий озабоченно приник к занавеске, проследил за кем-то, обернулся к обмякшему за столом Багрову:– А скажи на милость, за каким шутом ко мне-то пожаловал? То годов пятнадцать глаз не казал, а то на тебе – явился!– Прикажешь к Матвею идти? Или к Андрюшке Зубатому? Там меня враз и прихлопнут.– Все одно поймают, Михайло. Куда денешься?– Потом пусть ловят, – равнодушно уронил тот.– Пото-ом?..Косматые брови взлетели, собрав лоб в глубокие морщины, затем поползли вниз, нависли по бокам ястребиного носа.– Чевой-то ты задумал? А? – грозно приступил дед к гостю.Но уже не те были годы, когда Мишку устрашал закадычный Савельев друг.– Дело есть, – твердо и тяжело легли его слова поверх стариковского окрика. – Что-то жарко у тебя, – попробовал отвлечь разговор в сторону.Дед сел против него.– Это от меду. Сколько ден не емши-то?– Двое суток.– Ох, Михайло, натворишь ты беды! Ведь чисто зверем смотришь!– Я сейчас зверь и есть… Зверь за добычей, а за зверем – охотники.– Ну, вот чего: отвечай по чистой совести – какое твое намерение?По совести Багров ответить не мог. Но старик был пока очень нужен. И – подспудно где-то, на дне сердечном – было перед ним немного стыдно. Потому ответ прозвучал без вызова, по-родственному:– Слушай, дед, я много куролесил, верно. Однако не подличал. Ты за мной какую подлость помнишь?– Еще бы не хватало!– Так вот те крест – мое дело справедливое.– Будто ты в Бога веруешь!– Тогда памятью Савелия Багрова клянусь! – поднялся торжественно.Встал и дед Василий.– Гляди, Михайло, не бери греха на душу!Багров пошел к лавке, повалился на нее:– Стемнеет – разбудишь.Хозяин зашаркал к окну. Снег перемежился, но тучи висели серым пологом.– По такой погоде часов с пяти смеркаться уж начнет, – сообщил он.Багров не откликнулся – спал.
* * * Снег перемежился. В поле зрения появился дворник с широченной лопатой; послышался характерный скребущий звук. Томин стоял у отворенной форточки и прихлебывал жидкий и слишком сладкий кофе, который налил ему из своего термоса дежурный (извинившись, что некрепкий и пересахаренный: и то и другое «из-за сердца»).Еловские стражи порядка, «заведенные» Томиным, теперь уже сами себя подхлестывали и делали все как надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13