Кувырком кинуться на пол, выстрелить и попасть – не проблема. Но куда при этом угодит пуля, Томин поручиться не мог. Да убережет Багрова луна.– Ладно, дуэль так дуэль, – притворно согласился Томин. – Но зачем торопить судьбу? Дуэль потерпит.Три раза повторил он красивое словечко. Пусть проникнет в сознание ли, в подсознание Багрова – куда пробьется. Главное, что дано имя. Оно предписывает соблюдение определенных принципов. Оно подразумевает, что соперники достойны друг друга и равны.И уже по праву дуэлянта (а не инспектора МУРа) Томин спросил:– Скажите, почему вы не явились в милицию, хотя дали слово жене?– Этого ты не трожь! – запретил Багров.Но дуэлянт Томин не послушался:– Она сидела там, в дежурной части, и ждала. Принесла какие-то трогательные свертки с едой… Потом мы стали собираться за вами. Майя Петровна увидела, как заряжают пистолеты, и помертвела.«И я обещал не стрелять в ее мужа… Ах, чтоб меня ободрало – обещал не стрелять!»– Я пришел образумить вас, Багров.– Замолчи, майор.– Нет, раз начал, то договорю. Я ведь побывал в колонии и добрался до Калищенко. Калищенко – мразь и подлый врун!– Кончай! – почти взмолился Багров, не в силах перенести еще один нравственный переворот.– Минутку внимания. Мы намерены стреляться. Исход неизвестен, а перед смертью не врут. И я говорю вам: у вас нет дела в Новинске! Ни единый человек не допускает даже мысли о правоте Калищенко. Один вы. Почему?..Багров забыл придерживать дверь, слушая Томина. Она покачивалась под ветром, все шире открываясь. Донесся скрип шагов. Багров выглянул.– Кто там третий топает? – спросил без интереса.– Наверное, шофер. Надоело ждать в машине. Но сюда никто не войдет, пока наш разговор не кончится… так или иначе.…Двое снаружи чувствовали, что находятся под наблюдением, и Гусев загодя подал знак шоферу, чтобы тот не бежал: нельзя было выказывать тревогу.– Товарищ капитан, сейчас передали по рации…– Потише, Андрей.– Багров вооружен! Сбил мотоциклиста, взял пистолет…– Мать честная! – ужаснулся Иван Егорыч.Гусев выразился более энергично.Оба дослушали подробности и по-новому поняли поведение Багрова. Эх, минут бы на десять – пятнадцать раньше! А теперь что сделаешь, когда майор у него!Удалось ему? Не удалось? Какая внутри обстановка? Чем помочь?Гусев надумал:– Ты, Андрей, закури и иди спокойно, будто обратно к машине. Потом тихо-тихо кругом сарая. Найди сбоку дырку, щель. Разглядеть вряд ли, но, может, хоть расслышишь, что там. Если майор в опасности, махнешь нам. Будем врываться.Участковый тоже надумал и даже более мудро:– Михаил Терентьич! – крикнул он. – Живой мотоциклист-то! В больницу свезли. Побился сильно, однако живой! Слышь, Михаил Терентьич?– Слышу… – отозвался Багров после паузы.И участковому полегчало; верно он угадал: Багров боялся, что на нем уже висит покойник. Теперь психике – разгрузка, а значит, и майору помощь.Действительно, у Томина крепла уверенность, что возможен мирный исход. Он говорил и говорил, а Багров слушал. Это было уже очень много – что слушал. Конечно, не все слышал. Что-то пролетало мимо ушей, что-то глохло в толще недоверия, но что-то все же просачивалось.Терзаясь противоречивыми чувствами, Багров пристально всматривался в лицо человека, белевшее шагах в трех. Друг? Враг? Рука с пистолетом была почти опущена, ноги едва держали. Если поверить, то снова жить. Но как поверить?..– Мне кажется, я понимаю вас, Багров. Сначала Пал Палыч кое-что объяснил насчет вашего характера. Потом люди в колонии. Потом я приехал в Еловск и дослушал про вас остальное. Вспомните, в критические моменты вас всегда губила водка. Вот и сегодня дорвались – и сошли с рельсов. Немудрено после недели в бегах. Но еще не поздно. Еще есть выбор.«Скоро сам растрогаюсь от своего красноречия. Неужели не проймет?»– Если собственной жизни не жалко, пожалейте жену! Я вот, признаться, пожалел: обещал в вас не стрелять. Потому и распинаюсь Так что можете без опаски меня ухлопать… Она и сейчас наверняка сидит, как я ее оставил – белая от страха, от горя…– Эх, майор! Еще вопрос, за кого она боится.– Ну почему вы верите Калищенке?! Ведь сами били его за подлый характер!– Кабы один Калищенко. А когда родная… – и оборвал.«Родная – кто? Не дочка ли, «усвиставшая на рысях» неизвестно куда?!»– Багров, что случилось после вашей встречи с женой? Ведь что-то же случилось! Скажите мне, может, вместе сообразим, где ошибка? Мы одни, между нами и останется.Луна уплывала из окошка, и светлый квадрат сползал с Багрова и терял четкость.Томин переступил с ноги на ногу и пошевелил пальцами в ботинках: подошвы стыли.«Да-а, братец, мягкие тапочки только дома годятся».В амбаре гуляли сквозняки. Дверь покачивалась с тихим басовитым скрипом.«Давно бы уж назад ехали, кабы не уговоры. Досчитаю до двадцати. Если будет молчать, прямо назову Катю. Кто еще ему «родная»? А эта красивая злючка могла, могла!.. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь…»Ветер снаружи разыгрался всерьез. В амбаре зашептались обрывки бумаги.«Майор, похоже, честно старается… Майя ждет в милиции… Гаишник жив… Господи, сколько еще сидеть… Катька, змея, могла и наврать. Как она потом за мной бежала, как звала… Я никого не убил. Хоть это хорошо… А зачем тогда все было? Тоска душит – сил нет… Но Майя ждет. Она меня ждет. Еще раз ее увижу…»Багров расслабился.Томин расслабился.Шофер, подслушивавший у стены, расслабился и потер замерзшее ухо.И тут дунул ветер, и дверь за спиной Багрова гулко хлопнула.«Продал?!» – яростно взорвалось в его мозгу, он вскинул пистолет и выстрелил в упор.Распахнул дверь, готовый к сражению. За дверью было пусто.Багров обернулся к Томину, который еще стоял, покачиваясь, пытаясь зажать рукой бьющую из раны кровь.– Майор… – леденея, позвал Багров. – Майор!..– Дурак, – сквозь зубы произнес Томин и стал оседать на пол, уже не слыша голосов подбегавших людей.
* * * Молча и недвижно сидела Майя Петровна в дежурке. Рядом притулилась Катя. Наплакалась и уснула.В милицию она ворвалась, причитая:– Мамочка, прости! Мамочка, прости!Ни слова не проронила Майя Петровна, слушая захлебывающуюся исповедь дочери. Только смотрела с глубоким отчужденным изумлением. Были вещи, которых она не прощала…Далеко за полночь возле горотдела затормозила машина. Майя Петровна встала, выпрямилась. Первым вошел осунувшийся участковый.– Иван Егорыч… – вопросительно потянулась к нему Багрова.– Ведут, – угрюмо буркнул тот и направился к дежурному. – Ведут ее ненаглядного.– Да она не в курсе, – вполголоса пояснил дежурный.– И зря! Докатился ваш Багров, – обернулся Иван Егорыч, – на человека руку поднял.Майя Петровна совсем побелела.– Загорский?..– Загорский жив-здоров. А вот майор…– Погиб?!– На грани, – отрезал Иван Егорыч и тяжело сел подле дежурного.– О нем Москва справлялась, – вспомнил тот.– Надо сообщить. Родных вызвать…Катя со сна ошалело уставилась на отца, переступившего порог дежурки. Движения его были заторможены, вялы, лицо безучастно. Вот шатнуло, и Гусев подпер его плечом. Но даже Катя поняла, что шатало не спьяну. Сказывалось телесное и душевное изнеможение.Багров медленно поворачивал голову, осматриваясь. На Кате задержался, но довольно равнодушно. Наконец увидел жену. К щекам, ко лбу прилила кровь, жилы на висках вздулись неестественно, в мизинец толщиной. Он разлепил спекшиеся губы:– Майя, прости…Это было все, что у него сейчас было. Два слова. Единственная просьба к судьбе.Дежурка забыла дышать, переживая драматичность момента.Майя Петровна без звука подняла ладонь, обращенную к мужу, и широко повела ею в воздухе, будто ограждаясь невидимой стеной.Отреклась.Хуже любого приговора, потому что пожизненно.Накинула пальто, платок и вышла, как из пустой комнаты.Катя нагнала ее возле милицейской «Волги». Майя Петровна о чем-то расспрашивала шофера.– Мамочка! – вцепилась в нее Катя. – Прости его! Это я виновата! Он такой несчастный!.. Как мертвый!..Майя Петровна легонько оттолкнула дочь и второй раз за вечер посмотрела на нее в крайнем изумлении. Но теперь в глазах появились проталинки.– Вернись и накорми его, – приказала она. – В сумке все есть.– А ты?!– Я в больницу. Не жди.
* * * Пал Палычу не спалось. Тоскливая штука – бессонница. Не так давно и улегся, а уже мочи нет. С боку на бок, с боку на бок…Телефонный звонок выдернул его из постели и в три прыжка донес до прихожей.– Прошу прощения, что разбудил, – сказала трубка голосом дежурного по городу. – Но тут из Еловска поступили новости, и я подумал…– Не тяните, Григорий Иваныч!Тот зачитал телефонограмму, добавил что-то сочувственное.Знаменский деревянно поблагодарил. И остался стоять в прихожей, слепо уставясь на свои босые ноги, без определенных мыслей и чувств, зная только, что в его жизни стряслась огромная беда.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13