И вот – скрылась в сенях, мелькнула мимо окна и канула в темень за плетнем.Багров окинул прощальным взором дедову горницу, прислушался, как тот заливисто похрапывает в каморке. На столе мутно зеленела бутылка. Багров отвел глаза, но их опять потянуло к зелени.Лукавое самооправдание нарисовало картину сдачи властям, раздуло предстоящее унижение. Багров налил стакан до краев. Не пропадать же. Может, последний раз в жизни!
* * * В милиции было пусто. Две минуты назад группы захвата приступили к операции. Еще через тридцать – сорок минут станут известны итоги. Томин и дежурный помалкивали. Обоим хотелось верить в удачу. Дежурному оно удавалось процентов на семьдесят, Томину процентов на двадцать.Однако, если спросить, питает ли он надежду взять Багрова в ближайшие часы, Томин, не колеблясь, ответил бы «да». Но не облавой. Просто… ну не могла столь тихо завершиться эпопея Багрова.Мысль эту Томин обнаружил в себе уже в готовом виде, не заметив, как она созрела. Но таким – подспудно рожденным – он внимал, пожалуй, больше, чем логически обоснованным. Внутренний голос предупредил: готовься к бурным событиям. Хорошо, если не трагическим.По коридору кто-то бегом – и, запыхавшись, влетел в дежурку. Один из «штабистов» Виктора, приданный засаде в качестве связного.– Меня послали… сказать на всякий случай… Катька на рысях усвистала.– Тебе бы за ней бежать, а не к нам, балда!– Да ведь не было распоряжения, товарищ майор… чтобы следить, – растерялся конопатый «штабист».– В какую сторону ударилась? – спросил дежурный.– По Пионерскому.– Гм… куда ее понесло…– А жена Багрова дома?– Так точно, товарищ майор. Хотя… не наверняка.– Желательно потолковей.– Свет наверху горит. Но не видно, чтобы ходили.– Подымись в квартиру, узнай. Под благовидным предлогом.– Есть!Он ринулся наружу, а Томин прервал задумчив дежурного:– Пионерский куда ведет?– Я вот как раз сижу, мозгую. Магазины закрыты, дальше – обувная мастерская, прачечная, всякие бытовые услуги. Детсад, стадион. Еще дальше – автобаза, заправка. А там уже огороды, поля. Куда ее понесло?.. Если только у лесопилки свернула, в жилой массив? По забору протоптано, но темень же! Шалая деваха…Рассуждения дежурного ничего не объяснили. Как кольнуло Томина это «усвистала на рысях», так и торчала иголочка. Правда, Катя отнюдь не жаждала встречи с отцом. Но что погнало ее из дому в одиннадцатом часу вечера?
* * * А погнало Катю именно желание встретиться с отцом.Странное поведение мамы, от двери дома вдруг заспешившей прочь, и странное же явление старика пасечника наконец сцепились в ее уме; она уразумела их связь и смысл.– Ох, мама… Ох, Маечка Петровна! Ну совершенно невозможная!Что выйдет из свидания родителей? Что отец вообще задумал? Чего потребует от матери? Муровец предупредил: «опасен». А она тайком; даже слова никому не сказавши!..Нет, мочи не было покорно ждать. Страх за мать, негодование, обида, что родную дочь как бы и не принимают в расчет – все смешалось и вихрем вынесло Катю на Пионерский проезд. Ее мнением не интересуются? Ну так она заставит поинтересоваться! Она им все выложит! Отцу, конечно, в основном. Мама – святая мученица. Но зачем она соглашается быть мученицей?! «Ах, человек в беде, его надо поддержать». Разве мы виноваты в его беде? Мы из-за него тоже в беде. И виноват он, он один! Пусть же сам и расплачивается!Катя приостановилась, глотая злые слезы и соображая, где надо свернуть, чтобы попасть на дорогу к пасеке; тут важно не ошибиться, дальше фонарей не будет.И увидела Майю Петровну, показавшуюся из-за детсадовской ограды. Слава Богу, цела! Возвращается! Первый порыв был – броситься навстречу. Приласкать, отругать, пожаловаться.Но тогда мама все поймет и не пустит ее к деду Василию. У нее своя правда – у Кати своя. И Катина правда останется только клокочущими в горле фразами, ни на что не повлияет, ничего не изменит.Майя Петровна ступала торопливо, но слегка неровно, как очень уставший человек. Руки зябко засунула в рукава, подбородок уткнула в воротник от ветра.Катя только по матери и заметила ветер; самой он был нипочем. Отодвинувшись за палатку «Пиво – воды», пропустила Майю Петровну. «Точно с похорон, бедняжечка моя!» Хорошо, что ее не будет при Катиной схватке с отцом: в мамином присутствии язык не все выговорил бы.…Багров шел сдаваться. Полушубок распахнут, шапка набекрень. Хмель размыл протест, чувство унижения. Захотелось покоя. Хоть под замком. Пускай они теперь решают, хлопочут, лечат его обмороженные ноги. И кормят. Первым делом пускай, собаки, накормят.Вон впереди какая-то фигура, и можно не прятаться. Даже чудно… Ба, да фигура-то знакомая! Багров радостно раскрыл объятия:– Катюха! Доченька!Что-то подломилось в Кате, и несчастной девчонкой с тугими косичками она нырнула в распахнутый полушубок к родной груди. Но секундно. Сивушный запах вернул всю непримиримость ее восемнадцати лет.– Пьяный! Опять пьяный. Вечно пьяный!– Последний нонешний денечек, Катюха. Зарок дал.– Заро-ок? Старая песня! Пусти меня, пусти! Чего облапил! Скажи, зачем ты явился?!Она отпихивалась от отца, тот дурашливо придерживал ее за локти.– По тебе соскучился! Дай, думаю, навещу.– Слушай, с тобой можно нормально? Идет себе веселенький, как с праздничка. Или ты совершенно уже ничего не соображаешь?Багров разжал руки:– Ну, давай нормально. Авось пойму.– Вот и пойми: хватит маму мучить! Ты нам не нужен. И мы тебе не нужны. Была бы водка!– За мать не решай! – повысил голос Багров. – Мы с ней все обсудили, все добром.– Видела я, как она от твоего добра шла: сама не своя и слезы в три ручья!Про три ручья Катя приврала, даже не заметив. Главное было пронять отца. И проняла. Тот болезненно поморщился:– Почему слезы?– Не иначе как от счастья! – съязвила Катя. Впервые она вела себя столь решительно и враждебно, и только туповато-добродушный настрой от выпитого стакана не давал пока Багрову взорваться.– Ну, хватит, потолковали. Мне пора, мать ждет, – он отстранил Катю и двинулся дальше.Твердо помня, что Майя будет ждать в милиции, он нес ей последнюю – нетронутую! – поллитровку. Наглядное подтверждение обета, маленький подвиг.«Мать ждет». Катя вообразила, что ждет дома. Это уж хуже некуда! Она повисла на отце, не пуская его.– Нечего тебе в Еловске делать! Мало нам было сраму!.. Уходи, уезжай отсюда!.. Пусть тебя где подальше ловят!Багров стряхнул ее и начал накаляться. Своя, кровная и вона что придумала – посылает его опять в бега!– Ну сильна, дочка! Вот сокровище вырастил!– Ты меня вырастил?!.. – взвилась Катя. – Ты мне всю жизнь отравил! Я из-за тебя в институт не попала!– Готовиться надо было, а не с Витькой целоваться! – рявкнул Багров.– Да меня Семен Григорьич так подготовил, что куда хочешь поступить могла! Вспомни-ка – время экзамены сдавать, а папашу посадили!Имя Загорского дочь вонзила в такое еще кровоточившее, что Багров задохнулся. Объяснение с женой похоронило ненавистный призрак, но могила была слишком свежа. А тут – новость, представившаяся Багрову чрезвычайно многозначительной. Загорский занимался с Катей? Для чужих подобного не делают. И – скрытно!.. Что еще от него скрывают?– Семен Григорьич подготовил? – переспросил тихо. – А я и не знал.– Мало ли чего ты не знал! – подливала масла в огонь Катя. – К примеру, мама до сих пор во сне уроки ведет. Ты храпишь с перепою, а она бормочет: «Алабин, иди к доске…»– А Семен Григорьича во сне не поминает?– Отчего и не помянуть? Уж не хуже тебя!– Катька!! – вне себя гаркнул он.– Ну, ударь, ударь! Маму уже бил, теперь меня давай!Багров схватил ее за плечи и затряс:– Мать бил?!.. Я – бил?.. Пальцем не трогал!– Своими глазами видела! Прямо по лицу!– То один раз… тогда причина была… – оттолкнул он дочь, стремясь вместе оттолкнуть и постыдное воспоминание.Но та не дала «закрыть тему»:– Знаю, какая причина! Думаешь, спала, не слышала? Мама уйти хотела. И почему только не ушла!.. Я бы на ее месте без оглядки…Земля на могиле зашевелилась, холмик стал осыпаться.– Куда ж бы она ушла? – спросил Багров со зловещей вкрадчивостью. – К кому?– Господи, будто на тебе свет клином сошелся! Жили бы сейчас тихо, культурно…– Тихо-культурно… С Загорским, что ли?Катя закусила удила:– Да хоть бы и с ним!Призрак полез наружу, обдавая загробным холодом. Призрак с незапятнанной репутацией, с двумя высшими образованиями, трезвый, уважаемый, очень культурный – первая любовь Майи, проклятие жизни Багрова. Оцепенение, с которым тот готовился вновь принять на плечи весь сброшенный было груз, внешне могло показаться спокойствием.– Говори, дочка, говори, я кое-что соображать начинаю… – медленно и как бы равнодушно произнес он. – Только вопрос, будет ли ей с Загорским счастье?Обманчивое спокойствие отца окончательно лишило Катю разума.– Да Семен Григорьич – золотой человек! – закричала она в каменное его лицо. – Он бы с мамы пылинки сдувал! Еще бы не счастье! Это ты вот – горькое горе!В раскрывшуюся могилу ухнуло все – покаяние перед Майей, ее умиротворяющие речи, решение идти с повинной. Туча бесов ринулась в душу Багрова.– Та-ак… – протянул он, зверея под их натиском. – Так, Майя Петровна… Поверил, развесил уши… Иудиным поцелуем предала. «Иди, объявись». Чтобы, значит, место очистить!.. Ну, все. Кланяйся мамаше! Да пусть своему Загорскому учебник географии в гроб положит! Еще, поди, заблудится на том свете!Он круто и четко развернулся и стремительно двинулся прочь от дочери, от города, от жены.Разумеется, Катя не сознавала, что делала. Она просто закатывала скандал, чтобы дать выход накипевшему и спровадить отца. Накипело много, за полгода его заключения особенно, а за последние дни – прямо невыносимо. И она надеялась избежать хотя бы той бури пересудов, которая подымется, если его заберут «на дому». На этом Катя «зашкалилась».И только сейчас поняла, на чем «зашкалился» отец, зачем – за кем! – рвался на волю. И что она порушила удачным скандалом. В ней взыграла лихая кровь, а отец воспринял злые реплики как откровение, как наконец-то достоверно узнанную правду.– Папа! Папа, погоди!.. – не своим голосом завопила она и побежала следом.Растолковать ему… признаться, что врала со зла… Семен Григорьевич готовил к экзаменам не ее отдельно – целую группу… мама никогда не звала его во сне… и совершенно ничего между ними не было…Но Багров удалялся, Катя отставала. Отчаявшись, повалилась в сугроб. Когда вернулось дыхание, побежала обратно.Дома записка от мамы добила ее: «Катюша, где ты? Приходи в милицию повидаться с отцом. И, пожалуйста, будь с ним поласковей».
* * * В дежурную часть возвратилась первая, затем вторая группа захвата во главе с Гусевым. Обе разочарованные.Конопатый связной сообщил, что Майя Петровна вернулась домой и, не раздеваясь, снует по кухне, а Кати пока нет. С ним послали кого-то из освободившихся людей; решено было не выпускать из виду жену и дочь Багрова: их вечерняя суета вызвала сомнения.Так что дежурка встретила Майю Петровну удивленным и выжидательным молчанием.– Добрый вечер, – сказала та с порога; она несла аккуратно перевязанный сверток и старенькую сумку со сломанной молнией, полную консервных банок, пачек сахара и другой провизии.– Здравствуйте, Майя Петровна… – отозвалось несколько голосов.Томин с любопытством всматривался в жену Багрова. После всего о ней слышанного ему рисовалось нечто яркое, впечатляющее. А в Багровой не было даже «изюминки». Никакого женского задора, кокетства. Хорошее лицо, спокойное благородство в повадке. Вроде бы не из тех, вокруг кого разыгрываются «роковые страсти-мордасти».Томин представился.– Вы по поводу моего визита?– А-а, Лена мне говорила… – не поняла она. – Нет, я не к вам.По лицам присутствующих догадалась, что ее появление неожиданно и, следовательно, мужа в милиции еще нет.– Михаил в городе. Сейчас он придет… Я принесла теплые вещи и продукты. Надеюсь, это можно?Обращалась она к дежурному как наиболее, очевидно, знакомому.– Вы видели мужа? – скорее всех отреагировал Томин.– Да.– Где?– У Василия Васильевича Полозова, – сообразив, что заправляет тут Томин, сосредоточилась на нем.– У деда Василия! – ахнул в досаде Гусев.– Как вы узнали, что он там?– Василий Васильевич записку принес.Томин укоризненно покосился на дежурного, тот развел руками:– Думал, сороковины…– Да-а… Старика Полозова мы не предусмотрели! – корил себя Гусев.– Сколько времени назад вы расстались? – Томин задавал вопросы быстро, чтобы получить ответы раньше, чем Багрова оценит ситуацию.– С полчаса примерно… нет, больше.– И он сказал, что явится в милицию?– Он обещал.– Сколько ходу от Полозова до вас?– Минут двадцать – двадцать пять, – отозвался за нее Гусев.– От Полозова забежали домой и прямо сюда?– Да.– Дома пробыли долго?– Вот только собрала…– Ровно четверть часа, – доложил от дверей мальчишеский голос.Это конопатый связной – согласно инструкции «контролировать передвижения» домочадцев Багрова – притопал за Майей Петровной.– И до милиции от вас ходу… Быстро шли?– Нет.– Тогда еще пятнадцать, – определил сам Томин.– Имеем пятьдесят минут, как минимум, – подытожил Гусев. – Напрямик от Полозова сюда два раза можно гуляющим шагом поспеть.– Михаил вот-вот будет, – старалась убедить присутствующих Багрова. – Он понимает, что это единственный выход в его положении.– Пора бы уже, Майя Петровна, если решил.– Ну… надо и с духом собраться, Алексей Федорович.Томин прислушался к себе… нет, не приближался Багров к милиции… все это розовые мечты – будто он мирно сдастся на милость правосудия.Гусев нетерпеливо переступал с ноги на ногу.– Да, конечно, – сказал ему Томин.И Гусев спешно отошел, чтобы сколотить группу и отправить к деду Василию. «Необходимо, но безнадежно», – мельком подумалось Томину.– Муж объяснил вам цель побега? – осведомился он, отвлекая Багрову от суеты за ее спиной.Под нацеленными со всех сторон взглядами Багровой стало душно. Она расстегнула пальто, сдвинула с головы платок.– Пусть Михаил сам расскажет. Избавьте меня…– Только одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13