- В приемном покое больной. Вы не спуститесь посмотреть?
- Да. А что там такое? - книгу он захлопнул с явным сожалением.
- Стенокардия, аритмия. Но он не по "Скорой", жена привезла. Ксения говорит на дорогой машине, в общем, крутые.
- Ох, уж эти мне крутые!.. Ладно, Мариночка, спасибо. Сейчас спущусь.
Она подумала о том, что того мужика, который сейчас в приемном покое, явно положат, потому что не зря же жена везла его через ночь и противную метель к притулившемуся у самого леса больничному городку? Хотела бы, чтобы муж остался дома, вызвала бы "Скорую". Даже если там никакой аритмии и близко нет, а, вообще, сплошная межреберная невралгия, начнет настаивать, требовать, станет грозить, что нажалуется главному врачу и в комитет по здравоохранению... Короче, надо приготовить постель. В пятой палате, наверное? Или, если он такой крутой, как показалось Ксении, то во второй, двухместной. Что там назначит Большаков? Папаверин, скорее всего? Может быть, анальгин с пипольфеном?.. Если Андрей придет в ближайшие пятнадцать минут, то ему придется подождать...
Утробно загудел лифт. Марина удивленно подумала, что как-то слишком быстро, и поспешила в конец коридора, где стояла накрытая оранжевой клеенкой каталка, и идиотское гинекологическое кресло, которое некому забрать.
Двери разъехались. Она увидела Большакова, высокую блондинку со слегка запавшими щеками и темными, вразлет бровями, а рядом с ней мужчину лет сорока, крупного, но не толстого, с намечающимися проплешинами. Выглядел мужчина - так себе. Синюшный носогубный треугольник, лихорадочно поблескивающие глаза, часто вздымающаяся грудь.
"Нет. Конечно же, не невралгия!" - подумала Марина с тоской. - "И, может быть даже, не просто папаверин, и не просто анальгин... Черт, как обидно!"
- Мариночка, вторую готовь! - быстро попросил Константин Иванович. Там ведь у нас, кажется, никого? И, давай-ка строфантин, сто пятьдесят миллиграмм.
Она быстро повернулась и снова побежала по коридору, теперь уже в обратную сторону, успев заметить, какой у мужчины тревожный и испуганный взгляд... Боится. Как маленький. Наверняка, начал по-настоящему трястись, когда услышал "страшные" слова: "готовь вторую", "строфантин"... Впрочем, жена, кажется, тоже сильно переживает, но держится. Красивая. И, конечно, не бедная. На такой костюм, как у нее, надо с зарплаты откладывать не меньше пятилетки.
Когда Марина со стопкой постельного белья в одной руке и лотком со шприцем в другой вошла во вторую палату, больной уже сидел на кровати у стены, трудно и часто дыша. Жена стояла рядом, рассеяно поглаживая его руку. Взгляд её, пустой и странный, был устремлен в окно.
"Кстати, что она здесь делает?" - подумала Марина. - "Интересно, что она, вообще, здесь делает? Зачем она нужна?"
Однако, Большаков не оставил времени на пустые размышления, быстро скомандовав:
- Давай строфантин, обезболивать пока не будем...
- Я сделала дома но-шпу, чтобы снять спазм, - вставила жена.
- Отлично. Я полагаю, ничего страшного, но недельку полежать, обследоваться будет совсем невредно.
"Что она здесь делает?" - снова промелькнуло в голове у Марины. Она поставила лоток на тумбочку. Мужчина сам закатал рукав серого джемпера выше локтя. Вены у него оказались хорошие, игла вошла легко и точно. Свежий след от инъекции но-шпы виднелся чуть выше.
Больной лежал на боку и смотрел в потолок, а ей вдруг отчего-то стало тревожно. Может быть, от того, что Андрея так долго не было?
Постельное белье пахло хлоркой. Едва уловимо, но все же пахло. Она равнодушно отметила про себя, что пациента, наверняка, привыкшего к черному прохладному шелку и махровым простыням, это будет раздражать. Взбила подушку, откинула одеяло:
- Перекладывайтесь, пожалуйста.
И снова мужчине помогла жена, бережно поддерживая его под локоть. С одной стороны она, с другой - Константин Иванович. Больной разделся до трусов, задыхаясь, смущаясь и от этого дыша ещё труднее.
- Ну, вот и чудненько, - Большаков потер ладони, а затем почему-то вытер руки о халат. - Полежите, отдохните. Если будут какие-нибудь проблемы, нажмете на вот эту красненькую кнопочку. Вызовете Марину или меня.
"Кнопочку", "чудненько"... Почему он так говорит? Он никогда раньше так не присюсюкивал... И жена. Зачем здесь, спрашивается, была жена, если сейчас она с ним оставаться не собирается? "Нажмете красненькую кнопочку"... А вид-то у больного нехороший! И отечность вон какая, несмотря на то, что в карте, заполненной Ксенией: "принимал мочегонные препараты"... Может быть, Константин Иванович понимает, что здесь дело гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд, вот и волнуется? Все-таки пациент "крутой", и, правда, могут быть проблемы. Но отчего тогда не интенсивная терапия?"...
Впрочем, к кардиомонитору больного все-таки подключили, по экрану осциллографа побежала нехорошая кривая. Однако, звукового сигнала тревоги не было.
"Ну, и ладно, - подумала она. - Чего я, собственно, дергаюсь? Большаков знает, что делает. Да, в конце концов, случись что - не мне же отвечать?"
И все же на сердце было смутно и тревожно. Из палаты они вышли втроем. Жена аккуратно притворила дверь.
- Да, Мариночка, - Константин Иванович поскреб ногтями запястье так, что выступили красные полосы, - что-то у меня в голове вертится, что вам муж по внутреннему звонил? Сегодня или в прошлую смену? Убей Бог, не помню!.. Вы бы забежали к нему, пока работы особенно нет.
Марина дернулась было, наткнулась на странный, застывший взгляд блондинки, остановилась, спросила:
- Я точно не нужна?
- Нет, бегите. Вы же ненадолго?
Блондинка повернулась и медленно пошла мимо запертых дверей пищеблока к окну в конце коридора.
"Бог с ними, пусть разбираются сами... Чего, интересно, она на меня так смотрит?.. Ладно, все нормально... Что же понадобилось Андрею. Почему он не зашел?"
Марина завернула в сестринскую снять шерстяные носки. Отчего-то стало жарко, топить начали, как в бане. Скинула тапочки, свернула свои "скандинавские" гольфы в округлый комок и тут обнаружила на пятке "стрелку". Широкую, кошмарную "стрелку", стремительно ползущую под колено.
"Наверное, эта белокурая мадам смотрела не на меня, а на мои ноги! Точнее, на мои драные колготки. Кошмар! Как росомаха! А она в костюмчике от Версаче... Сейчас бы побежала к Андрею, блеснула драными лапами на всю терапию".
Она быстро стянула колготки, скомкала, швырнула в пластмассовое мусорное ведро, стоящее под столом. Новенькие телесного цвета "Леванте" в чуть надорванном пакетике лежали в выдвижном ящике. Запасные колготки хранились в сестринской всегда, "на всякий случай". Очень здорово пускали "стрелки" ножки штатива для капельницы, да ещё и из сеток некоторых кроватей торчали какие-то ржавые винты... Марина окончательно разорвала пакет, торопливо размотала колготки, выкинула картонный прямоугольник с рекламой на одной стороне. Переоделась, одернула юбку, взглянула на часы.
"Наверное, у Андрея в отделении тоже проблемы, раз не забежал, а позвонил", - подумала она, выходя в коридор. И тут увидела его. Андрюшка стоял у дверей второй палаты. Стоял и тупо смотрел прямо перед собой. Лицо у него было бледное и, словно, замерзшее.
- Андрей! - окликнула она. Он обернулся. В то же мгновение замигала лампочка на посту, заверещал сигнал тревоги. Из палаты перепуганной птицей метнулась жена пациента, наткнулась на Андрея, отшатнулась. Он тоже отступил на два шага назад. Марина, споткнувшись о длинную, жестяную заплатку на линолеуме, бросилась вперед.
- Там... Там... Помощь требуется, - пролепетала блондинка, но как-то неуверенно, словно сама до конца не веря в то, что произошло. - Сердце остановилось.
Андрей, очнувшись, отстранил её и быстро зашел в палату. Послышался нервный голос Большакова:
- Строфантин... Сейчас... Еще массаж попробуем... Нет, дефибриллятор!
Потом она искала на безвольной, мертвой руке вены, помогала переваливать недвижного пациента на каталку, бежала вместе со всеми по коридору к палате интенсивной терапии. Обезжиривала синюшную кожу и подсоединяла электроды, смотрела, как ток выгибает неживое, отмучившееся тело. Раз. Еще раз. И еще...
Все было бессмысленно. В три часа сорок две минуты Виталий Вячеславович Найденов скончался. Константин Иванович Большаков подписал заключение о смерти. Электрокардиограмма выдала мерцание предсердий. Полная блокада. Остановка сердца. Не помог ни массаж, ни электростимуляция...
Блондинка не плакала. Она стояла у окна, тяжело опираясь о подоконник, и глаза у неё были пустые и мертвые.
Андрей куда-то исчез. Марина поискала его немного и отправилась в тамбур курить. Руки дрожали, на душе было пакостно. Отчего-то вспомнилась мама. Она часто говорила: "Вот умру, а ты со своей любовью безумной и не заметишь. Попомни меня, так и будет!" Мама... Пожилая, не очень здоровая женщина. Это неизбежно. Это когда-то произойдет... А вот Андрей! Что, если что-нибудь случится с Андреем? Сегодняшний Найденов тоже казался совсем обычным сорокалетним мужчиной. Не тучным, не чрезмерно истощенным. Имел деньги, имел свое дело. Красивую жену... Стенокардия, аритмия, остановка сердца. И все... Что, если и Андрей вот так же?
На лестнице послышались шаги. Она перегнулась через перила. По ступенькам медленно поднимался Говоров, придерживая руку у левой стороны груди.
"О, Господи!" - успела подумать Марина и, наверное, даже тихонько ахнула. Он поднял голову и вытащил из-за пазухи смятую красненькую коробочку. Коробочка с одной стороны была затянута целлофаном. В ней лежала нежная орхидея.
- Вот. Тебе купил. Хотел перед работой отдать. Забыл.
Андрей продолжал подниматься. Она сильнее перегнулась через перила, вытянула руку, погладила его по голове.
- Твой Большаков и эта баба... Они угробили мужика, - сказал он просто и страшно. - Они его убили. И с монитором в палате что-то сделали. Звукового сигнала нет... Сколько ты вколола ему строфантина?
Марина ответила. Он кивнул.
- ... Я пришел тебя искать, а дверь в палате открыта. И они стоят. А на мониторе - прямая линия. И никто ничего не делает... Он массировать кинулся, только когда время прошло, когда совсем поздно стало. И баба эта меня увидела... Никакой дефибриллятор помочь уже не мог. Твой Большаков высчитал время.
- То есть как? - она судорожно скомкала халат у горла, глядя на мелкие капли пота, выступившие у Андрея на лбу. - Тебе, наверное, показалось? Зачем?
- Я знаю - зачем? Видать, богатый мужик был. И хорошо подумал, прежде чем жениться... Проверяли его на дигитализацию? Пульс хотя бы после нагрузки просчитали? Я уже о пробах не говорю, нет! И строфантин!.. А у него аритмия ни с того, ни с сего в течение трех месяцев. И цветовые галлюцинации. Он все в желтом видит, ты понимаешь?
Марина ничего не понимала, потому что давным-давно все забыла. Забыла все, что конспектировала на лекциях в институте, и то, что пыталась учить сама, когда ещё надеялась вернуться из академотпуска.
- И что теперь? - спросила она тихо.
- Ничего. Никто ничего не докажет без судмедэкспертизы. А повода для неё нет. Сердечная недостаточность, в амбулаторной карте, наверняка, зафиксированы обращения к терапевту из поликлиники. Все в норме! Все просто о, кей!.. Человек болел несколько месяцев, он не умер ни с того, ни с сего... А меня, скорее всего, убьют.
- Но ведь можно написать заявление в милицию. Если ты уверен, конечно... Кто тебе что тогда сделает?
В висках у неё уже часто и больно билось: "Андрей! Андрей! Андрей!"
- Нет, Марина... Если бы это был сантехник из ближайшей пятиэтажки, тогда - да. Но это - Виталий Вячеславович Найденов. Это - большие деньги. И мы не можем знать, кто их захотел поиметь... Мы ничего не можем, так что лучше обо всем забыть... Цветок этот... Куда его девать?.. Возьмешь?
Орхидею Марина взяла. Опустила в карман халата. Найденова перевезли в морг. Андрей у себя на этаже благополучно отдежурил смену и утром вместе с женой отправился домой. Она не могла не думать обо всем об этом. Синеющие губы Найденова... Страх в его глазах... Аритмия... Строфантин... Все нормально... Кажется, никакого криминала... Зачем этой красивой бабе в "версачевском" костюме понадобилось его убивать? Может быть, у неё был любовник?.. Любовник... Любовь, любовь, любовник... Любовник-любовница... У Большакова есть любовница. Об этом все знают, но никто её не видел... Почему эта баба привезла мужа именно в дежурство Константина Ивановича?..
Дома Марине отчего-то стало ещё тревожнее. Ее просто затошнило от страха. Рот наполнился кислой, вязкой слюной.
- Андрей, - неуверенно проговорила она, присаживаясь на край дивана, зачем ты мне сегодня звонил?.. Ты же потом пришел сам? Зачем ты просил, чтобы я забежала?
- Я не звонил, - он, почти не удивившись, помотал головой. - Я же сразу сказал тебе, что сам зайду.
- А Константин Иванович... Вообще-то, он точно не помнил - в это дежурство или в прошлое... Но он сказал, что ты, вроде бы, звонил, и ещё сказал, что я прямо сейчас могу сбегать, раз работы нет... Получается, он меня специально отправил?
- Меня убьют, Маринка, - тихо повторил Андрей. - Меня непременно убьют. Я слишком многое видел. И они знают, что я понял...
Сказал и замолчал, глядя прямо перед собой. Он смотрел на стену. А со стены на него смотрели желтые "Подсолнухи"...
Марина сразу поняла: нужно что-то делать. Просто так сидеть и ждать "у моря погоды" нельзя. Пересмотрела все бумаги, касавшиеся Найденова. Про цветовые галлюцинации там ничего не было. Но поздно подключенный дефибриллятор... Но кардиомонитор, который, по идее, должен фиксировать время остановки сердца... Но дозировка строфантина, в конце концов... И ещё эта инъекция, которую жена сделала ещё дома. Скорее всего, это была отнюдь не безобидная но-шпа... Андрей говорил, что превышение разовой дозировки строфантина может вызвать застой эритроцитов и микрокровоизлияния в сердце, а длительное отравление гликозидами - дистрофию мышечных волокон сердца и органические расстройства сердечной деятельности...
Он знал все, и он понял все. Однако, теперь разговаривать с ним было бессмысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48