Исключение составляет лишь Син - Христина"... "Скорбь", Син с ребенком и маленькой сестрой, наброски... Но Син совершенно не похожа на девушку из "Едоков картофеля": у неё не такой затылок, не такие волосы... Все! Можно дальше не умничать. Ван Гог никогда не писал портретов женщин, которых любил - и точка! Пусть себе девушка в "Едоках картофеля" спокойно сидит спиной. Либо она - это та самая "новая русская леди" Найденова, убитая в собственном подъезде, либо Катя Силантьева, которую утопили возле хлебозавода...
От яркого света лампочки в уютном голубеньком плафоне у меня потихоньку начали болеть глаза - первый признак того, что пора ложиться спать. Митрошкин уже, наверное, вовсю дрыхнет. Интересно, спит ли Елена Тимофеевна или ворочается в своей кровати, размышляя о том, почему Леша у себя в комнате, а его странная невеста - на кухне? Дочитаю до конца главы, и хватит... А вот, кстати, и о "Едоках картофеля"... Первое значительное произведение Ван Гога. Ну, это мы уже знаем... Критический отзыв о набросках... Это тоже, кажется, было. Наверное, у Юига... А вот это уже интереснее: "Для "Едоков картофеля" позировали члены семьи - Де Гроот друзья Винсента"... Гордина Де Гроот - девушка, сидящая на картине спиной, забеременела. Молва приписала отцовство Ван Гогу!
Шарики и ролики в моем полусонном мозгу завертелись с повышенной скоростью. Гордина Де Гроот... Девушка, беременная от Ван Гога... Две молодые женщины, убитые с интервалом в месяц... Врачи... Два доктора, один из которых - гинеколог... Галина Александровна, говорившая о том, что кто-то из её знакомых занимает важный пост в профилактории... Еще один медик! Версия с Шайдюком блестяще провалилась, но ведь сказанное от этого не стало несказанным?!. Беременность. Необходимость медицинского вмешательства... Может быть, все это - полная ерунда, а, может быть, и нет? Но тогда кто из них: Тамара Найденова или Катя Силаньтьева? Первая кажется, вдова какого-то Михайловского бизнесмена (кстати, неплохо бы выяснить, а с бизнесменом-то что случилось?), вторая - просто девушка, упаковщица с хлебозавода... Что там говорила Алиска? "Проститутка была ужасная"? Вдовы тоже разные бывают... В общем, надо проверить обеих. Только ни в коем случае ни слова, ни полслова Лехе! А то опять утонченная ирония забьет ключом: и Шайдюка мне припомнят, и "новость" про Ван Гога.
Вылив остатки чая в раковину и помыв чашку, я выключила свет на кухне и впотьмах, скользя ладонью по стене, направилась в комнату. Толкнула дверь, и снова в глаза мне посмотрела Луна, холодная и от этого страшная. Вокруг неё в морозном воздухе серебрился туманный нимб.
"Совсем как круги вокруг солнца в "Красных виноградниках", - подумала я, скидывая одежду и торопливо забираясь в постель. - "Однако, это уже становится манией - видеть во всем Ван Гоговские символы. Так, пожалуй, и сам маньяком станешь!"
И тут зашевелился Митрошкин. Повернулся в кровати, скрипнув всеми пружинами матраса сразу, обнял меня за талию, просунув руку между моим голым боком и простыней и чуть не сломав мне при этом пару ребер.
- Ты что, так и не спал? - поинтересовалась я, чувствуя его губы на своей шее.
- Вот еще! - он потерся о мое плечо небритой щекой. - Просто у тебя ноги холодные, как у лягушки, и когда ты их на мою половину кровати просовываешь, просто невозможно не проснуться...
Как ни странно, этой ночью "Едоки картофеля" мне не снились, а снились холодные лягушки с голыми человеческими ногами, и ещё положительный Леха, предусмотрительно сбривающий вечером царапучую щетину...
Глава девятая,
в которой я почти нахожу "Гордину де Гроот" и узнаю о женщине,
исчезнувшей из больницы.
На следующее утро мы, наконец, "дозрели" до рулетиков с сыром. И ещё до вишневого варенья. И ещё до сгущенки. И до гренок на молоке. Завтрак в семействе Митрошкиных, надо сказать, сильно напоминал обед. Одна только бабушка кушала мало, сосредоточенно и неспешно макая свой гренок в крошечную лужицу варенья. Мы же с Лехой работали челюстями активно - на радость маме, стоящей у плиты, а Леха при этом ещё и благодушно разглагольствовал.
- В общем, сходили мы вчера, конечно, не зря, - он положил в свой чай и сахар, и варенье, и теперь пытался все это размешать. - Олег объяснил ситуацию с этими убийствами. Думаю, за Женьку он словечко замолвит, и её в милицию таскать перестанут. Вот... Так что теперь мы - люди абсолютно свободные: ещё денька четыре здесь поразлагаемся и поедем обратно в Москву.
- А куда так торопитесь то? - Елена Тимофеевна добавила в бульон, кипящий на плите, ещё немного тертой моркови. - Сам же говорил, что у вас там ремонт в театре: ни спектаклей пока, ни репетиций.
- Ремонт уже закончиться на днях должен, да и, вообще, пора... Ты все свои отгулы истратишь, если и дальше в качестве штатного повара дома сидеть будешь.
- Вот именно, в качестве штатного повара! - мама неодобрительно покосилась на Леху и сердито отвернулась к окну. - Приготовить, посуду помыть - это да! А сколько я часов тебя за это время дома видела - по пальцам сосчитать можно.
Камушек был и в мой огород, поскольку драгоценный сынуля отсутствовал, в основном, или из-за моих гастритов, или из-за моих же завиральных идей. Я испуганно притихла, но Митрошкин лишь примирительно махнул рукой:
- Да, ладно тебе, мам! Все! Все три дня просидим дома. Выходить будем только до магазина, но зато вдвоем. Потому что Женька, когда одна по булочным прогуливается, имеет свойство возвращаться ближе к ночи... Договорились, да? Не обижаешься?
Мама пожала плечами, не оборачиваясь - видимо, все-таки обижалась, бабуля одобрительно покачала маленькой головой, а я робко пролепетала:
- Только мне сегодня в библиотеку книжки сдать нужно.
- Вот вместе сходим и сдадим, а заодно продуктов купим, - Леха твердо решил не отпускать меня дальше, чем на полметра.
Во время завтрака мне, естественно, пришлось промолчать, зато, когда мы с Митрошкиным остались вдвоем в комнате, я выдала заранее заготовленный текст:
- Ты не ходи сегодня со мной в библиотеку, хорошо? Потому что мне не только в библиотеку надо.
- А куда еще? - он подозрительно прищурился. - Женя, я по-хорошему тебя предупреждаю: если...
- Да подожди ты предупреждать! Мне надо заскочить в женскую консультацию.
- Зачем это? - его глаза из суровых сделались глупыми и вытаращенными, как у плюшевого кролика.
- Ну что, мне тебе в подробностях начать рассказывать зачем?
Мой нехитрый расчет оказался верным: Леха немедленно стушевался, отвернулся куда-то в сторону, забормотал насчет того, что это "ваши, женские дела". Однако, подумав, уточнил:
- А ты случайно не...
Многоточие в конце вопроса было весьма красноречивым.
- Не-а, - ответила я жизнерадостно. - Можешь не трястись. Это совсем-совсем другая проблема. Да, в общем, и не проблема вовсе. Так ерунда! Но сходить надо...
В общем, бедный Митрошкин окончательно запутался, согласился на то, чтобы я посетила консультацию без конвоя, и даже пообещал ничего не говорить маме.
Адрес гинекологии я узнала у первой же встречной женщины и бодренько пошагала вниз по улице, радуясь собственной сообразительности и тому, что мне почти не пришлось врать.
Вообще-то, надо было, конечно, сесть на автобус: Михайловский родильный дом, а также городская женская консультация находились минутах в сорока ходьбы от Лехиного дома. Два белых двухэтажных особняка прятались среди заснеженных деревьев за металлической оградой, а возле калитки даже дежурил рослый парень в высоких милицейских ботинках и зеленом бушлате. Вероятно, после пятого нападения маньяка вооруженную охрану выставили возле всех медицинских учреждений города. Меня же это навело на невеселые мысли о том, что мой план, возможно, и не сработает.
Но, слава Богу, на территорию меня пропустили абсолютно свободно, в гардеробе без всяких разговоров приняли полушубок, и я присоединилась к небольшой кучке женщин, разглядывающих расписание приема врачей. Фамилию "Протопопов" я помнила очень хорошо, а к какому участку относилась Катя Силантьева? По-моему, Алиса, смакуя подробности местных кровавых событий, говорила и об этом?.. Китаева? Не то... Сотникова? Не то... Но фамилия врача точно была женской... Подгорная? Нет... А вот Палютина... Палютина, Палютина, Палютина... Похоже на то! Но, в любом случае, надо было начинать с бывшего кабинета Протопопова. Но только где он - этот кабинет? Табличку с фамилией покойного доктора со стенда, естественно, уже сняли.
- Простите, - обратилась я к первой же проходящей мимо женщине в белом халате, - а вы не знаете: акушерка, которая работала с доктором Протопоповым, она сегодня с утра или с обеда?
- А что вы хотели? - женщина взглянула на меня безо всякого интереса.
- Поговорить с ней. Я - не пациентка, это, скорее, по личному делу.
- В двенадцатый кабинет пройдите. Только у них сейчас народу много... Вызовите её, если у вас что-то срочное.
Однако, вызывать я никого не стала. Устроилась на скамеечке за кадкой с фикусом и добросовестно перелистывала ветхие номера журнала "Здоровье" и новенькие, сверкающие буклетики с рекламой "Марвелона" все время, пока шел прием. В кабинет заходили солидные дамы, молоденькие беременные женщины, девочки-подростки. Я же периодически выглядывала из-за своего фикуса, как суслик из засады, если только можно представить себе суслика, на кого-то охотящегося.
Наконец, последняя пациентка, тоненькая девочка в кожаных брюках, вышла поправив на плече сумку с бахромой. Следом за ней вышла докторша в белом халате с деревянной трубкой, выглядывающей из кармана. То, что это именно докторша, а не акушерка, я почему-то поняла сразу. То ли по тому, как она была одета - в темные, матово поблескивающие колготки и дорогие черные туфли на высоких каблуках, то ли просто по усталому и какому-то слегка надменному выражению лица. Дверь за ней закрылась, и я поспешно выскочила из укрытия.
- Войдите, - равнодушно ответили на мой стук. Я вошла и увидела за столом очень маленькую и очень худую женщину в медицинском халате, склонившуюся над какими-то бумагами.
- На сегодня прием закончен, - скучно сообщила она. - Вы у меня кто? По беременности, нет?
- Да, собственно, я лично к вам.
- Вот как? - её брови удивленно приподнялись. - Ну, я вас слушаю.
- Дело в том, - мои взгляд перебежал с кресла, застеленного оранжевой клеенкой, на столик с блестящими металлическими инструментами, - дело в том, что я студентка юридического факультета МГУ. У меня - выпускной курс, дипломная работа, а сама я из Михайловска...
- Очень хорошо, - акушерка, вероятно, мучительно пыталась понять, что же мне, собственно, нужно, а я так же мучительно соображала, как бы помягче перейти к интересующей меня теме.
- Вот... И, в общем, меня отправили делать диплом в родной город, сказали подключиться к любому делу, находящемуся в данный момент в разработке прокуратуры...
Она кивнула и, с некоторым сожалением закрыв общую тетрадь с лихим мотоциклистом на обложке, подперла маленьким кулачком щеку.
- Вот я и подключилась к делу о серийный убийствах, но у меня свой план расследования... В общем, вы ведь работали с доктором Протопоповым, и на вашем участке наблюдалась та женщина, которую убили?
Момент был опасный. Акушерка вполне могла потребовать у меня какие-нибудь документы или просто отказаться отвечать, но она лишь скорбно качнула головой.
- Да, я работала с Борисом Андреевичем. И что бы теперь ни говорили, и специалист, и человек он был просто замечательный!
- А что про него теперь говорят? - отогнув край белой казенной простыни, я присела на низкую кушетку.
- Да что? Ничего хорошего... Что, дескать, невоздержанный был во всех смыслах, что личную жизнь вел беспорядочную...
- В смысле, женщин любил?
- Любил, - она выдвинула ящик стола и убрала туда тетрадку и пачку каких-то бланков. - Но совсем не в том смысле, в котором вы сейчас спросили. Он к женщине бережно относился, ласково. Ни одна баба-врач к пациентке так относиться не станет! Да на него наши больные просто молились. И добрый, и внимательный, и поговорит всегда по душам... А что до личной жизни? Ну да, он был трижды женат, и со всеми тремя развелся. Так это, простите, никого кроме него самого и его жен, не касается!
- Скажите, пожалуйста, - я слегка подалась вперед, - а вот насчет того, что невоздержанный был "во всех смыслах"... Он пил?
- Нет, - акушерка сказала, словно отрезала, и даже рубанула воздух ребром ладони. - На работе - никогда! На праздник, конечно, рюмочку-другую себе позволял, но чтобы пьяным пациенток осматривать или, того хуже, операции делать - такого Борис Андреевич себе никогда не позволял!
- А враги у него были?
- И тоже - нет. Я милиции уже говорила, что нет. Понимаете, девушка, он был интеллигентным человеком, таким, который слова грубого не скажет, всегда поможет, всегда поддержит... Я вспоминаю, какие он знаки внимания женщинам оказывал. Всегда и прическу похвалит, и платье новое, и если у кого проблемы - сразу почувствует и пожалеет.
- А не может быть такого, что он слишком углубился в чьи-то проблемы и из-за этого?.. Из-за этого его и убили?
- Ох, нет, наверное, - она снова помотала головой, и я заметила, что шея у неё сухая и жилистая, как у черепашки. - Борис Андреевич был человеком редкостного такта и психологом от Бога. Он очень четко понимал, когда следует лезть в душу, а когда не следует, когда надо расспросить человека, а когда просто напоить горячим чаем... Вот у меня однажды вышел конфликт с дочерью. Серьезный. Я даже проплакала все утро. Пришла на работу, просидела, наверное, час или два - никак в себе придти не могу. Потом прибегает моя Галина, давай извиняться. Ну, помирились, конечно. Я её потом спрашиваю: "С чего ты вдруг усовестилась-то?" А он мне: "Твой Борис Андреевич позвонил, сказал, что ты переживаешь очень сильно, и уговорил меня придти и извиниться".
Я молчала, ожидая продолжения. Акушерка смотрела в заиндевелое окно и задумчиво постукивала по столу кончиком шариковой ручки.
- ... Вот... На следующий день я у него интересуюсь, как это он про нашу ссору с дочерью понял?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48