Тиночка вывалила фиолетовый язык и на своих коротких медвежьих лапах затрусила к ближайшему столбу.
"За неимением лучшего подойдет и этот вариант", - подумала я, покосившись, естественно, на даму, а не на собаку, и зашла в подъезд.
К счастью, ни Анатолия Львовича, ни его супруги дома не оказалось. Я раза три без особой настойчивости надавила на кнопку звонка, немного постояла у двери и спустилась вниз. Гадкая Тина облаивала голубей, пристроившихся погреться на крышку канализационного люка.
- Какая прелесть! - лицемерно проговорила я, подходя к даме и кивая на Чау-Чау, жизнерадостно обнюхивающую смятую банку из-под пива.
- Да, - согласилась дама. - Очень перспективная девочка. Родители медалисты, чемпионы породы... А у вас что - тоже собака?
- Японский хин, - память почему-то не выдала ничего более подходящего.
- Надо же! Хины ведь такие неженки! И прививки, говорят, плохо переносят. Даже мы с прививками намучились в свое время...
"Очень хорошо, что она - собачница!" - промелькнуло у меня в голове. "По крайней мере, разговор завязался легко. Досадно только, что я о дурацких японских хинах ничегошеньки не знаю!"
- ... Нам доктор - такой коновал попался! - продолжала, между тем, хозяйка Тины. - Едва не угробил девочку. А потом ещё выяснилось, что у него лицензия недействительная.
- Кошмар! - довольно убедительно ужаснулась я и плавно перешла к интересующему меня вопросу. - Кстати, о докторах... Вы случайно не знаете доктора по фамилии Шайдюк? Он в вашем подъезде, в двадцать второй квартире живет.
- Почему же не знаю? Знаю, - дама подняла воротник своего беличьего полушубка и потерлась о него щекой. - А вы к нему приходили?.. Так он сейчас, наверное, на работе. После семи будет.
- В общем-то, не совсем к нему... Не знаю даже, как сказать. Тут вот какое дело. У моей мамы была приятельница, и мама с ней несколько лет как потеряла связь. Приятельница сама из Москвы, а мы, вообще, в Коломне живем. Ни телефона не осталось, ни адреса - ничего. И, вроде бы, она помнит, что приятельница эта тесно общалась здесь, в Михайловске, с семьей одного врача. Фамилия у врача хохлятская - то ли Байчук, то ли Березюк... Мама уже старенькая, все позабыла, конечно. А я в горбольнице поспрашивала и нашла вот: Шайдюк, Ильиных, Кривец и Карпенко... Не знаете, не бывает у них такая немолодая женщина с крашенными волосами? Роста - чуть выше среднего, приятная, ухоженная...
Это был всего лишь пробный шар, но от ответа зависело очень многое. Дама, однако, лишь равнодушно пожала плечами. Почудился ли мне холодок, льдинкой блеснувший в её взгляде, или же это было на самом деле?
- Ничем не могу вам помочь, - её тонкие губы, слегка тронутые бледно-розовой помадой, искривились. - Я с Шайдюками почти не общаюсь. Тем более, не знаю, кто к ним ходит, и с кем они дружат. Да и вряд ли у них друзей много: Анатолий-то он - ничего мужик, а вот она...
"Ага!" - отметила я про себя. - "Почти не общаемся, а как зовут, тем не менее, знаем! И Елизавету Васильевну, похоже, не жалуем... Теперь главное действовать осторожно и ничего не напортить".
Мохнатая неуклюжая Тина, пропахав в снежной целине внушительную борозду, подбежала к хозяйке и принялась игриво подскуливать. Присев на корточки, дама потрепала её за ухом.
- Чудесная девочка! - дежурно восхитилась я. - А скажите, как жена выглядит? Она такая крашенная блондинка, да? Мама, по-моему, тоже упоминала, что она - не очень приятная женщина.
- Не очень приятная?! - моя собеседница фыркнула. - Крайне неприятная! Вас как зовут?.. Женя?.. Меня Валентина Иосифовна... Понимаете, Женя, я ведь эту семью уже лет пятнадцать знаю. Да больше! У них уже девчонке четырнадцать, а в дом они заехали, как только поженились. И ничего, ничегошеньки доброго про Елизавету сказать не могу! Хотя я, в принципе, не злой человек, и ученикам своим объясняю, что в людях надо видеть прежде всего хорошее...
- Так вы учительница?
- Да, - она с достоинством кивнула. - Тридцать лет на одном месте отработала. Ученики мои бывшие уже чуть ли не внуков в школу приводят. У меня и значок заслуженного учителя есть. Только зарплата вот до сих пор "три копейки".
Что-то мне это напоминало?.. Ну, конечно! Покойную Галину Александровну. Ту тоже не устраивало очень многое в окружающей действительности: и пенсии, и общественный транспорт, и медицина... Валентина Иосифовна казалась, правда, менее агрессивной, но что-то общее в них все равно было.
- Да, трудно сейчас учителям, конечно, - согласилась я.
- Трудно. Но из школы, я считаю, все равно только те бегут, которые случайно в педагогику попали... Елизавета, кстати, тоже раньше в школе работала.
- В вашей? - в такую удачу даже как-то не верилось.
- Нет, не в моей. Но одна моя знакомая после неё класс взяла. Ужас! Дети распущенные, знаний никаких. Кажется уж, естественные науки - не гуманитарные дисциплины, никаких указаний как то или иное произведение трактовать сверху не поступает. Шпарь и шпарь себе по старым планам уроков...
И снова что-то смутное и тревожное серым комком зашевелилось в душе... Виноград... Семечки... Картофель... Естественные дисциплины...
- Простите, а она не ботанику преподавала?
- Нет, - Валентина Иосифовна взглянула на меня с некоторым удивлением. - Географию. Но дело даже не в том, что и как она преподавала. Это, в конце концов, вопрос её образованности и ответственности перед учениками. Я об её характере... Вот представляете, Женя: девочка у них родилась четырнадцать лет назад. Тогда ещё со КЗоТом, со всеми трудовыми книжками очень строго было. И отпуск декретный с точностью до одного дня, и дородовый, и послеродовый... Так вот Елизавета, когда беременная ходила, разругалась с одной пожилой преподавательницей. Нехорошо разругалась, грубо. Причем виновата была сама - все подтверждают. Та, конечно, как женщина мудрая, её простила: все-таки беременная, нервная, скидку сделать надо. И все бы само собой забылось, но Елизавета теми же ногами пошла к директору школы и подала заявление "по собственному желанию". Ее давай удерживать: до декретного чуть больше месяца, как можно женщину в положении уволить! А она уперлась: нет, и все! Не буду, дескать, с этой хамкой в одном коллективе работать!.. И в гороно вызывали, и там беседовали: стаж, говорили, прервется. Преподавательницу эту пожилую вынудили прилюдно перед ней извиниться... Нет! Уволилась. А "обидчицу", естественно, давай по инстанциям таскать. Так до инфаркта и довели.
Она замолчала, подобрала с земли тополиную веточку, отряхнула её от снега и швырнула через голову толстой Тины, наблюдающей за мной недружелюбными маленькими глазками.
- Да-а... Неприятная история, - я постучала ботинком о ботинок: ноги потихоньку начинали подмерзать. - Так она с тех пор в школе больше и не работала?
- Нет. Просидела год в декретном, устроилась в какую-то бухгалтерию... Вот тоже, вроде бы, женский коллектив, а сроду никакие подруги к ней не заходят. Так и живут с мужем, как бирюки, в своей берлоге. А девочка у них неплохая, не в мать пошла... Помню, она ещё крошка совсем была, я забежала как-то к Шайдюкам соды попросить, что ли? Елизавета открыла, девчонка у неё на руках. Орет, вся красная! А меня увидела и вдруг замолчала. Главное, что бы понимала?! Недели две ей всего было от силы. Ан-нет - молчит и глазенками своими голубыми смотрит. Только мать с ней на кухню отошла - она опять орать. Ко мне поднесут - замолкает!.. И вот что значит, у Елизаветы натура стервозная! Другая бы мать наоборот обрадовалась, попросила бы, чтобы помогли ребенка успокоить: все-таки я постарше и поопытнее. А эта заревновала. Сует девчонке бутылку, я говорю: "Лиза, что же вы грудью не кормите? Если с молоком плохо, так вы бы петрушки свежей поели, или вот ещё рецепт есть с хорошими сортами какао..." Так она как рявкнет: "Не ваше дело! Не лезьте!", - соду мне швырнула, и дверь перед носом захлопнула.
Если верить Валентине Иосифовне, жена Шайдюка была весьма неприятной особой. Однако, это ни на миллиметр не приближало меня к ответу на интересующий вопрос.
- Так значит про теперешних её знакомых вы ничего не знаете? И женщины с крашенными рыжими волосами тоже не видели?
- К сожалению, не видела, - Валентина Иосифовна сочувственно вздохнула. - Да вам, наверное, все же лучше самой спросить. Детей вам с ней не крестить. А ещё лучше, если на Анатолия попадете. Он доброжелательный мужчина, хороший...
Я мгновенно представила, как изумился бы "доброжелательный мужчина", увидев меня на пороге своей квартиры, но в ещё более феерических красках мне нарисовался мой великолепный полет с лестницы в том случае, если бы дверь открыла Елизавета Васильевна собственной персоной.
- ... Какие у неё сейчас знакомые? Бухгалтерши да торгашки! То она косметику целыми коробками домой таскает, то золотом в подъезде торгует. Постельное белье недавно армянке какой-то продавала... А как, кстати, приятельницу вашей мамы зовут?
- Галина Александровна. Баранова Галина Александровна.
- Нет. Не она, - седовласая хозяйка Тины снова покачала головой. Просто вспомнила, что армянка эта тоже рыжеватая была, но такого тона, какой обычно у кавказских женщин получается, когда они обесцвечиваться пробуют?.. Или не армянка? Грузинка, наверное.. Грузины же православные? Елизавета с ней ещё так нервно разговаривала, простыни эти отдала и давай про деньги кричать. Вот прямо здесь у подъезда стояли. Я из дома выходила, мне даже неловко за неё стало. Как какая-то базарная торговка, честное слово!.. А вы, Женя, простите, кто по специальности?
- Актриса, - ответила я честно и не без гордости.
- Актриса? Ох, какая прелесть! А я в детстве балериной мечтала стать. Но у меня связки слабые оказались, да и это ведь в Москву надо было ехать поступать... Что же - что же я по поводу балета вам сказать хотела? Вот только сейчас в голове вертелось! Ну, неважно, наверное... А! Да! Имя у этой армянки или грузинки интересное было - Мехменэ. Она ещё потом рядом с Тиночкой остановилась и спрашивает у меня, как собачку зовут. Я ей назвала полное имя по родословной "Аверс Альба Тиннтерне", а она смеется: "Почти как меня: Тиннтерне - Мехменэ!" И, что интересно, к ней Тина сразу ласкаться полезла, а Елизавету на дух не переносит. Собаки, они ведь, плохих людей чувствуют!
Понятно, что вся эта длинная история про армянку-грузинку была рассказана с единственной целью - поразить меня громким именем злобной Тиночки. Я вежливо поразилась, а гнусная собачка немедленно оскалилась на меня, видимо, желая напомнить хозяйке тезис про плохих людей. К счастью, за домом в этот момент громко затарахтел трактор, и Тиннтерне Аверс Альба с радостным и несолидным для такой породистой особы тявканьем метнулась на звук.
- На место! - властно прикрикнула Валентина Иосифовна. Печальная Чау-Чау нехотя вернулась на газон. Собака вряд ли успела нагуляться, но вот щеки хозяйки уже заметно раскраснелись от мороза. Я поняла, что злоупотребляю её вниманием.
- Ну что ж, - мне ничего не оставалось, как попрощаться. - Очень приятно было с вами поговорить. Я, наверное, в самом деле, заеду к ним после семи.
- Конечно. Сразу все и узнаете. А то что толку так гадать?.. Вообще-то, могли быть у них знакомые из Москвы. Даже, наверняка, есть. Елизавета ведь и рожала в Москве, и как-то недавно на несколько дней туда уезжала. Леночка, дочка её, говорила, что мамы целую неделю не будет, папа борщ сварил, а его даже кошка не ест!
Теперь прояснялась и косвенная причина неприязни. "Собачники" обычно не очень жалуют "кошатников".
- Еще раз спасибо за компанию, - мои замерзшие губы с трудом разъехались в подобии улыбки. И тут Валентина Иосифовна радостно возопила:
- Женя, глядите, какой прелестный хин! Чудный япончик!
Я в ужасе обернулась. К одному из подъездов сворачивал мужчина с черным чудовищем на поводке. По сравнению с этой псиной Тина была просто суперпрелестной и милой собачкой!
- Действительно, чудный! - фальшиво восхитилась я, лихорадочно припоминая какие-нибудь умные собаководческие термины. - Экстерьер прекрасный, и окрас...
Моя собеседница взглянула на меня как-то странно, похлопав себя по колену, подозвала Чау-Чау и как бы вскользь заметила:
- Это мастиф. Женщина с хином возле дома напротив.
Заливаясь мучительной краской стыда, я повернула голову в ту сторону, куда кивнула Валентина Иосифовна, и увидела существо с длинными черными ушами и приплюснутой мордочкой. Существо было заботливо упаковано в теплую попону и размерами напоминало крупную мышь.
"Опозорилась! Ой, как стыдно! Надо было не выпендриваться и какую-нибудь болонку назвать", - жарким пульсом застучало в висках. К счастью, заслуженная учительница, наверняка, объясняющая своим ученикам, что врать - нехорошо, уже заходила в подъезд, и поэтому не могла видеть моих ушей, пламенеющих, как алые маки...
Домой я вернулась уже в сумерках, робко нажала на кнопку звонка и заранее попыталась улыбнуться виновато, но не настолько, чтобы меня можно было заподозрить в чем-нибудь серьезном. Однако, дверь открыл Митрошкин и ему все мои ужимки оказались "до Фени", "до лампочки" и "по барабану" одновременно.
- Где была? - рявкнул он, хватая меня за шкирку и вытряхивая из полушубка. - Утренний моцион совершала? По булочным прогуливалась?
- Я же тебе говорила, что мне нужно собраться с мыслями, идеи кое-какие спокойно обдумать...
- Только вот этого не надо! - в гневе Леха зашвырнул мой берет на антресоль с которой торчали рулоны старых обоев. - Да за всю жизнь в твой голове не накопится столько мыслей, чтобы обдумывать их с двенадцати дня до семи вечера!.. Я уже Олегу собирался звонить: думал, тебя или убили где-нибудь или в КПЗ посадили? Полгорода обегал, в профилактории твоем был...
- Да? - я на секунду прервала увлекательный процесс расшнуровывания ботинка и подняла голову. - И что там, в профилактории?
- Филиал КГБ, ЦРУ и ФБР. Обстановка строгой секретности. Эти твои подружки - старая и молодая - в два голоса поют, что ничего про тебя знать не знают, и куда ты из профилактория поехала - само собой, не ведают.
- У Шайдюка я была. У Анатолия Львовича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48