Они молча перешли улицу и прошли мимо старой церкви – единственного исторического памятника Джарроу, однако немаловажного. Эта церковь была известна тем, что когда-то в ней проповедовал Беде. Все так же молча они прошли мимо детского парка, пересекли пустырь, поросший высокой травой, и вышли на узкую улочку, от которой разветвлялся лабиринт грязных темных переулков. Все дома были похожи один на другой и производили одинаково унылое впечатление. В нескольких кварталах от ее дома они остановились и посмотрели друг на друга.
– Ты снова пойдешь туда завтра? – как бы между делом спросил Том.
– Может быть. Я точно не знаю.
– Но ты должна знать. У тебя есть какие-нибудь другие планы на завтра?
– Нет.
– Значит, ты пойдешь туда?
– Быть может.
– В это же самое время?
Она кивнула.
– Наверное.
Они еще с минуту молча смотрели друг на друга, потом она повернулась, собираясь идти.
– Пока, Том.
– Пока, Кэтрин, – тихо ответил он.
Поспешным шагом Кэтрин направилась в глубь переулка, осторожно переступая через навозные кучи и груды мусора. В конце переулка она свернула направо, потом еще раз направо и прошла по тропинке, ведущей к заднему двору ее дома. Двор был пуст, никто из ее шестерых братьев и сестер сейчас не играл там.
Люси Конноли сидела в старом обшарпанном кресле на кухне. Когда задняя дверь открылась, она обернулась и посмотрела на дочь.
– Ну и как? – осведомилась она недружелюбным тоном.
– Она дала мне десять шиллингов, – ответила Кэтрин, глядя в сторону.
– Черт бы ее побрал! Ты побоялась попросить у нее больше?
– Я просила у нее фунт, но она дала мне десять шиллингов! – раздраженно воскликнула Кэтрин, и тут же, опомнившись, прикрыла ладонью рот.
– Ага, дома ты забываешь о хороших манерах, которым тебя учат в колледже! – закричала на нее Люси. – Однако ты вспоминаешь о них, когда ты у тети Кэти, не так ли? Я знаю, если б ты попросила у нее фунт, она бы дала тебе фунт.
– Нет. Она не захотела дать мне фунт, потому что она знает, на что пойдут эти деньги.
Люси, сощурившись, взглянула в упор на дочь, и на ее лице изобразилась ярость.
– Что ж, ты у меня за это поплатишься, – злобно прошипела она. – В один из этих дней тебя ожидает сюрприз, моя дорогая леди. И ты сама на это нарвалась. Ты у меня вылетишь из этого монастыря так, словно тебе сунули в зад горячую кочергу.
Кэтрин опустила голову и отвернулась. Ее тошнило от вульгарного языка матери, в самом деле тошнило. Случалось, что после ссор с матерью ее рвало. Тетя Бриджит говорила, что ее мать в детстве была очень милой и воспитанной девочкой, но Кэтрин не могла в это поверить. Нет, она не могла в это поверить.
– О чем вы там беседуете с тетей Кэти целыми днями! А ну-ка подойди сюда и расскажи мне все, – повелительным тоном обратилась к ней Люси. – Нет, я не позволю тебе закрываться в своей комнате и дуться на меня. Ты останешься здесь и будешь разговаривать со мной, пока я тебя не отпущу. Сядь, – она указала пальцем на стул в углу. – Сядь и поговори ради разнообразия с собственной матерью.
Кэтрин опустилась на стул. Глядя на маленькую темноволосую женщину в кресле, она снова поймала себя на том, что желает, чтобы она была мертва, – и устыдилась собственных мыслей.
– Ну же, говори, я жду. Я хочу послушать, что за поучительные беседы ведет с тобой тетя Кэти.
– Мы не ведем никаких поучительных бесед. – Кэтрин говорила едва шевеля губами и старалась не смотреть на мать.
– Никаких поучительных бесед? О чем же вы тогда разговариваете? – Люси выпрямилась в кресле и подалась вперед. – Неужели тетя Кэти не делится с тобой своим деловым опытом? Я думала, она каждый день инструктирует тебя, как сделать деньги. Смотри у меня, – она погрозила дочери пальцем, – я с тебя шкуру сдеру, если ты тоже начнешь открывать публичные дома.
– Мама! Как ты можешь такое говорить, мама! Какая же ты бессовестная! – не выдержала Кэтрин. – Тетя Кэти никогда не делала ничего подобного, и ты сама прекрасно знаешь, что это неправда.
– Не говори мне, что она делала и чего не делала, потому что я знаю это лучше тебя. Ты, конечно, можешь не верить мне на слово, но зайди любопытства ради в полицейский участок и спроси у них, не сидела ли она в свое время в тюрьме за то, что содержала дом свиданий. Посмотрим, что они тебе скажут.
Кэтрин вскочила на ноги и склонилась над матерью, с возмущением глядя в ее неумытое усмехающееся лицо.
– Тогда почему ты берешь ее деньги, если считаешь, что она заработала их нечестным путем? Почему ты посылаешь меня к ней чуть ли не каждый день за деньгами? – Она говорила негромко, и в ее голосе слышалась горечь. – Почему, если ты считаешь ее грязной и распутной, ты позволила ей содержать всю нашу семью в течение стольких лет? Ведь если б не она, мы все уже давно бы оказались в приюте для нищих. Но почему ты обратилась к ней за помощью, если так презираешь ее? Ответь мне, почему? Впрочем, я знаю, почему. Потому что ты ленивая и порочная. Ты сама не в состоянии заработать ни гроша, и пропиваешь все деньги, которые приносит в дом отец. Ты винишь отца в том, что он плохо заботится о семье, но, если он опустился, это твоя вина. С ним бы все было в порядке, если б его жена не была скандальной, жадной алкоголичкой, которая только и умеет делать, что поливать грязью других. Ты испортила жизнь моему отцу и…
Поток ее красноречия был прерван звучной пощечиной. Потом Люси ударила ее по губам, по склоненной голове и в заключение пнула ногой с такой силой, что Кэтрин пролетела через всю кухню и, споткнувшись о порог спальни, упала лицом вниз на грязный дощатый пол. Рыдая, она медленно поднялась с пола и присела на один из четырех потрепанных тюфяков в маленькой спальне, опершись локтями о колени и накрыв руками голову.
Люси приблизилась к ней и, наклонившись, с угрозой прошептала:
– Раз уж мы с тобой затеяли сегодня разговор, хочу кое о чем тебя предупредить. Не смей больше встречаться с Томом Малхолландом, а не то твой отец живьем сдерет с тебя шкуру. Ты меня слышишь? Кузен он тебе или нет, вы с ним видитесь слишком часто, и твоему отцу это не нравится. Я передаю тебе, слова, и имей в виду, он сдержит свое обещание, если ты посмеешь его ослушаться.
Она снова подняла ногу и пнула дочь в бок. На пороге она обернулась и добавила:
– А я уж позабочусь о том, чтоб тебе как следует досталось от отца. Можешь быть уверена, я об этом позабочусь.
С этими словами она вышла из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что та чуть не слетела с петель.
Глава 3
Каждый день в любую погоду Эндри выходил на свою обычную прогулку. Он шел пешком до фонтана на главной площади Вестоэ, там садился на трамвай и доезжал до конца Фаулер-стрит, откуда, пересев на другой трамвай, ехал до порта и проходил пешком примерно милю вдоль пирса. Он говорил, что эти ежедневные прогулки поддерживают его в форме и помогают сохранять здоровье. И в самом деле прогулки шли ему на пользу до тех пор, пока, два месяца назад, он не вернулся домой с болью в груди. В ответ на расспросы Кэти он признался, что чувствовал эту боль с самого обеда, и сказал, что это, должно быть, оттого, что он переел мясного пудинга.
Он наотрез отказался показаться врачу, однако не отклонил предложение Кэти сопровождать его во время прогулок.
Кэти эти послеобеденные прогулки казались очень утомительными, к тому же они разбивали ее день. У нее оставалось совсем мало времени, чтобы заняться организацией домашнего хозяйства и прочими мелочами, потому что всю первую половину дня она была обычно занята делами, а дважды в неделю посещала офис своего поверенного. Ее поверенным был теперь преемник мистера Хевитта – сам мистер Хевитт десять лет назад отошел от дел и поселился в Хэррогейте. Мистер Кении продолжал работать на нее и после того, как вышел на пенсию, до тех пор пока не скончался в 1901 году.
Когда они дошли до конца пирса, Кэти валилась с ног от усталости. Эндри, напротив, совсем не казался усталым. Бодрой походкой он обошел вокруг маяка, потом остановился и устремил взгляд вдаль, туда, где над бескрайними морскими просторами кружили с криками чайки. Сейчас, глядя на него, она поняла, что всякий раз, приходя сюда, он чувствует себя так, будто снова стоит на капитанском мостике корабля.
На обратном пути он указал ей на лайнер, который буксирные суда тащили к выходу между волнорезами.
– Сколько раз я проделал этот путь, Кэти? – сказал он.
И она, улыбнувшись, ответила:
– Неисчислимое количество раз, Энди.
Он удовлетворенно кивнул и погладил ее руку, лежащую на его локте.
– Я прожил очень счастливую жизнь, Кэти, – сказал он, все так же глядя на воду. – Очень счастливую, – повторил он, поворачиваясь к ней, только теперь более теплым, особым тоном. – И самую лучшую часть этой жизни я провел с тобой.
– Ох, Энди!
Она сильнее сжала его локоть, и он заметил слезы, выступившие на ее глазах.
– Не надо, Кэти, не плачь. Не плачь. Но то, что я сказал, – правда. – Немного помолчав, он добавил: – Мы оба грустим сегодня, потому что завтра расстанемся с Кэтрин… Ведь для тебя она как родная дочь. И не только для тебя – для меня тоже.
– Я знаю это, мой дорогой, знаю. Но она будет нам писать. Она пообещала, что будет писать не реже, чем дважды в неделю. А кроме этого, ты ведь знаешь, что она решила переселиться к нам, когда закончит колледж.
– Но это будет только через два года, Кэти. Может, до того времени мой корабль уже успеет уйти с отливом.
– Энди! Энди! – Она резко остановилась и повернулась к нему.
– Ах, дорогая, прости, я не хотел тебя огорчать. Но ты должна знать, Кэти, что я уже очень старый. Я сам только недавно понял, какой я старый. Я знаю, об этом неприятно думать, но надо смотреть правде в глаза. Я очень волнуюсь за тебя. Что будет с тобой, когда меня не станет?
– Энди, ради Бога, замолчи. Тебе не о чем волноваться.
– Я ничего не могу с собой поделать, Кэти. Ты до сих пор кажешься мне беззащитной и ранимой. Для меня ты все та же юная девушка с глазами, полными страха.
Она отвернулась и посмотрела в сторону.
– Не говори глупостей, Энди. Я больше ничего не боюсь, и мне нечего бояться, – сказала она, стараясь говорить твердо и с уверенностью.
Но эти слова не убедили его.
– Не пытайся мне лгать, Кэти. Я знаю, что страх еще жив в тебе. Даже в последние годы я часто вижу страх в твоих глазах – и понимаю, что прошлое никогда не умрет для тебя.
Что она могла на это ответить?
Несколько минут они шли молча, потом он снова заговорил. То, что он сказал, заставило ее затаить дыхание.
– Нильс когда-нибудь говорил тебе о женщине, которую он любит?
Она с усилием сглотнула. Убрав руку с его локтя, поправила шляпку. Но, когда она заглянула ему в глаза, то поняла, что за его вопросом не стоит никакого скрытого смысла. Он всего лишь спрашивал, знает ли она о женщине, которую любит Нильс, не догадываясь, что эта женщина и есть она.
– Нет. С чего ты взял, что у него есть женщина?
– Я знаю, что у него на уме какая-то женщина.
– Откуда ты это знаешь?
– Он сам мне так сказал.
Она снова отвернулась и посмотрела на море. Ее взгляд скользнул по воде и остановился на длинных песчаных отмелях.
– Что он тебе сказал об этой женщине? – спросила она, делая вид, что просто любопытствует.
– О, ничего особенного. Он только сказал, что думает об одной женщине. Вряд ли он имел в виду ту женщину из Хартпула.
– Из Хартпула? У него есть кто-то в Хартпуле? – голос Кэти звучал удивленно.
– Была. Он не знает, что я в курсе. Она вдова главного инженера. Мне рассказал об этом Андерсен, мой первый помощник, с которым я плавал в последние годы. Андерсен знал ее. Он сказал, она достаточно состоятельная женщина с хорошим домом и со своим собственным банковским счетом. Я тогда подумал, что, может, Нильс женится на ней и наконец обзаведется семьей. Но нет, он быстро к ней остыл. Мой сын очень разборчив в том, что касается женщин, Кэти. Ему трудно угодить. – Эндри тихо засмеялся. – Но сейчас он снова положил на кого-то глаз, и на этот раз, кажется, это у него всерьез. Может, он боится остаться один, когда выйдет на пенсию. Многие моряки со страхом думают о пенсии, потому что без моря они становятся очень одиноки. Я никогда не испытывал этого страха, Кэти, потому что у меня была ты.
Он взял ее под руку и притянул поближе к себе, и снова они шли молча. Потом он сказал:
– Думаю, я не пойду на собрание сегодня вечером.
– Почему, Энди? Ты ведь за все эти годы не пропустил ни одного собрания.
– О, мне начинает надоедать это сборище стариков. Они рассказывают все те же старые истории, смеются над анекдотами, которые все уже слышали по тысяче раз. Мне там больше не интересно. Даже виски потеряло для меня вкус.
– Нет, ты пойдешь на собрание, – твердо сказала она, зная, что он отказывается от встречи со своими старыми друзьями, потому что не хочет оставлять ее одну. – Я уже достаточно взрослая, чтобы остаться на один вечер одна. Тем более я не хочу, чтобы ты весь вечер ходил из угла в угол, думая о том, что ты потерял, оставшись дома.
Оба рассмеялись.
– Ах, ты все та же Кэти, которую я знал, – сказал Эндри. Приблизив лицо к ее лицу, он прошептал: – Ладно, я пойду туда. Только ты должна пообещать, что, если я вернусь пьяным, ты огреешь меня по башке медной кастрюлей. Обещаешь?
– Обещаю, – торжественно проговорила она, глядя ему в глаза.
И снова они засмеялись.
Войдя в гостиную, Кэти подошла к камину и протянула руки к ярко пылающему пламени. Она так замерзла во время прогулки, что попросила Джесси разжечь огонь пораньше. Она надеялась, что не подхватила простуду, – пока они гуляли по пирсу, она успела продрогнуть до самых костей.
Она только что побывала наверху в комнате Бетти. Она уговорила Бетти лечь в постель пораньше – у бедняжки так распухли ноги, что, казалось, еще немного, и вены лопнут. Бетти не любила отдыхать – она считала, что без нее домашнее хозяйство разладится, стоит ей хоть на день или на два отойти от дел.
Она посмотрела на медное ведерко, в котором почти не оставалось угля. Так было всегда, когда у Нелли появлялся свободный вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49