После этого о нем ничего больше не было слышно.
В период между 1881 и 1909 годом жизнь Кэти шла гладко. Ее репутация в Шилдсе изменилась в лучшую сторону. Быть может, это произошло благодаря мистеру Хевитту, который всегда с уважением отзывался о ней в разговоре с другими клиентами, да и процесс над Бернардом Розье сыграл в этом немаловажную роль. После процесса в городе стали ходить слухи, касающиеся ее и Бернарда. Кто-то говорил, что она стала жертвой насилия Бернарда Розье, когда была совсем еще юной девушкой и работала прислугой в доме его родителей. Другие утверждали, что она была его любовницей, и он сделал ее владелицей дома свиданий, а когда ее дела пошли в гору, она порвала с ним отношения. Ходил также слух о том, что он в свое время подстроил ее арест по фальшивому обвинению, но большинство горожан считало это преувеличением. Однако все видели, как Розье представил ложное обвинение капитану Фрэнкелю, и было ясно, что он сделал это в отместку Кэти. Как бы то ни было, когда была доказана невиновность капитана Фрэнкеля, а потом виновность Розье, окружающие стали относиться к Кэти с большим уважением. Теперь Кэти Малхолланд – или миссис Фрэнкель – пользовалась репутацией респектабельной замужней женщины.
Еще два человека вошли в жизнь Кэти за последние годы, и оба сыграли немаловажную роль в ее судьбе. Один из них принес ей радость, другой – страх и беспокойство.
Страхи начались, когда весенним днем 1888 года сын Эндри, капитан Нильс Фрэнкель, как и обещал, заехал их навестить. Нильсу Фрэнкелю уже исполнилось тридцать шесть лет, и внешне он был точной копией Эндри, каким был тот, когда познакомился с Кэти. Но у отца и сына кроме внешнего сходства обнаружилась еще одна общая черта – оба с одинаковой силой желали одну и ту же женщину, то есть Кэти. Нильса непреодолимо повлекло к ней с первой же минуты, так же как это случилось в свое время с его отцом. И Нильс хотел от нее той же любви, которой хотел Эндри.
Сначала Кэти думала, что это ей только кажется. Ведь она уже далеко не юная, а он на девять лет моложе нее. Она решила, что стала слишком тщеславной и уже принимает за любовь обычную дружескую симпатию. Однако она поняла, что не ошиблась, когда Нильс предложил ей оставить его отца и уехать с ним. Именно тогда страх снова вошел в ее жизнь.
Если бы Нильс Фрэнкель походил на отца не только внешне, но и характером, ситуация оказалась бы намного проще: он бы сумел понять Кэти и не преследовал бы своей любовью. Он мог бы напиться с горя, он мог бы найти другую женщину, сменить нескольких женщин, пока не встретит ту единственную, которая ему действительно нужна и которая сумеет ответить на его любовь. Но Нильс был совсем другим. Он пил мало и очень быстро пьянел. А когда он пьянел, он начинал приставать к Кэти с ухаживаниями и вел себя очень нахально. Он был, в отличие от Эндри, замкнутым и необщительным. Он никогда не разговаривал со своими матросами, как это делал Эндри. Будучи капитаном большого лайнера, Нильс считал ниже своего достоинства общение с матросами и водил компанию только с людьми своего ранга. Он не умел, как Эндри, смеяться от души. Он смеялся редко, и его смех всегда звучал как-то неестественно. Что же касалось женщин, в этом он тоже был очень разборчив. Кэти не знала, есть ли у него любовницы, – но из разговоров с ним она поняла, что он презирает простых женщин и никогда не заводит знакомств в портах. Она часто задавалась вопросом, рассказывал ли Эндри сыну о том, как они встретились. Ведь они встретились в заведении, посещаемом заезжими моряками и портовыми шлюхами, и Нильс, наверное, посчитал бы ее шлюхой, если б узнал подробности их встречи. Но с Эндри она никогда не говорила о Нильсе, даже не упоминала его имени. А когда Эндри сам заводил разговор о сыне, она слушала его молча.
Эндри всегда был рад визитам сына и всячески привечал его в их доме. Он был счастлив, что их отношения восстановились, потому что это в некотором смысле снимало груз с его совести. В глубине души он никогда не переставал чувствовать себя виноватым перед своими детьми, которые отвернулись от него из-за того, что он ушел от их матери. Нет, он вовсе не раскаивался в том, что ушел от своей прежней жены, – но ему было горько от того, что дети не смогли его понять. Теперь, когда Нильс часто бывал в их доме и имел возможность близко познакомиться с Кэти, Эндри надеялся, что сын поймет, почему он полюбил эту женщину и решил связать свою жизнь с ней. И Нильс в самом деле понял его, и не только понял, но и разделил его чувства к Кэти. Но об этом Эндри не знал и даже не догадывался. Если бы он узнал, он бы, наверное, возненавидел сына не меньше, чем в свое время ненавидел Бернарда Розье. Именно поэтому Кэти тщательно скрывала от Эндри, что его сын неравнодушен к ней. Она знала, что никогда себе не простит, если станет причиной разногласий между отцом и сыном.
Другой человек, появившийся в ее жизни в это время, принес ей радость. Этим человеком была Кэтрин, ее внучатая племянница.
Кэтрин – старшая дочь Люси, внучка Джо. Впервые Кэти увидела ее, когда та была двухмесячным младенцем. Люси, пребывая в финансовых затруднениях, пришла с ребенком на руках к своей богатой тете, чтобы попросить ее о помощи.
Люси вышла замуж за Патрика Конноли, отца ребенка, уже на пятом месяце беременности. Именно это и послужило причиной их поспешного брака. Джо, глубоко возмущенный поведением дочери, порвал с ней всякие отношения и даже не подпускал к порогу своего дома. Однако, прежде чем выгнать Люси из дома, он не забыл сказать ей о том, что она непременно попадет в ад, так же, как и ее тетя Кэти, которая тоже в свое время забеременела от человека, с которым не состояла в браке, а впоследствии вступила на дорогу разврата, спутавшись с иностранным моряком.
Кэти сначала очень обрадовалась: племянница вспомнила о ней, – ничего, что только из-за денег. Но она быстро разочаровалась в Люси, которая оказалась очень неприятной женщиной. И еще более неприятным человеком оказался ее муж, с которым Люси постоянно скандалила даже в первые месяцы брака. Но их дочь Кэти полюбила с первой же минуты. В Кэтрин она увидела свою Сару – Сару, когда та была еще младенцем, не ту Сару, которая превратилась в леди и пренебрегла своей матерью. И с годами ее привязанность к Кэтрин росла до тех пор, пока между ними не возникла та близость, которая возможна только между матерью и дочерью.
Разумеется, Люси ревновала свою дочь к ее двоюродной бабушке, которую девочка любила больше, чем родную мать. Она бы давно запретила Кэтрин бывать у Кэти, если бы не выгода, которую она извлекала для себя из их взаимной привязанности. Кэти не жалела денег на свою внучатую племянницу, мало заботясь о том, что эти деньги попадали в руки ее матери, которая пропивала их, вместо того чтобы потратить на детей. Люси регулярно посылала дочь к тете Кэти «занять» денег, – разумеется, эти долги никогда не возвращались.
Сейчас Кэтрин было восемнадцать лет. Последние семь лет она училась в женском колледже при монастыре, и теперь ей оставалось два года до получения диплома. Возможность дать девочке подобающее образование Кэти пришлось покупать – именно покупать, потому что Люси дала согласие на обучение дочери, только когда Кэти пообещала назначить ей взамен на это регулярную плату в один фунт в неделю.
Но этой постоянной платы оказалось недостаточно. Люси продолжала посылать Кэтрин за деньгами к тете Кэти. Сегодня Кэтрин тоже пришла просить денег, о чем Кэти сразу же догадалась по стыдливому выражению на лице девушки.
Она полулежала на диване в спальне, а Кэтрин присела рядом на стул и нервно переплетала пальцы обеих рук, не решаясь сказать ей о цели своего визита.
– Сколько ей нужно? – спросила Кэти, прежде чем Кэтрин успела заговорить.
– Она хочет, чтобы ты дала ей фунт, – прошептала Кэтрин, опустив глаза. – Она говорит, что должна внести четырехнедельную квартплату, но я знаю, что она заплатит только за две недели, а остальное потратит на…
Девушка замолчала, не желая произносить слово «выпивка».
– Она снова запила?
Кэтрин кивнула в ответ. Подняв голову, она прошептала скороговоркой:
– Мне так стыдно, тетя Кэти, так стыдно! Мне стыдно оттого, что она заставляет меня просить у тебя денег. Но еще стыднее мне оттого, что я… – Она на секунду умолкла и закрыла глаза. – Я, наверное, очень плохая, тетя Кэти, – сказала она теперь медленнее. – Но я часто ловлю себя на том, что желаю ее смерти.
– О, дитя мое! Ты ни в коем случае не должна так думать. Ведь она твоя мать. И она не виновата, что не может покончить с пьянством. Она уже давно пристрастилась к алкоголю и так втянулась в это, что теперь уже не сможет остановиться.
– Нет, тетя Кэти, она бы смогла с этим покончить. Смогла бы, если б у нее не было денег на выпивку. Но она знает, что ты…
Кэтрин с усилием сглотнула и снова умолкла.
– Она знает, что я готова дать тебе все, о чем бы ты меня ни попросила, – разумеется, в пределах моих возможностей, – продолжала за нее Кэти. – Она использует тебя, чтобы получать от меня деньги. Я прекрасно это знаю, моя милая.
Кэтрин взяла руку Кэти и нежно погладила.
– Вчера вечером мы с ней ужасно повздорили, и она не была пьяна, – сказала Кэтрин. – Она грозилась, что заберет меня из колледжа. Ей, видите ли, не нравится, что в колледже меня обучили хорошим манерам, и я стала вести себя не так, как подобает девушке моего класса. По крайней мере она так говорит. Я не выдержала и напомнила ей, что она согласилась отдать меня в колледж только потому, что ты пообещала платить ей по фунту в неделю до тех пор, пока я не закончу учебу. Но я боюсь, что она не позволит мне доучиться. Ее очень злит то, что я получаю образование. Она вполне может запретить мне ходить в колледж.
– Она не посмеет. Я позабочусь о том, чтобы ты завершила образование, на этот счет можешь не волноваться, Не забывай, она зависит от меня. А сейчас я дам ей десять шиллингов. Если она заплатит за квартиру – а за квартиру ей придется заплатить, – у нее останется совсем мало на выпивку.
Сказав это, Кэти дотронулась до щеки девушки. Кожа у Кэтрин была мягкая и шелковистая, в точности такая же, как у нее. Но на этом их сходство заканчивалось. Внешне дочь Люси Малхолланд походила на своего отца-ирландца. У нее были такие же темные глаза и густые черные волосы, такие же высокие скулы и большие полные губы. Только на лице Патрика большой рот говорил о слабости характера, а рот Кэтрин указывал на чувственность ее натуры. Но ни одна из черт матери не передалась Кэтрин; ее характер тоже не имел ни малейшего сходства с характером Люси, чему Кэти была очень рада.
Следуя внезапному порыву, Кэтрин подалась вперед и, наклонив голову, прижалась щекой к плечу Кэти.
– О, тетя Кэти, если б я только могла жить здесь, с вами! – проговорила она срывающимся голосом. – Знаешь, когда монахини рассказывают нам о рае, – она потерлась лицом о бледно-лиловый шелк платья Кэти, – я не вижу ангелов и сказочные дворцы на небесах. Я вижу этот дом и тебя.
– Моя дорогая девочка! – в голосе Кэти слышались и слезы, и смех. – Скоро все изменится к лучшему. Через два года ты закончишь колледж и получишь диплом учительницы. Когда ты начнешь работать, ты станешь хозяйкой своей судьбы и сможешь жить, как захочешь. – Она приподняла лицо Кэтрин и заглянула ей в глаза. – Где захочешь, моя дорогая, – повторила она. – Ну, а теперь успокойся. Ты ведь останешься у нас на чай, не так ли? А до чая пойди, прими горячую ванну.
Когда Кэтрин выходила из комнаты, на пороге появилась Бетти. Она с восхищением оглядела одежду девушки.
– Что ты скажешь о ее платье? – шепотом спросила она у Кэти, глядя вслед Кэтрин.
– Оно очень милое, Бетти.
– О, по-моему, оно просто замечательное. С ее вкусом она скоро станет самой элегантной женщиной в…
– Прекрати болтать, Бетти, и подойди сюда, – нетерпеливо перебила ее Кэти. – Ты хотела мне что-то сообщить?
Улыбка сошла с круглого лица Бетти. Она плотно прикрыла за собой дверь и подошла к дивану.
– Он вернулся, – сказала она. – Он сейчас в курительной комнате вместе с капитаном.
Кэти отвернулась к окну.
– Что ж, он не был уверен, что должен будет отплыть сегодня. Он сам так сказал.
– Значит, мне придется добавить еще один прибор. Ты ведь сказала, что Нильса не будет.
В эту минуту раздался громкий стук в дверь. Бетти открыла дверь и, поджав губы, вышла, даже не взглянув на сына Эндри, входящего в комнату.
– О! Ты отдыхаешь?
Нильс говорил по-английски с сильным акцентом, в отличие от Эндри, который после многих лет, проведенных в Англии, стал говорить, как коренной англичанин.
Кэти отвела глаза от гостя и, откинув голову на валик дивана, сказала нарочито усталым тоном:
– Да, Нильс, я отдыхаю.
– Ты устала?
– Да. Именно поэтому я решила отдохнуть.
На губах Нильса заиграла улыбка, которая лишь отдаленно напоминала улыбку Эндри.
– Обрати внимание на эту усталость, которая одолевает тебя посреди бела дня. Быть может, это первый симптом старости, – сказал он шутливым тоном.
– Это в самом деле так, Нильс, – серьезно ответила она. – Ты прекрасно знаешь, сколько мне лет.
– Не мели чепухи. – Нильс больше не улыбался, и на его лице появилось решительное, почти агрессивное, выражение. – Я больше не хочу слышать, сколько тебе лет. Ты выглядишь на сорок, и ни днем старше. Я тысячу раз говорил тебе это, и это правда. Ты сама знаешь, что это правда.
– Я ничего не знаю, Нильс, кроме того, что я уже далеко не молодая женщина, – спокойно сказала она.
– Перестань! – Он склонился над ней, опершись руками о спинку дивана, и приблизил лицо почти вплотную к ее лицу. – Ты молодая, и я тоже молодой. Мы оба молоды, – прошептал он. – Я знаю, в душе ты чувствуешь себя очень молодой. Ты только притворяешься, что считаешь себя старухой. На самом деле ты очень молодая и привлекательная женщина…
– Замолчи, Нильс! Я больше не желаю выслушивать твои речи! – Кэти отняла голову от валика дивана и резко выпрямилась. – Если ты собираешься продолжать в том же духе, я расскажу обо всем твоему отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49