Бебер!
Я ору! да! да! я вас уверяю… превосходно владею голосовыми связками! я ору!.. кровью харкаю или не кровью! дело в характере!.. я себя слышу… я слушаю себя… «Лили! Лили!..» нет ответа… малейшее эхо не доносится из-под стола… тогда вперед! нужно подниматься!.. я забываю о себе… я был слишком занят окружающими! толчок!.. оп! встряска!.. Боже, как мне плохо!.. ох, судороги! трещины, кругом обгорелые головешки! но прежде всего – Лили! ау, Лили!.. она не отзывается!.. Пирам не лает… готово!.. рука… две руки!.. и вот я… на пузе… ползу… коридор!.. я замечаю трещину! прямо посреди коридора… в три раза шире, чем была только что… она сужается… становится меньше… открывается и закрывается!.. во всю длину коридора! до самой улицы… до мостовой… коридор – пропасть! я не вру… пропасть!.. я зову… надрываюсь…
– Лили!.. Лили!..
Уже не смешно!.. чего я добиваюсь, чтобы она перешла пропасть?… просто, чтобы пришла?… захотела меня найти?… ах, одним прыжком! синяки, царапины, трещины! полет… рожденного ползать! над расщелиной! плюх! сиганул, как жаба!.. и на той стороне! я шлепаюсь в каморке!..
– Лили! Лили! – кричу я… Тарарарарам! потолок! рухнул потолок? нет! меня придавило! тело!.. и я исчезаю под ним!.. неимоверная тяжесть!.. вес! может, буфет? нет!.. это тело!.. не лифт! это добропорядочный муж! это он! Норманс! я перепугался до смерти! Норманс, всей своей тушей! Я под ним! всем своим весом! он раздавил меня!..
– Доктор! доктор! я вас умоляю!
Он все-таки поймал меня! он меня прижал своей тушей! чтоб я не сбежал! не уполз!.. и вот он кричит!..
– Укол, доктор! Спасите ее! укол! моя жена! моя бедная Дельфина!
Он уже не храпит, он молит… только что он сладко храпел, а теперь говорит, только как-то пискляво!.. я бы сказал, что он блеет, этот толстяк!
– Доооооооооооктор!.. я вас про… про… про… про…
Ох, руки у него не трясутся! он меня схватил за грудки… что за страсть у всех! душить меня!.. и я еще должен их спасать!.. он рассказывает подробности о Дельфине, скручивая мне шею… он меня приподымает!.. на меня наваливается! всем весом давит мне на грудь, Норманс… еще и подпрыгивает!
– Спасите ее, доктор! Спасите ее! у нее слабое сердце! сердце! спасите ее!
– Ооооох! ууух!
Я охаю… я ухаю…
– Профессор Брамс это сказал! Вы его знаете, профессора Брамса?… не желаете посмотреть его предписания?
– Ооооох! ууух!
Я сейчас сдохну…
– Ее рецепт наверху! это сердце! это сердце!
– Дааа!.. дааа!
Мне едва удается выдавить это «дааа»…
– Ей нужно каааамфаруууу!..* у вас есть камфара?
– Дыааа! дыаа!..
Я задыхаюсь… Это конец… он тяжелый, как бык… и давит на грудь…
– Дыа… а… а! Дыа… а… а!
– У нее сердечный приступ, доктор! это сердце!.. вы знаете профессора Брамса?… его рецепт наверху!
Он уже меня не душит! не душит! «Оххх! фууух!» вот что я ему отвечаю!.. я согласен.
– Дыааа!.. Еооо!.. Ух ты!..
Провидение! ба-бах! бу-бух!.. здание подпрыгивает! наклоняется! точно! приподымается пол! Норманс, и я под ним!.. переворот! я поверх туши!
– Дыаа! Дыааа!
Я снова дышу! я дышу!.. нас отнесло в разные стороны!.. моя шея прижата к батарее… бумс! и клац! двери… кладовочка качается… швабры падают!..
– У меня нет, господин Норманс! ничего нет! ничего нет! – кричу я ему… – ни шприца!.. ни иглы!
Мне не хочется, чтоб он снова набросился на меня! просто надо, чтобы он знал… неважно как, но лишь бы он отстал! да, но! нет!.. он снова приближается! он страшен!.. хватает меня за глотку!.. белые от ярости глаза!
– Спасите мою жену! спасите мою жену!
Он трясет меня так, что меня начинает тошнить! он меня тащит за собой! толчок, снова толчок!
– Дельфина! Дельфина!
Невестка пришла в сознание… она заикается… «Дельфина!.. Дельфина!..» блеют они дуэтом!.. должно быть, это стресс от бомбежки!.. Гортензия, невестка, помните… которая свалилась?… она растянулась… рядом с больной… остальные жильцы тоже рядом… мнутся, толкаются… все заикаются… все они что-то лепечут…
– Она жива, доктор? Она жива?
Наконец-то я что-то сделаю!.. но я чертовски боюсь толстяка!.. подумайте, он нависает надо мной всей своей тушей, пока я слушаю ее пульс! а, он не может подождать, идиот! он хватает меня за руку… за раненую руку!.. как Раймон! они что, сговорились меня терзать! ярость застилает им глаза!
– Оставь меня, Норманс, я слушаю сердце!
Он отпускает меня.
Я опять склоняюсь над женщиной, лежащей без сознания… я прижимаюсь ухом к ее груди… я ничего им не скажу! нет!.. я выслушиваю… молчу… покосился на толстяка… он за мной следит! я выслушиваю сердце Дельфины… я весь внимание, так… грудь… сердце… слева… молча…
– Цыц! – я занимаюсь делом… я слушаю… одно ухо у меня ничего не стоит, зато другим я очень даже хорошо слышу!..
– Она жива?… она жива?
– Цыц!.. цыц!..
Если быть полностью откровенным, я не был уверен… эхо взрывов снизу, взрывы бомб вдалеке, создают акустический фон, отзвуки подземелья, тоны сердца настолько глухие, что можно ошибиться… и потом истощение, не так ли! разбито не только тело, но и душа! и громила, который оглушительно сопит надо мной!
– Она жива? она жива?
А соседи в полной прострации! и невестка!
– Дельфина! Дельфина!
Нужно еще раз послушать!..
– Она жива, доктор? Она жива?
Опять он! он сердится!..
– Да! Да! – кричу я ему… чтобы он меня не пришиб та месте… у него огромные заскорузлые руки… да, заскорузлые!.. все в мозолях!.. руки гиганта!
Я больше не слушаю… усаживаюсь поудобнее… ищу пульс…
– Она умерла, доктор? она умерла?
И бумс! он наваливается на меня! всей тушей!
– Нет! нет!
Непонятно, слышит ли он меня!.. наваливается!.. слон со скрюченными руками!.. ищет мою глотку!.. ну вот!.. он меня вздергивает… за шею! висельник! держит одной рукой! Г-жа Туазель одним скачком! удар! вмазывает ему промеж ног! хватает меня за ноги!
– Он не может дышать, гляньте! он посинел, не может говорить!
Она права… она все понимает!
– Отпустите его! отпустите его! все-таки! нужно же лекарство! может, глоток спиртного.*
Единственный человек, сохранивший здравый смысл!.. перекрикивающий остальных! всех остальных! громче всех!.. она не заикается, г-жа Туазель!.. Норманс что-то лепечет, хочет ответить… не может… бормочет «Ле!.. ле!.. ле!..» можно уловить только… «Ле!.. ле!.. ле!..» Она орет:
– Лекарство!.. – и он отпускает мою шею… она ноги!.. бум!.. я падаю!.. не могу вдохнуть! Норманс пережал мне гортань!
Ползти!.. ползком!.. я совсем обессилел!.. в коридор!.. быстро, в коридор! я знаю! я хриплю!
– Она права! она права!.. лекарство! лекарство, мадам!
Я хриплю из глубины коридора, а они все вопят!.. из глубины лифтовой шахты… из-под стола…
– Лекарство! лекарство!
Им хочется пить, черт их всех возьми! им хочется пить! и не важно что!
А вот тут осторожно, прошу прощения!.. я должен у вас попросить прощения! два-три раза я вам говорил, что все успокаивается, что нет больше этой сумасшедшей стрельбы и пекла на улице… ошибочка вышла! недоразумение! я ошибся, еще и как! опять начинается, прошу прощения!
– Пустомеля! Насмешник! наблюдатель хренов!
Вы можете туда сбегать!..
– Зануда!
Я принимаю вашу критику, ваши оскорбления, это так обычно для них – оскорблять людей, о которых они не имеют представления, а сами берут все, что плохо лежит, воруют книги, занимаются плагиатом! настоящая чума! если вы поймаете их на горячем, на «дайте-мне-я-вам-верну», вам лучше промолчать… конечно, правила приличия будут соблюдены!.. но можно со спокойной совестью утверждать, что книги больше не покупают, их воруют… это даже «дело чести!» никогда не покупать книги. Не найдется и одного на двадцать человек, который бы вас прочел и вам же за это заплатил! печально? а вы выясните, хватит ли одного кусочка ветчины на двадцать человек? а выдержит ли кресло в кинотеатре сорок задниц?… привет вам, бедняги-ограбленные! писаки! а хуже всего то презрение, которым они вас обливают, оно ведь им ничего не стоит! бесплатно!.. и неистово кромсают вашу книгу, ненавидят ее, подтирают ею жопу, набивают мячи и толкают все, что осталось, за бесценок на Набережной…* вы мне скажете: есть средство! нужно утопить всех плагиаторов! и с ними всех подражателей! только после того, как они возместят убытки!.. или же! лавочник ничего не имеет против, если у него пробуют селедку… но пойди укради! Полиция!.. я тут выворачиваюсь наизнанку, устраиваю клоунады и все задаром, это ли не ужас? я столько заплатил!.. как подумаю о бабках, я зеленею, задыхаюсь, хуже, чем в лапах у этого ублюдка!.. я леденею… кровь, сердце, нервы… мне хуже, чем Дельфине!.. является парень «Дайте-мне!» я теряю сознание!.. и еще, послушайте! посмотрите! меня захватывает повествовательный раж! я вам плету про всю эту несуразицу просто так! чтоб пофилософствовать!.. дарю! чертова Муза-расточительница! как мне все надоело!
Вся эта забава с Дельфиной еще тянется, вы, наверное, догадываетесь, хотите, чтоб я вам все выболтал? нет уж!.. только происшествие с лекарством…
– Лекарство! лекарство!
Горланят!.. они все хотят выпить! все, кто в каморке!.. их корежит… затягивает в яму…
– Но где же он? где он?
– У Леон!
Консьержка знает лучше всех! чертова лгунья, она отнекивается…
– У нее нет! у нее нет!
– Да! да! У нее есть!.. нет! нет!..
Они не могут прийти к согласию… «ууух! уоох!.. буум!..»
– У нее есть! есть!.. – кричу я… я, лично, побаиваюсь борова!.. ужасный вес… он косится на меня в углу… в углу…
– Сюда! Сюда!
Я ему показываю на другой конец! на дверь Леон… пальцем… «стук! стук!..» лекарство для его жены!.. как у меня болит горло!.. он меня подвесил! ах, моя гортань!.. моя глотка!..
– Дуа! дуа! у нее есть! у нее есть! – настаиваю я. Дверь там, дверь там!.. в глубине подземелья!.. и нигде больше! – Консьержка, ключ! ключ, Туазель!
Все ключи у нее!
– Давайте, открывайте!
Все они, что сгрудились под столом, знали…
– Давайте! идите! давайте!
Леон Зевсовна их не дает…
– Нет! нет! я не хочу!
Она не хочет!.. нужно, чтобы она пересекла коридор!.. перебралась через трещину… и потом прошлась вдоль стены!.. а стена трещит и гудит… и может рухнуть… ах, она не хочет!.. ах, нет!.. нет!..
Но они так злобствуют, что она наклоняется, опускается на коленки… и ползет туда… буум!.. она повернулась! распласталась! бумc!.. бамс! очередь шрапнели, почти над Ла Фурше!.. и опять! врррр! следующие!.. шквальный огонь!..
– Банда трусов! бандитов! грабителей! сутенеров!
Да! да! она! объятая праведным гневом!
– Свиньи!.. лодыри!..
Опять она, ничего… вот Норманса я боюсь… я жмусь между Пирамом и буфетом… тихонечко так зову: «Лили… Лили…» я рассказывал вам о затишье!.. про то, что все затихло!.. там! там! как еще здание не развалится на кусочки! Жюль! мельница! в лепешку! в лепешку! ба-бах!.. дудка! рожок! гондола!.. ба-бах!
Я несу чепуху! я так хочу! ладно! но «замурованные», на самом деле? «Замурованные»! враги мои! они же не сами замуровались?… «Мюрбат и K°»?… жестокий заговорщик!.. PUEA.* «Мюрбат и K°»!.. а его девчонка! следит за мной? Туанон? не замуровалась вместе с папашей?… не загнала всех в яму? и ее пес! и вся эта банда! все! все! зверье!.. над чем тут смеяться! что вас так рассмешило!.. если бы вы видели коридор!.. гармошку, в которую сложились стены… толчки туда! и обратно! весь коридор покрылся рябью! это нужно видеть!
– Эй, там, внизу! мясо дохлое! выходите!
Мне так хотелось, чтоб они выбрались!.. чтоб они посмотрели… увидели эту жуткую трещину!.. величиной до небес! это было! точно… им нужно приподняться! откатиться в сторону! осколки… я уже говорил вам, все засыпано осколками! железная дверь! буфет! все в куче! смотрите, смотрите! почти ничего не осталось!.. сожрала бездна! засосало в трещину! толчки, землетрясение… коридор…
– Давайте, мадам Туазель! смелее!
Я ее отталкиваю… парадом командую я! дверь была прямо перед Зевсихой! напротив! и чуть в глубине!.. она так долго сотрясалась, содрогалась, вместо того, чтоб подумать, чем бы ее открыть… ее надо открыть, что за морока с этой консьержкой! в любой момент все может обрушиться!.. и лежащая в обмороке Дельфина!.. ничего не останется… стоит только поглядеть на эту щель!.. она ширится, угрожающе скрипит! все пропало! привет! все!..
– Ах, Мюрбат, уже поздно!
Он не согласен! курам на смех!..
Я смеюсь… смеюсь… просто умираю со смеху!.. Норманс слышит меня…
И всем своим весом! бууух! я-то знаю его вес! он валится на меня! мне кажется, что у меня сейчас лопнут легкие! он еще и подпрыгивает! на мне! толчется на мне! Ба-бах! Счастье! он сползает… откатывается!.. отлетел к чулану!.. назад!.. с грохотом рушится!.. я! он!.. его вес!.. он раздавил мне грудь… нет! он снова кидается ко мне…
– Фердинанд! Фердинанд!
Голос… это Лили!.. это она!.. я бы рад ответить… не могу… только хрип… она замечает меня под мастодонтом… боров собирается меня прикончить… я больше не могу… он прыгает мне на грудь… да так, что я «уххх!» «аххх!» один прыжок! стремительный бросок! танцовщица! победа! она уже на столе!.. хватается за люстру! раскачивает! и плюх! все сметает! все! стеклянным снарядом в глобус! его брюхо! торгаш!.. он со стоном ощупывает свой череп! я пользуюсь этим… выкарабкиваюсь из-под него… в коридор! быстрее, в коридор! я ползу… ползу!
– Как ты, дорогой? – это она, Лили… «дорогой»… с нежностью…
– А Бебер? А Бебер?
Моя очередь… я волнуюсь… она вынуждена кричать, чтобы я услышал!.. из расщелины поднимается гул! да нет! оттуда раздается звон побрякушек! битого стекла! этот лязг в глубине! гул из углублений!.. рев вулкана! руууууу!.. ничего не разобрать!.. есть!.. наконец-то расслышал… с пятого на десятое… она видела Бебера на четвертом!.. с «коллекционершей»… на лестничной клетке…
– Что они делали?… развлекались?… Он не захотел спускаться с тобой?
– Нет!..
Когда Бебер чем-то увлечен, он не подчиняется законам Империи!.. Он предается удовольствиям, вот и все… он вам выцарапает глаза, просто так… а не мешайте… Лили, не Лили!
– Ты не смогла?
– Нет!..
Барахольщица живет одна на всем этаже, и никогда не выходит, и вот у нее-то и выбило дверь!.. ее дверь снесло! куда подевалась ее дочь? ее зять?… они никогда не выпускают ее из квартиры… я лечил ее от бронхита, я знаю… о, я был чрезвычайно любезен с нею!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45