Она как будто наслаждалась его свежим, прохладным дуновением. Обойдя на довольно большом расстоянии домик сторожа, стоявший возле железной дороги, она поднялась на полотно дороги, твердо решившись броситься под колеса первого же поезда, верно рассчитав, что тут смерть настигнет ее в один момент, смерть легкая, верная, именно такая, какой она желала!
Кругом царили мрак и тишина, только завывал ветер, и Белите, присевшей на насыпи, завывание это казалось стонами и последними вздохами раненых, долетавшими до нее с поля сражения.
Она сидела неподвижно, устремив взор вдаль и скрестив на груди руки,
Отчаяние, разочарование виделись во всем ее облике, в каждой черте, несмотря на то, что она была очаровательно хороша. Но ни красота, ни молодость не имели для нее никакой цены и не помешали ей искать мира и покоя в объятиях смерти. Еще несколько минут — и ее прекрасное тело превратится в безобразную окровавленную массу!
Кто не пришел бы в ужас и содрогание, увидев эту молодую, прелестную женщину, сидящую на рельсах с отчаянным бледным лицом и развевающимися волосами, с видимым нетерпением ожидающую поезда, чтобы броситься под колеса локомотива? Что сказали бы, увидев ее в этом положении, посетители салона герцогини или оперы, где так недавно еще она появлялась с молодым маркизом в полном блеске своей ослепительной красоты?
Ни малейших признаков внутренней борьбы не проявлялось в ней — она не плакала, не дрожала и, очевидно, спокойно, с твердой решимостью ожидала смерти.
Вот она услышала в отдалении свист смертоносного локомотива, затем ей послышался как будто звон, колокольчиков, она приложила ухо крельсам — да, это шел поезд! Еще было время передумать! Но нет, Белита не думала об этом. Вот показались наконец два огненных глаза, быстро несущихся прямо на Белиту. Но она и тут не содрогнулась, не попятилась назад. Раздался сигнальный свисток, возвещавший о приближении поезда. Но на Белиту и он не подействовал. Еще пронзительный свисток — и она, упав на холодные рельсы, прошептала:
— О Господи, прости меня! Прощай, Тобаль! Прощай, Горацио! Я успокоюсь наконец!
Земля дрожала под ней от приближавшегося поезда.
Больше она ничего не видела и не слышала — в этот ужасный момент сознание оставило ее. Никто не мог видеть ее и вытащить из-под колес! Кругом было темно и пустынно.
Еще минута — и чудовище с огненными глазами подлетело наконец к месту, где лежал не шевелясь этот живой труп. Еще немного — и конец, некому было прийти на помощь; поезд промчался как бешеный зверь, вперед, к мадридскому перрону, из-под колес его не раздалось ни крика, ни стона, да если бы они и раздались, то никто бы и не услышал их в шуме и свисте, сопровождавших этот способ передвижения.
XXVI. Попутчики
Антонио после своей встречи с герцогом Кондоро отправился в лагерь дона Карлоса в надежде узнать что-нибудь об участи графини Инес. В этих поисках он неоднократно подвергался опасности и попадал в самые затруднительные положения. Карлисты, к которым он вынужден был обращаться за сведениями, принимали его за шпиона и не хотели признавать в нем патера. Из-за этого ему не раз приходилось перемещаться под конвоем, часто удаляясь от цели своего путешествия. Но он добился наконец благодаря настоятельным требованиям, чтобы его доставили в штаб-квартиру. Тут он не ошибся в расчете — требование устроить ему встречу с доном Карлосом оказало свое действие, карлисты стали относиться к нему доверчивее. Но однажды ему удалось узнать от конвойных, сопровождавших его, что какая-то неизвестная им сеньора была отправлена под стражей в замок Глориозо и там содержится под строгим надзором.
Антонио, получив эти сведения, почувствовал страстное желание вырваться из рук карлистов как можно скорее. Желание найти девушек не давало ему покоя. В том, что Амаранта последовала за своей подругой, если она не была заключена вместе с ней, он не сомневался ни одной минуты.
Когда он прибыл со своим конвоем в штаб-квартиру, там шел страшный кутеж, солдаты пировали и веселились напропалую, так как дон Карлос а/своей свитой отсутствовал. Антонио узнал, что он отправился именно в замок Глориозо. Его оставили почти без присмотра, и если бы он не знал, что его на другой день отправят дальше на север, то есть ближе к цели его стремлений, то он ушел бы в тот же день из лагеря. Но зачем ему было подвергаться новым опасностям и навлекать на себя еще большие подозрения в случае, если б он опять попал в руки карлистов, когда ему предстояло идти под конвоем по той же самой, дороге, по которой он пошел бы и теперь, убежав из лагеря.
На другой день, действительно, его привели к одному из высших офицеров, и тот сообщил ему, что он должен отправиться в один из северных городов, где относительно него будет проведено расследование.
Следом за этим сообщением Антонио был отправлен из лагеря в сопровождении двух хорошо вооруженных солдат. К счастью, он лучше них знал дороги, по которым приходилось идти, и стал их проводником. До тех пор, пока они не выйдут к дороге, ведущей на Пуисерду, он твердо решил не делать никаких попыток к побегу. Дорогой ему удалось разузнать от местных жителей, в тайне от карлистов, сопровождавших его, где именно находится замок Глориозо. Оказалось, что замок лежит намного дальше того места, куда ему назначено было явиться, и вместе с тем недалеко от дороги в Пуисерду. Тогда он твердо решил избавиться как можно скорее от своих проводников, доверие которых он вполне успел завоевать, не делая до сих пор никаких попыток к побегу, да притом часто угощая их за свой счет обедами с хорошим вином. Он воспользовался своей ролью проводника и вместо того, чтобы идти к назначенному месту-, повел своих стражей к горам, где был расположен замок. Хотя они удивлялись, что не достигли еще места назначения, тогда как данные им на дорогу деньги и провизия давно вышли, но им и в голову не приходило, что Антонио вел их не туда, куда следует. Когда они остановились для отдыха в одном селе, находящемся близ замка, Антонио очень опасался, что, вступив в разговоры с местными жителями, стража узнает, наконец, что он ведет их по ложному пути, но, к счастью, содержатель гостиницы был баск и не говорил почти ни слова по-испански, а карлисты не знали баскского наречия, и потому, все обошлось благополучно. Антонио решил уйти при первом же удобном случае.
Обдумывая, как это лучше сделать, он решил угостить хорошенько карлистов вином, а потом воспользоваться тем, что они заснут, или оплошностью, столь свойственной пьяным людям. Придумав это, он велел подать им две-три бутылки вина, которые они с жадностью опорожнили, закусывая маисовым хлебом. Пока они пили, Антонио, подкрепив свои силы хорошим обедом, успел разузнать у крестьян, что в замке действительно была заключена одна сеньора, которая успела в прошлую ночь убежать оттуда с помощью другой какой-то сеньоры.
Разумеется, патер был в восторге от этих известий и, расспросив о дороге, ведущей в Пуисерду, возвратился к своим карлистам, решившим, чтобы скорее, добраться до места, идти всю ночь.
Антонио поддержал их в этом намерении, уверяя, что завтра они дойдут до цели и освободятся от него.
Но вино и усталость скоро оказали свое действие, и едва успели они отойти от села, как сон начал одолевать их, а ноги отказывались двигаться. Арестант также стал жаловаться на усталость, и все трое согласились, что самое лучшее — прилечь отдохнуть на несколько часов. Антонио, очень довольный этим решением, первый ушел в сторону от дороги и улегся спокойно под деревьями; один из его стражей последовал его примеру, тогда как другой сел на пень и не решался лечь скорей для формы, чем из боязни, что арестант попытается бежать, потому что до сих пор он не давал им ни малейшего повода подозревать его в таком желании, и, как только Антонио прикинулся спящим, сторож тоже заснул, сидя на своем пне, не менее крепким оном, чем его товарищ, растянувшийся под деревом.
Наконец желанный час для Антонио настал. Более удобного случая для побега не могло представиться. Он — не обманул, сказав, что они избавятся от него завтра, он только ошибся на несколько часов — вместо завтра они избавляются от него чуть раньше. Он прислушался к их дыханию — они так громко храпели и сопели, что не могло быть ни малейшего сомнения: оба спят непробудным сном — тогда он встал без всяких предосторожностей и спокойно пошел по направлению к замку. Времени у него было много, так как до утра оставалось еще пять-шесть часов, а если б карлисты проснулись раньше, то откуда им знать, в какую именно сторону он направился? Когда начало светать, Антонио успел уже уйти на несколько миль от места, где оставил свою стражу. Около полудня он увидел впереди селение и решил отдохнуть там; подходя к нему, он вдруг остановился, как будто пораженный каким-то необыкновенным зрелищем. Он увидел двух девушек, бродивших нерешительно около селения. Постояв несколько минут, он поспешно пошел к ним, боясь еще ошибиться в своем предположении, что это именно Амаранта и Инес. Но, к счастью, это были действительно они.
С сияющим от радости лицом он подошел к ним, но они не сразу узнали его из-за перемены в костюме. Радостное было это свидание для всех троих!
Девушки приободрились, очутившись опять под зашитой своего верного друга. Они рассказали ему, что бродили вокруг селения, боясь войти в него, чтоб не попасть опять в руки карлистов. Антонио предложил им обойти его и выйти на дорогу, ведущую в Пуисерду. К вечеру они уже подходили к этой крепости, где рассчитывали отдохнуть у тетки Инес. Антонио был невыразимо счастлив, что девушки будут теперь в безопасности, тем более, что в Пуисерде находились отряды правительственных войск. Он проводил своих спутниц до дома старого майора Камары, дяди графини Кортециллы, который принял их с распростертыми объятиями, не говоря уже о тетке Инес, встретившей графиню с материнской нежностью. Графиня не замедлила представить им своих спутников, которых старые супруги приветствовали самым искренним образом, Амаранту — в качестве подруги своей племянницы, Антонио — как ее воспитателя. Когда путешественники немного отдохнули под гостеприимным кроном, начались бесконечные рассказы об их приключениях, об опасностях, которым они подвергались. Старый майор благодарил Антонио со слезами на глазах за его самоотверженную преданность Инес и так радушно отнесся к Амаранте, что она, как и графиня, стала чувствовать себя как дома.
Как ни тяжело было Антонио расставаться с Инес, он решил, однако, после нескольких дней отдыха вернуться в Мадрид.
Майор дал ему несколько полезных указаний насчет дорог, которых ему следовало держаться, чтобы не попасть опять в руки карлистов, и скоро наступил день его отъезда. Поблагодарив супругов за их радушный прием и простившись не без грусти со своими спутницами, он вышел из Пуисерды, направившись в Витторию, так как оттуда уже действовало железнодорожное и почтовое сообщение с Мадридом. Он благополучно достиг этого города, а дальше намерен был ехать по железной дороге.
Но едва он успел приблизиться к станции, как вдруг перед ним явился монах в одежде полевого патера.
— Наконец-то я нашел тебя, брат Антонио, — произнес он. — Да, я не ошибаюсь, это действительно ты, патер Антонио, хотя и в светском платье.
— Я действительно тот, за кого ты меня принимаешь, — ответил Антонио, — я патер, вышедший из ордена.
— А меня ты узнаешь?
— Еще бы, брат Франциско.
— Я приехал из Мадрида с поручением к тебе, — продолжал Франциско, — и очень рад, что, наконец, после долгих поисков мне удалось найти тебя.
— В чем заключается поручение? — спросил Антонио.
— Три достопочтенных отца монастыря Святой Марии посылают тебе поклон и требуют настоятельно, чтобы ты возвратился немедленно в монастырь и отчитался в своих поступках, — сказал Франциско. — Я бы советовал тебе исполнить их требование и немедленно явиться к ним.
— Ты исполнил возложенное на тебя поручение, а дальше уж мое дело, как поступить.
— Как же ты решаешься поступить, отец Антонио?
— Я решил остаться в духовном звании.
— Благодатное намерение! Итак, ты решил покаяться в своих грехах и вернуться в монастырь?
— Нет, я решил не возвращаться более в монастырь, я не хочу снова вступать в орден.
— Как, ты не хочешь раскаяться и просить прощения?
— Раскаиваться мне не в чем, брат Франциско.
— Прошу тебя, исполни требование достопочтенных отцов! Вернись в Мадрид и явись к ним! Тебя ожидает легкое наказание, и в скором времени ты будешь опять произведен в патеры.
— Ты тратишь понапрасну время, брат Франциско, я решил не возвращаться больше в монастырь, и никакие советы и увещевания не заставят меня изменить мое решение! Служить и дальше трем патерам я не могу, это противно моим убеждениям и моим принципам.
— Безрассудное решение! Необдуманный шаг!
— Очень обдуманный, брат Франциско, иначе поступить я не могу.
— Итак, ты навсегда порвал с инквизиторами?
— Да, я навсегда разрываю всякую связь с ними, — повторил Антонио.
— Ты отступаешь от церкви и от веры?
— Напротив! Теперь только я начну служить истине и вере.
— Берегись, ты впадаешь в ересь! Помни, что если ты не раскаешься, не вернешься в монастырь, ты будешь изгнан из лона церкви.
— Ты исполнил свой долг, теперь оставь меня, я буду действовать, как мне укажет совесть.
Антонио пошел к станции, Франциско провожал его злобным взглядом.
— Ты не хочешь слушаться советов и увещеваний, ну так не прогневайся, тебя заставят покориться, силой принудят изменить твое решение! — прошептал он с ехидством и повернул к городу, где у самой заставы его ожидали двое закутанных в темные плащи широкоплечих бородатых мужчин. Это были уже известные читателю Рамон и Фрацко. Увидев монаха, они сейчас же подошли к нему.
— Я не ошибся, это был он, — сказал Франциско.
— Какое же будет приказание нам? — спросил Рамон.
— Вам дано приказание, как действовать, приказание, которого я не знаю и знать не хочу, это ваше дело, как его выполнить, меня это не касается, — отвечал Франциско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53