— Как! Кто это донес герцогу? — закричала Сара Кондоро в бешенстве, и на лице ее опять появилось хищное выражение.
— Оттон Ромеро сам во всем признался герцогу!
— Этот негодяй, этот мошенник, которому я отдала половину полученных мною денег? Этот проклятый прегонеро, ненасытную жадность которого я ничем не могла удовлетворить, чья тяга к крови чуть не погубила меня… Так этот каторжник…
— Сеньор Оттон Ромеро был у сиятельнейшего герцога и рассказал ему все. Это, разумеется, довело его сиятельство до крайнего раздражения, и он решил обратиться в суд, чтобы подвергнуть законному наказанию сеньору герцогиню! Кроме того, сиятельный герцог обещал Оттону Ромеро, что ему будут уплачены сеньорой герцогиней десять тысяч дуро!
— Чтобы я еще отдала десять тысяч дуро этому мошеннику, этому негодяю в награду за его предательство? Нет, никогда!
— Его сиятельство обещали это, а свои обещания сиятельнейший герцог исполняет всегда! И сеньора герцогиня будет вынуждена уплатить эти деньги!
— Этому проклятому предателю? Этому негодному прегонеро? Чтобы я позволила ему себя одурачить! — кричала старуха с пеной у рта. — Десять тысяч дуро! Легко сказать, да откуда же я их возьму сейчас? Я должна всего лишиться, чтобы достать их, остаться без копейки — и ради чего же? Чтобы отдать ему, этому отчаянному каторжнику?
— Сеньора герцогиня будет вынуждена возвратить всю сумму, полученную ею от сиятельнейшего герцога, из которой и будут уплачены Оттону Ромеро десять тысяч дуро, но, кроме того, ей придется еще предстать перед законом, так как сиятельнейший герцог твердо решил подать на нее в суд. Сеньора Клементо он оставляет у себя!
— Этого я не позволю! Он мой сын, и я хочу, чтобы он был при мне, — воскликнула Сара Кондоро, ударив кулаком по столу. Этим заявлением она надеялась что-цибудь выиграть. — Мой сын Клементо не останется у герцога, если последний начнет против меня дело, я не хочу этого!
— Его сиятельство оставляет у себя сеньора Клементо из сострадания, на что его отец изъявил свое согласие, а сеньора герцогиня по закону не имеет права препятствовать этому, — отвечал Рикардо очень вежливо и хладнокровно, как всегда. — Он не дукечито, и всеми удобствами жизни, негой и спокойствием, которые у него есть, он обязан благотворительности, и лишить сеньора Клементо всего этого, повторяю, герцогиня не может!
Мысль, что ей предстоит не только возвратить полученные деньги, но еще и попасть под суд, привела герцогиню в бешенство. Она не могла выговорить ни слова, у нее дыхание сперло от злости и страха. Наконец она отрывисто спросила:
— И герцог не отступит перед скандалом, выставит свое имя на позор, потащив меня на скамью подсудимых?
— Его сиятельство твердо решил отдать сеньору герцогиню во власть закона!
— И этот миллионер, этот богач хочет опять отнять у меня все, что дал мне? — продолжала она.
— Так, по крайней мере, сказал мне сиятельнейший герцог, и, по-видимому, он твердо решил выполнить задуманное. Впрочем, мне кажется, есть одно средство смягчить его сиятельство, сделать так, чтобы он не требовал от сеньоры герцогини возвращения всей полученной ею суммы, а только лишь тех десяти тысяч дуро, которые были обещаны им Оттону Ромеро, но этого сиятельный герцог мне не говорил, я высказываю не более как свое предположение!
— Какое же это средство, любезный Рикардо? Может быть, оно поможет мне отделаться и от уплаты прегонеро десяти тысяч дуро?
— Нет, сеньора герцогиня, они ему обещаны за то, что он подсказал, как можно найти дукечито!
— Ах он каторжник! Так он и это сделал!
— Он сообщил сиятельному герцогу все, что ему было известно!
— Что же он мог сообщить? Он не знает ничего!
— Вероятно, сеньора герцогиня рассказывала ему некоторые подробности, потому что он многое знает!
Герцогиня, не в силах больше сдерживать свою ярость, разразилась громкими ругательствами.
— Попади он мне только, окаянный, узнает он меня! — кричала она, сжимая кулаки. — Проклятый каторжник, кровопийца, предатель! Погоди, ты меня еще узнаешь, не сдобровать тебе!.. Но скажи, Рикардо, о каком средстве ты говорил? Не поможет ли оно мне, по крайней мере, избавиться от возвращения всей суммы? Ведь это разорит меня вконец!
— Я полагаю, что сиятельный герцог смягчится, если только сеньора герцогиня скажет наконец всю правду о дукечито, настоящем дукечито!
— Клянусь всеми святыми, что я готова это сделать, но обещаешь ли ты, что герцог не будет требовать с меня возвращения денег?
— Да, обещаю, но только за исключением десяти тысяч дуро!
— И откажется от процесса? Ты понимаешь, надеюсь, как неприятно иметь дело с судом.
— Я полагаю, что его сиятельство согласится отказаться даже и от этого решения, если только сеньора герцогиня расскажет все!
— Хорошо, Рикардо, я согласна на этот договор! Ты узнаешь все. Я полагаюсь на твое слово, что герцог оставит меня в покое. Прежде ты был честным человеком, Рикардо, и я тебе верю!
— Я обещаю вам это, сеньора герцогиня, и вы действительно можете положиться на мое слово!
— Слушай же, и да накажет меня пресвятая Мадонна, если я погрешу хоть одним словом! Проезжая через Логроньо, я нашла там семейство одного танцовщика которое согласилось усыновить маленького герцога за триста дуро.
— Что это было за семейство, сеньора герцогиня?
— Фамилия этого танцовщика — Арторо, он постоянно жил в Логроньо.
— Эту же фамилию назвал и сеньор Ромеро.
— Семейство состояло из самого сеньора Арторо, его жены, лежавшей тогда при смерти, и маленькой дочери, годовалой девочки по имени Хуанита, это я помню очень хорошо! Они были в крайней нищете, и, несмотря на мою собственную бедность, я из сострадания подарила этой малютке десять золотых сверх трехсот дуро, выданных мною ее отцу. Оставив у них маленького герцога, я уехала из Логроньо.
— Значит, он остался в семействе Арторо?
— Да, Рикардо. Но не более как через год меня отыскал сеньор Арторо и передал мне, что сын мой умер!
— О, пресвятая дева Мария! Вы клялись сказать правду, а между тем, что я слышу! — воскликнул с испугом старый дворецкий.
— Это сущая правда, Рикардо, клянусь Богом, что я говорю вам правду! Танцовщик Арторо сам пришел ко мне с известием, что дукечито умер. Когда ты в первый раз был у меня, сперва я ведь сказала тебе то же самое, и это была правда, но ты не хотел мне верить и, соблазняя деньгами, заставил меня выдумать всю эту историю с Клементо. Теперь же я сказала правду, и это все, что я знаю сама!
— Итак, умер… Действительно умер! О Боже милосердный, какой страшный удар для его сиятельства! Я не решусь передать ему это известие, оно может поразить его смертельно. Живет ли еще в Логроньо этот танцовщик, сеньора герцогиня?
— Этого я не знаю, Рикардо. С тех пор, как он уведомил меня о смерти дукечито, я не имею о нем никаких сведений.
Старый дворецкий поднялся с места, уставившись бессознательно в одну точку, и, видимо, потрясенный сообщением герцогини до глубины души, раздумывал, что сказать герцогу и как передать ему это ужасное известие.
— Теперь я сказала все, Рикардо! Сдержи же и ты свое слово!
Дворецкий герцога раскланялся перед Сарой Кондоро и, выйдя из ее дома, отправился обратно в гостиницу в самом мрачном расположении духа.
Дорогой он решил не говорить герцогу о смерти его сына, желая отдалить хотя бы на несколько дней страшный удар.
«Пусть узнает о своем несчастье в Логроньо, — думал Рикардо. — По крайней мере, там нам удастся получить более точные сведения о кончине бедного дукечито, и не останется больше никаких сомнений насчет его участи».
Приняв это решение, дворецкий по возвращении домой явился к герцогу и доложил ему, что все сведения, сообщенные Оттоном Ромеро, оказались верны, но не сказал ни слова о смерти дукечито.
Все это ободрило герцога и еще подстегнуло его желание поскорее добраться до Логроньо и узнать наконец что-нибудь о своем несчастном сыне.
Надежда старика и его уверенность в том, что они найдут дукечито, приводили в отчаяние преданного слугу, знавшего наперед, какое тяжелое разочарование ждет его в Логроньо.
На следующий день рано утром герцог и Рикардо выехали из Мадрида. Вечером прибыли они в Логроньо, занятый уже правительственными войсками, так как кар-листы начали отходить все дальше и дальше к северу.
На другой день герцог в сопровождении своего дворецкого отправился разыскивать танцовщика Арторо. В городском управлении, куда они прежде всего обратились за справками, им сказали, что Арторо, совсем разорившись, продал все свое имущество и отправился странствовать с дочерью и одним из своих музыкантов, надеясь поправить положение представлениями в разных городах. Чиновник, сообщивший герцогу эти сведения, рассказал, что он слышал, будто бы в настоящее время Арторо устроил балаган для представлений в том городке, в котором, как уже известно читателю, встретился с ним Антонио и спас его дочь от насилия карлистов. Герцог, не теряя ни минуты, поехал в означенный город и, прибыв туда на другой день, послал своего дворецкого разыскивать балаган. Рикардо вскоре вернулся с неприятным известием, что балаган он нашел, но тот пуст, в нем никого нет.
Герцог, не удовлетворившись этим сообщением, сам отправился на площадь, где стоял этот жалкий балаган, обтянутый грязным полотном.
Он пришел как раз вовремя, так как двое людей под надзором третьего разбирали его, снимали с него парусину и укладывали все прочие принадлежности.
Тот, кто смотрел за этими работами, обратил на себя внимание герцога благородной внешностью и приличным, скромным видом. Хотя он был в светском платье, но многое обличало в нем особу духовного звания.
Герцог, всматриваясь в этого молодого человека с тонкими изящными чертами лица, с аристократическими манерами, не мог понять, что он может иметь общего с грязным балаганом старого танцовщика. Под влиянием какого-то безотчетного, непонятного для него самого влечения к этому юноше, он подошел к нему, приветливо раскланиваясь.
Антонио, а это был он, вежливо ответил на поклон.
— Позвольте вас спросить, сеньор, — произнес герцог, — не принадлежит ли этот балаган танцовщику по имени Арторо?
— Да, сеньор, это балаган Арторо.
— Я ищу самого Арторо, мне необходимо его видеть по очень важному делу. Не принадлежите ли вы к его семейству?
Антонио отрицательно покачал головой.
— Нет, сеньор, — ответил он, — я узнал его только несколько дней назад.
— Где он находится в настоящее время?
— Несколько часов тому назад он уехал со своей дочерью в Мадрид, чтобы давать там представления. Вот этот человек, — продолжал Антонио, указывая на одного из хлопотавших вокруг балагана, — может, вероятно, сообщить вам, так как это музыкант, который всюду сопровождает Арторо и нынче вечером отправляется вслед за ним со всеми своими балаганными принадлежностями.
— Он из семейства Арторо?
— Нет, сеньор, он не принадлежит к их семейству, но ездит с ними везде в качестве музыканта.
— Так Арторо уехал в Мадрид… Если б я приехал сюда вчера, — рассуждал герцог, — я бы застал его, какая досада! Ведь я приехал именно из Мадрида и только для того, чтоб найти его и переговорить с ним.
— Не хотите ли вы его ангажировать, сеньор?
— О, совсем не то! Я герцог Кондоро и разыскиваю этого танцовщика, чтобы расспросить его об одном, весьма важном деле, об одном семейном деле.
— Простите, ваше сиятельство, что, не имея никогда чести видеть вас, я не оказал вам должного уважения, — сказал Антонио с изысканной вежливостью и с поклоном, обличавшим в нем молодого человека, знакомого с приличиями высшего круга.
— Вы, разумеется, не принадлежите к обществу актеров, сеньор? — спросил герцог Антонио очень приветливо, испытывая к нему все большую и большую симпатию.
— Конечно нет, ваше сиятельство, до сих пор я принадлежал к братству монастыря Святой Марии, имя мое Антонио! Я вырос, в монастырских стенах.
— Так вы были в Мадриде?
— Я недавно оттуда, ваше сиятельство! Несколько дней тому назад я вышел из монастыря.
— Как, вы отказались от духовного звания?
— Этого я еще не решил и пока не знаю, какое поприще изберу, сейчас я не могу думать о себе! В Мадриде я жил во дворце графа Кортециллы, а теперь сопровождал дочь графа в Пуисерду! К несчастью, в неразберихе, которая царит здесь, я был разлучен с графиней и теперь должен найти ее!
— Вы вышли из ордена? Что подтолкнуло вас на такой шаг, патер Антонио? — спросил герцог. — Простите этот нескромный, быть может, вопрос, но поверьте, он вызван не любопытством, а глубоким расположением к вашей личности, живой симпатией, которую вы внушаете мне!
— Благодарю вас, ваше сиятельство, за эти дружеские слова. Выйти же из монастыря я вынужден был потому, что не разделяю верований и убеждений братства, что мои понятия о религиозных и человеческих обязанностях совершенно противоположны монастырским понятиям об этих обязанностях, вот из-за этого несогласия, из-за нежелания лицемерить и изменять своим убеждениям я не мог оставаться в ордене! Богу я могу служить и не будучи монахом, и служить усерднее, служить лучше, так как меня не связывают разные человеческие уставы и формальности, не связывает воля других, воля, зачастую злонамеренная! Очень может быть, что в стране более свободной, чем наша, я вступлю когда-нибудь опять на духовное поприще, буду патером, но не монахом — монастырь опостылел мне.
— Смелый, честный поступок! — воскликнул герцог. — Я не ошибся в вас! Открытый взгляд, благородные черты лица сразу говорят о честности и возвышенности вашей натуры, об искренности и красоте души! Вы не можете принять это за лесть, вам говорит это старик, сеньор Антонио, старик, который мог бы быть вашим отцом.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, за это лестное мнение, в искренности которого не сомневаюсь. Но что с вами? Вам как будто нехорошо, вы чем-то взволнованы, огорчены? — спросил с участием Антонио.
— Да, мой юный патер, я взволнован и огорчен. Скажите мне, есть ли у этого танцовщика Арторо сын?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53