Потом о Баграте вспомнил, гиены всегда надо опасаться…Шадиман, наблюдая царя, понял необходимость спасти положение.Острый взгляд на Андукапара, и «сухой» князь не замедлил пойти в атаку. За ним ринулись остальные. Угрозы, брань…— Выбирай, царь: мы или плебей, осмелившийся посягать на честь и права князей всей Картли.Забряцало оружие. У дальней стены мелькнула обнаженная сабля. Георгий стал считать, сколько уложит, пока до него добегут… Но обнажать шашку при царе в царском замке?.. Захочет ли Луарсаб после такой дерзости ждать объяснения?Шадиман поспешно сказал:— Князья, прошу выслушать. Моурави просит четырнадцать дней, имеем ли право отказывать? Слишком велики перед Картли заслуги Моурави. Я рассчитываю, любезному князю удастся успокоить доблестных защитников трона…Саакадзе изумленно, а Луарсаб с благодарностью взглянули на Шадимана. Посоветовав Саакадзе не терять времени, царь назначил смотр войск через четырнадцать дней…И снова Негойские высоты. Рука по-прежнему уверенно сжимает поводы, по-прежнему настойчивы властные глазе, но отрывистее конский цокот, беспокойнее звенит шашка, первый подарок Нугзара, и резче взмах нагайки. Извивается вокруг гор быстрая дорога. Мелькают цветистые уступы, с которых некогда стремился увидеть чужие страны. Но мимо, мимо воспоминаний… Отбежал в сторону новый поселок, блеснула речка… Уже не задержали взора ни обширная шерстопрядильня, ни загон, где резвились молодые кони. Не наполняли гордостью зоркие бойницы Носте, не рассеяли озабоченность радостно распахнувшиеся ворота. Носте казалось маленьким муравейником, верной, но отслужившей саблей. Здесь отшумели молодые ветры, отцвели молодые побеги. Великие замыслы Моурави уже перехлестнули каменные стены Носте, перехлестнули остроконечные Негойские высоты. Вся Картли в багровом зареве, громыхая оружием, врезалась в воспаленную мысль Моурави.Не успели ворота замка Носте закрыться за беспокойным владетелем, как вновь поспешно открылись. И Папуна, вздыхая, поскакал к Нугзару передать просьбу Саакадзе ускорить отправку войск в Тбилиси, где Георгий будет ровно через четырнадцать дней.Папуна не любил торопить коня, но поручение требовало стремительных взмахов нагайки, и вспомнилось счастливое время, когда упрямые буйволы лениво передвигали его спокойную жизнь. Вспомнилось последнее возвращение на арбе из Тбилиси. Вот откос, речка, там за большим камнем Бадри рассказывал об очокочи. Бадри! Папуна нахмурился. «Жемчуг кровь любит, а кровь место ищет, а место всю землю заняло…» И Папуна отчетливо понял неумолимость завтрашнего дня. Болезненно сжалось бесстрашное сердце…Озадаченный неожиданной поддержкой злейшего врага, Георгий с еще большей осторожностью стал подготовлять азнауров к отступлению из Тбилиси в случае предательства. Главное — выбирать выгодные вершины и ставить между собой и врагом зажженные леса, овраги, ущелья. Помня первую неудачу при Георгии X, Саакадзе решил не доверять изменчивому настроению царей, и Носте, как в дни набегов, спешно прятало в подземелья зерно, масло, тонкую шерсть.Пастухи, нахлобучив папахи, угоняли большие стаде на дальние пастбища. Только что обосновавшиеся на базарной площади амкары бережно сворачивали разноцветный сафьян, прятали в кованые сундуки серебряную чеканку, грузили на арбы медные изделия, на верблюдов полосатые тюки. С трудом налаженная торговля, уже связавшаяся с передаточными караван-сараями, сейчас временно перебрасывалась в Амши к Дато Кавтарадзе. Никто не верил в реальную опасность, но с трудом завоеванное у князей право торговли решили не подвергать неожиданностям. Целый день на шумных улицах скрипели нагруженные арбы, женщины и дети отсылались в деревни «Дружины барсов». Эрасти отправил свою жену Дареджан и маленького сына Бежана в семью Даутбека. Отец Эрасти ни за что не хотел уходить и остался, заботливо оберегая достояние народа.А в весенних садах распускались пышные розы, благоухала белая сирень и звонко на все голоса разливался птичий гам…
Луарсаб, обеспокоенный создавшимся положением, поделился с Тэкле своими сомнениями относительно странного поведения Георгия, даже не пытавшегося повидаться с ним отдельно. Угадывая настроение брата, Тэкле объяснила поведение гордого Моурави нежеланием пользоваться родственными правами.Через три дня к Луарсабу вошел встревоженный Шадиман.— Плохо, царь, нехорошие сведения князья получили, опять совещания требуют…— Какие сведения? — спросил хмуро Луарсаб.— Одного турка у Читского ущелья поймали, из Ирана бежал, оруженосец Азис-паши… Единственный спасся от жестокой казни. Говорят, Азис-паша охотился вблизи границы, а Саакадзе и десять азнауров арканами поймали Азис-пашу вместе с его охраной, заткнули рты, привязали коня, никто крикнуть о помощи не успел. На границе Ирана в грузинские платья одели и за большие деньги шаху Аббасу продали. От имени царя действовали. Большая дерзость! Перед Стамбулом стыдно, Азис влиятельным пашой был.— Возможно ли?! За такую дерзость голову снять мало! Но подождем объяснения Саакадзе.— Конечно, царь, но князья взбешены, боюсь, междоусобие начнется. Большая опасность… Нугзар поднимается, Баграт давно ждет случая, Шалва Ксанский на Андукапара тоже давно косится, а враги только и ждут, когда князья саблю обнажат…— Дорогой Шадиман, прошу тебя пресечь распри.— Трудно, царь, князья невозможное требуют… Грозят тебе ненавистью народа, будто открыто негодующего на брак, унизивший высокий сан царя-помазанника.— Об этом прекратим разговор, Шадиман… О народной ненависти только от князей слышу и, должен сознаться, мало значения придаю.— Да, царь, но дела царства в опасном положении.— Ты можешь, Шадиман, предотвратить волнение.— Думаю, царь, охотой растянуть время. У князей кровь остынет, и прекрасная царица, за спокойствие которой готов жизнь отдать, довольна будет…— Празднество?! По какому случаю? Да и правду сказать, Шадиман, встревожен я, не лежит сердце к веселью.— Царь, сейчас только пришло мне в голову… Двадцатого мая год твоего высокого венчания… Что, если из желания отслужить благодарственный молебен в Кватахевском монастыре ты и царица скроетесь на время в Твалади? Никто не посмеет осудить желания царя в такой день помолиться и отдохнуть от бурных дел…— Шадиман, дорогой, неужели это возможно? А смотр войска? Как с Георгием?— Очень хорошо выйдет… В Тбилиси жара, у порога переполненных дружинниками домов черная болезнь стучится. Отдашь приказ Цицишвили на Китеки уйти и там ждать смотра. Георгий не обидится, поймет, день свадьбы молодому царю и царице приятнее провести в прохладном Твалади, а не в раскаленном зноем и ненавистью Тбилиси…— Шадиман, вдвоем?.. А как князья?..— Пригласи всех в прекрасный замок Цавкиси. Можно не всех. В Карайских степях сейчас лучшая охота: князья кровь успокоят, а после твоего отъезда в Твалади скажу, будто двадцатого приедешь. Всегда найдется предлог объяснить отсутствие царя. Саакадзе оправдаться успеет. Уверен, все успокоится, и гроза без кровавого ливня мимо пройдет…Луарсаб, измученный интригами и ссорами, уцепился за возможность уединиться с Тэкле в любимом Твалади.По совету Шадимана, до выезда в Цавкиси приглашенных князей, поездку в Твалади скрыли даже от Херхеулидзе. Баака по желанию царя отправился в Цавкиси для приготовления царской охоты. После отъезда начальника дворцовой стражи царь призвал Цицишвили и приказал немедленно отправиться с войском в Китеки и там ждать царского приезда. В Носте был послан царский гонец с приглашением Моурави отпраздновать торжественный день двадцатого мая в Цавкиси на охоте.После тайного совещания с Шадиманом князья с благодарностью приняли приглашение царя и даже слишком поспешно покинули Тбилиси. Цицишвили также спешно вывел войска в Китеки.Ночью Луерсаб и Тэкле тайно, только под охраной телохранителей и дружины Шадимана, выехали в Твалади…
Молодой князь Эмирэджиби с любопытством оглядывал пышное персидское убранство комнаты Русудан в замке Косте. Он изысканно восхищался вкусом княгини и весело передал поручение царя.Саакадзе, выслушав Эмирэджиби, не мог скрыть радости: отсрочка так кстати, а там подъедут друзья. Он благословлял двадцатое мая, день венчания любимой Тэкле… Быстрые сборы, последние распоряжения и, оставив Квливидзе во главе пятнадцати азнаурских дружин, умчался с Эрасти в Цавкиси.Из осторожности Моурави предупредил Квливидзе: в случае каких-либо изменений он пришлет гонца, и пусть Квливидзе не замедлит выступить в Тбилиси.Такой гонец, к удивлению Квливидзе, прискакал на следующее утро.— Царь изменил решение: раньше будет смотр, а потом азнауры приглашаются на совместную охоту.Обрадованные азнауры поспешили выступить с дружинами в Тбилиси.И в то же утро по азнаурской дороге, не останавливаясь в духанах, мчался азнаур Асламаз. Возвращаясь из Ананури в Носте, Папуна и не подозревал в проскакавшем мимо знакомом всаднике лазутчика, иначе лезвие кинжала Папуне могло разрядить грозу не по плану Шадимана.Ананури также напоминал военный лагерь. Гонца царя впустили со всеми предосторожностями. Нугзар хорошо знал Асламаза как ярого приверженца Саакадзе, и после дружеской еды князь увел гостя в свои покои.— В Тбилиси неспокойно, царь и Моурави совещались, он послан тайно от всего двора. Войско войдет в западные ворота Тбилиси, а доблестный князь Нугзар пусть пока не выезжает из Ананури. Через три-четыре дня Папуна снова с тайным посланием от Моурави приедет, тогда князь сам решит, как лучше.Встревоженный Нугзар немедленно направил в Тбилиси соединенные дружины в пять тысяч шашок под начальством азнауров, испытанных в боях с горцами.Желая навсегда разделаться с партией Шадимана, как убеждал его Саакадзе, Нугзар два дня собирал людей по деревням Арагвского княжества и отправил всех, кто мог сесть на коня и держать оружие. В Ананури остались только глубокие старики. Даже личную охрану Нугзар сократил наполовину.
В Цавкиси особое оживление. Смеются князья, злобно сверкая глазами, отдают приказания, угрожающе сжимая шашки, за столом нервно проглатывают яства, шумно опрокидывают чаши и только говорят придушенно, подозрительно оглядываясь.Нервность растекается по замку. В конюшнях — беспокойное ржание, на дворе — перебранка слуг, в сторожевых башнях — угрюмая настороженность. В Цавкиси нехорошо веселятся, нехорошо спят, нехорошо выжидают кого-то…С башенной площадки замка Херхеулидзе наблюдал въезжающего с дружиной уже пятого князя из друзей Шадимана. Подозрительное бряцание оружием, нерасседланные кони в конюшнях, странная нервность князей мало напоминали мирные приготовления к охоте в Карайских степях.Приезд Шадимана без царя, будто уехавшего а Цхинвали на один день, окончательно укрепил подозрение Баака в преступном умысле царедворца, а спрятанные под полом в покоях «железной руки» преданные дружинники принесли наутро страшную весть.Баака немедля приказал верному телохранителю помчаться навстречу Саакадзе, но, к ужасу Херхеулидзе, в этот момент распахнулись ворота и Саакадзе, а за ним Эрасти на всем скаку спрыгнули с коней.Подлетевшие конюхи слишком быстро расседлали взмыленных скакунов.Шадиман вышел навстречу, шумно приветствуя брата царицы, и мимоходом упомянул о желании венценосца совместно с царицей поблагодарить бога за счастливый год и завтра прибыть к началу охоты на оленей.Саакадзе удивился:— Как же мудрый Шадиман не сопровождает царя?Шадиман изысканно поклонился, и Саакадзе не заметил злорадной улыбки.— Царь пожелал загладить опоздание и уговорил меня поехать вперед. Князья — гордые, особенно светлейший Баграт. Когда только умрет! С Симоном будет легче.Шадиман старался не отходить от Георгия, но Херхеулидзе, устроив ложную тревогу, отвлек внимание князей, и Георгий услышал торопливый шепот:— Поднимись в среднюю башню.Баака нетерпеливо ждал Георгия, верная стража охраняла вход.— Что значит твое тайное приглашение? Где царь? Ты смущен, встревожен, уж не случилось ли что с Тэкле? Говори, князь, время теперь неспокойное!— Георгий, царица здорова, но… долго говорить бесполезно… Немедленно беги, ты в ловушке! Злодейский заговор!.. Решено убить тебя здесь, а в замок Носте направлен Магаладзе… Русудан в опасности… Беги, Георгий, немедля беги!..— Что ты говоришь, Баака? Уже не ослышался ли я? Заговор против меня с разрешения царя? Гонец прискакал, я царской подписи поверил, иначе один не приехал бы… Ты знаешь… Все готово для возвеличения Луарсаба. Под его скипетром Грузию объединить хотел, новые пути открыть… одряхлевшую кровь светлейших свежей кровью народа заменить… Баака, или ты пошутил?! Как мог забыть Луарсаб… как смел забыть Сурамский бой? Где царь, Тэкле? Где они? Ты смущен?! Баака, царь знает? Нет сомнения, он меня предал… Баака, что это?.. В одну минуту рухнуло все… Скажи, знает царь?— Не думаю, дорогой Георгий. Сейчас в Носте беги, с семейством укройся в Ананури… Царь любит Тэкле, я ее предупрежу, все рассеется… Сейчас не время разговаривать… Беги, Георгий, Русудан в опасности!— Значит, правда?! Бежать? Там, за верными горами, в Носте ждут друзья. Борьба только начинается, беспощадная, как смерть! Теперь с открытым забралом драться будем, довольно улыбками закрывались… Великий Моурави… так народ зовет… Или я больше не достоин этого звания, или народ победит!.. Передай, Баака, светлейшим, они еще вспомнят Великого Моурави… Пощады не будет, их кровью залью Картли! В Носте азнаурские войска, в Ананури Нугзар… Прощай, друг, твою услугу не забуду… Береги Тэкле…— Постой, Георгий, через подземный ход проведу…— Без моего коня в Носте?! Нет!..Саакадзе стремительно повернулся. Замелькали каменные ступеньки — одна… семь… одиннадцать… Двор…— Эрасти, коней! Не седлай, ловушка!..Секунда. Рванулись ворота. Поломанная пика стражника — и два распростертых в воздухе коня вылетели на дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78