Но уйти я не могла.Мне было что возразить. Даже думать не пришлось бы. Я могла бы объясниться, но продолжение разговора казалось бессмысленным. Как много надо сказать, а еще больше – сделать, но… я просто не могу.– Думаю, тебе надо уехать домой.Эти слова произнес мой голос, только звучал он незнакомо – был монотонным, бесстрастным, лишенным всяких чувств. Я не сразу поняла, что говорю.– Блэр… – Уайатт двинулся ко мне, но я попятилась. Теперь он просто не имел права прикасаться ко мне – слишком много эмоций раздирало меня изнутри, я еще не успела примириться с ними.– Пожалуйста, уезжай.Он замер. Сдаваться без боя не в его характере. Я знала это, помнила об этом, когда просила его уехать. Но чтобы выжить и остаться в здравом рассудке, сейчас мне было мало косметических, поверхностных мер. Следовало отдалиться от Уайатта, остаться одной и немного побыть с собой наедине. Медленные, размеренные удары сердца отдавались в ушах, и каждый причинял боль. Если Уайатт не уедет сейчас же, я не выдержу этой боли и разрыдаюсь.Я испустила прерывистый вздох – точнее, попыталась испустить, но грудь сдавила тяжесть, сердце заняло собой все место, предназначенное для легких, и мешало им.– Кольцо я тебе не отдаю, – продолжала я тем же безучастным, ровным тоном. – Вопрос о свадьбе пока открыт. – Конечно, если он не захочет отменить ее. – Мне просто нужно время, чтобы подумать. Дай его мне, пожалуйста.Долгую мучительную минуту мне казалось, что он никогда не уйдет. Но затем он круто повернулся и вышел, по пути прихватив со спинки стула пиджак. И даже не хлопнул дверью.Я не рухнула на пол. Не взбежала по лестнице в спальню и не бросилась на постель. Просто долго-долго стояла посреди кухни, вцепившись в край стола побелевшими пальцами. Глава 14 Наконец я сдвинулась с места и направилась к дверям – убедиться, что они заперты. Да, заперты. Сигналов я не слышала, но Уайатт перед уходом включил сигнализацию. Как бы он ни злился, но о моей безопасности не забывал. Думать об этом было больно – гораздо проще смириться с мыслью, что моя судьба ему абсолютно безразлична.Я погасила весь свет на первом этаже и заковыляла вверх по лестнице. Каждое движение давалось мне с трудом, точно нарушилась связь между мозгом и телом. Подойдя к постели, я не стала выключать лампу, просто села на кровать, уставилась в никуда и попыталась разобраться в перепутанных мыслях.Мой излюбленный способ действий в кризисных ситуациях – сосредоточенность на чем-то другом, пока я не приду в себя и не смогу заняться самыми важными делами. Сейчас этот метод не годился: весь мой мир заполнили жестокие слова Уайатта. Они били меня, душили, давили страшной тяжестью, их было слишком много, поэтому я никак не могла их пересилить. Не удавалось выделить ни единой здравой мысли, ни одной проблемы – по крайней мере, пока.Зазвонил телефон. Уайатт, сразу же подумала я, но снимать трубку не спешила. Не уверена, что я сейчас готова говорить с ним. Точнее, уверена, что не хочу. Незачем портить впечатление извинениями – они только помешают всестороннее изучить неожиданно вставшую проблему, а если Уайатт считает, что должен извиниться передо мной, это уже о многом говорит.После третьего звонка я взяла радиотелефон, чтобы выяснить, Уайатт звонит или кто-то другой, и увидела на экране определителя все тот же незнакомый денверский номер. Не отвечая, я отложила телефон. После четвертого сигнала включился автоответчик на нижнем этаже. Я прислушалась, но неизвестный не оставил сообщения.Почти сразу же звонок повторился. Опять Денвер. Я снова дождалась, когда включится автоответчик. Никаких сообщений.Третий звонок, последовавший сразу после первого и второго, меня разозлил. Ни одному интервьюеру не придет в голову звонить после одиннадцати вечера: ясно же, что в такое время никто не станет отвечать на вопросы анкеты. Лично у меня в Денвере нет знакомых, и потом, если звонит кто-то из моих знакомых, почему не оставляет сообщение на автоответчике?Уайатт говорил, что денверский номер определяется потому, что неизвестный пользуется телефонной картой предварительной оплаты, а такую карту может купить кто угодно, в том числе и кто-нибудь из моих знакомых. Недавно я даже видела сюжет об этих телефонных картах в местных новостях – мол, тарифы такие низкие, что многие пользуются картами для междугородних переговоров. В Денвере я никого не знаю, зато у меня есть знакомые в других городах. Поэтому на следующий звонок я все-таки ответила.Щелчок.Спустя минуту звонок повторился. Определитель показывал все тот же денверский номер.Все ясно – телефонное хулиганство. Какой-то подонок узнал, что по номеру карты невозможно определить, кто звонит, и теперь развлекается. Как же мне теперь сосредоточиться, если телефон не умолкает?Легко. Я поднялась, отключила сигнал телефона в спальне и телефонов на нижнем этаже. Пусть теперь неизвестный урод тратит деньги и минуты сколько угодно – я даже не узнаю об этом.Звонки так взбесили меня, что даже вывели из оцепенения. Теперь я снова могла думать – по крайней мере, поняла, что проблема слишком велика и что с налета ее не решить. Она требовала всестороннего и постепенного осмысления.Я привыкла составлять списки, приводя мысли в порядок, поэтому взяла блокнот, ручку, и уселась в постели, подняв колени. Уайатт буквально засыпал меня прямыми и косвенными обвинениями, которые следовало обдумать по отдельности.Я поставила на новом листе десять цифр и принялась записывать возле каждой пункты обвинения по мере того, как вспоминала их.1. Бредовые мысли.2. Разве я требовала от него плясать под мою дудку и злилась, если он отказывался?3. Паранойя.4. Выдумки.5. Жертвы.6. Чушь, которая мне померещилась.7. Неужели я когда-нибудь требовала от него расследований по любому поводу?Заполнить восьмую, девятую и десятую строчки мне не удавалось несмотря на все старания, и я зачеркнула цифры. Семи пунктов вполне достаточно.По крайней мере, одно из обвинений было беспочвенным. Ничего я не выдумала. Кто-то определенно преследовал меня сегодня на белом «шевроле», висел у меня на хвосте, припарковался через дорогу от «Фанатов тела». Бейсболка, очки, овал лица – я увидела достаточно, чтобы понять: возле клуба в машине сидел тот же человек, который ранее пытался преследовать меня. А вчера какая-то женщина на белом «шевроле» проводила меня до самого клуба. Неизвестно, сколько человек меня преследовали, один или двое, но если все-таки двое, откуда сегодняшнему водителю известно, где я работаю?В одном месте мои мозги давали сбой: я никак не могла понять, кому и зачем понадобилось преследовать меня. Я не вожу с собой крупных денежных сумм. Я ни разу не грабила банк и нигде не прятала награбленное. Я не шпионка, и вообще, кому нужен шпион на западе Северной Каролины? Мало того, среди моих бывших парней, друзей и родственников тоже нет ни шпионов, ни грабителей банков, ни сбежавших из тюрьмы преступников, иначе можно было бы предположить, что это федеральные маршалы пытаются наладить со мной контакт, чтобы… Ну нет, такой полет фантазии не годится даже для Голливуда.Вот в чем принципиальное различие между моим подходом и подходом Уайатта! С его точки зрения, преследовать меня незачем, значит, меня никто не преследует. Но я-то видела, как водитель, едущий за мной, пытался сменить ряд, как припарковался через дорогу от клуба, опередив меня! Других доказательств у меня не было, но знать и иметь возможность доказать – не одно и то же.Если я ничего не выдумала, значит, никакой паранойи у меня нет. Только сомнения, потому что и я не понимаю, кому и зачем понадобилось за мной следить. Но раз за мной все-таки следят, причина не имеет значения, обвинения в паранойе смешны – конечно, если я не страдаю галлюцинациями, а я ими не страдаю просто потому, что этого не может быть.Два пункта опровергнуты, остаюсь еще пять.Меня тревожил пункт «бредовые мысли». Я не брежу, и мысли у меня не бредовые. Порой я выбираю извилистые и окольные пути к цели, но только для того, чтобы усыпить чью-нибудь бдительность, убедить, что в интеллектуальных поединках таким соперником, как я, можно пренебречь. В таких случаях меня недооценивают, а я наслаждаюсь не только результатом, но и процессом. Но Уайатту раньше не приходило в голову недооценивать меня. Любые, даже самые бессмысленные на первый взгляд поступки он рассматривает как стратегические шаги. Выигрывать я люблю так же, как он.Тогда при чем же тут бредовые мысли? Ответ не находился. Придется ему объясняться.Еще четыре пункта показались мне слишком серьезными и сложными, чтобы опровергать их сразу. Я безумно устала, изнемогла от стресса и эмоций. Мы с Уайаттом на грани разрыва, и я не знаю, что мне делать.Уже засыпая, я вдруг вспомнила, что он ни слова не сказал о моей новой стрижке. Эта последняя капля добила меня, и я расплакалась.Сон был недолгим и тревожным. Подсознание не подсказало ни единого решения и ответа.Но здравый смысл убеждал, что времени у меня по-прежнему в обрез. Свадьбу не отменит никто, кроме нас с Уайаттом. Значит, надо браться за дело. По сравнению со вчерашним днем мне явно недоставало энтузиазма, вернее, его уровень стремился к нулю, но я не позволила себе опустить руки.Наутро первым делом я отправилась в компанию Джаза «Системы отопления и кондиционирования Арледж». Джаз больше не занимается установкой систем, на это у него есть подчиненные, но выезжает к новым заказчикам и прикидывает, сколько агрегатов понадобится, какой мощности, где их лучше разместить, каким будет максимально эффективное расположение отводов, и так далее.У Люка мне удалось выведать, что сегодня Джаз будет не в разъездах, а у себя в офисе.Офис находился в невысоком кирпичном здании в промышленном районе, которому не помешало бы благоустройство – всему району, а не только зданию. Раньше я никогда не бывала здесь, поэтому при виде здания брак Джаза предстал мне в совершенно новом свете. Никаких украшений и отделки, ни единого кустика возле потрескавшейся бетонной дорожки, ведущей от засыпанной гравием стоянки к двери. На окнах жалюзи, но, как видно, в силу необходимости: окна обращены на запад, сотрудникам офиса каждый вечер в глаза било бы солнце. Впрочем, эти жалюзи с виду напоминали шоры.В приемной стояло два серых железных стола. За первым восседал броненосец в человеческом облике. Типаж всем известный: гигантская пегая хала на макушке, очки на цепочке, грудь как нос корабля, первой вплывающая в любую комнату. Хозяйка второго стола выглядела помоложе первой, но ненамного – если первой было лет пятьдесят пять, то второй за сорок. Когда я вошла, они увлеченно сплетничали, но умолкли, едва заметив меня.– Чем могу помочь? – спросила с улыбкой тетка-броненосец. Ее сплошь унизанные кольцами пальцы с пожарным маникюром шевелились, перебирая бумаги.– А Джаз у себя? – спросила я.Обе дамы моментально обратились в камень, улыбки заледенели, взгляды стали враждебными. Я с запозданием поняла, что следовало назвать Джаза «мистер Арледж», чтобы не производить превратного впечатления. Неприятная ситуация, ведь я всегда считала его дядей. Чего доброго, его подчиненные решат, что он обзавелся подружкой, которая годится ему в дочки!Я попыталась растопить лед.– Я Блэр.Никакой реакции. Точнее, враждебности во взглядах прибавилось.– Блэр Мэллори, – пояснила я. Нулевой эффект.Так, мы на Юге или где? С каких это пор подчиненные не узнают имя дочери лучшей подруги жены своего работодателя? Ну и времена!Не дождавшись потепления, я растолковала:– Я дочь Тины Мэллори, лучшей подруги тети Салли.Наконец-то теток осенило – помогла «тетя Салли».На лицах появились улыбки, и броненосец сошел со стапелей, чтобы заключить меня в объятия.– Дорогая, вас не узнать! – взревела тетка и прижала меня к бюсту, формой, размерами и мягкостью напоминавшему наполовину сдувшиеся автомобильные шины. До меня дошло, что эти шины торчат вперед только потому, что безжалостно втиснуты в бюстгальтер, а без него, наверное, болтаются, как уши спаниеля. Эта мысль ужасала. Но не так, как попытки представить себе грандиозный бюстгальтер, способный удержать такую ношу. Скорее всего, прочностью и размерами он не уступает парашюту.Спастись от устрашающих прелестей броненосца можно было лишь одним способом: не выказывать страха и вообще притвориться мертвой. И я застыла, как столб, мужественно терпя объятия, стараясь не хватать ртом воздух и улыбаться самой сладкой из своих улыбок. Когда меня наконец отпустили, первым делом я сделала вдох.– Неудивительно, что вы меня не узнали. Мы же никогда не встречались.– Ну как же, милочка, конечно, встречались! Салли с вашей мамой однажды заходили сюда вскоре после того, как Джаз открыл компанию. Салли привела Мэтта и Марка, а ваша мама – вас и вашу сестру. Вы обе были такие куколки! Ваша сестра как раз начинала ходить.Поскольку я на два года старше Шоны, во время упомянутого визита мне было не больше трех. Ума не приложу, почему тетка-броненосец меня не узнала? Не могла же я измениться до неузнаваемости всего за двадцать восемь лет!В каком-то городе явно недостает местной сумасшедшей.– Увы, не помню, – засокрушалась я, гадая, не удрать ли мне, пока не поздно. – Видите ли, несколько дней назад я перенесла сотрясение, и теперь у меня бывают провалы в памяти…– Сотрясение? Боже мой! Скорее присядьте, вот сюда… – Меня схватили под руку и неумолимо потащили к обитому оранжевым винилом диванчику, на который усадили насильно. – Почему же вы не в больнице? Вы обращались к врачу?С каких это пор «сотрясение» – синоним «необратимой травмы мозга»?– Я прекрасно себя чувствую, – поспешила заверить я. – Из больницы меня выписали в прошлую пятницу. А дядя Джаз у себя?– О, конечно! Он в мастерской.– Сейчас я с ним свяжусь, – пообещала вторая тетка и схватилась за телефон. Она нажала кнопку, потом набрала две цифры, и где-то снаружи раздался громкий звонок. Подождав, она произнесла: – К вам пришли, – потом выслушала ответ и улыбнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32