Ему нужен Роуз-Брайер.
– Предоставь мне заниматься вашей местной политикой, Мэг. У меня имеются кое-какие возможности.
– Сэр Генри знает, что у меня нет родственников.
Напряженность, возникшая между ними, с каждой минутой возрастала. Виктория оказалась в ловушке. Только Дэвид стоял между ней и допросом Кинли, а возможно, и виселицей.
– Значит, тебе очень хочется быть повешенной? – тихо спросил он.
Виктория, разумеется, не хотела такой участи. Но Дэвид опасен для нее не меньше, чем ее отец.
– Она находится у меня под арестом, – сказал он Кинли. – Я доставлю ее, когда придет время.
Кинли подошел к ней.
– У всех в конце концов развязывается язык, мисс Фаради, – сказал он. – Вы не исключение.
– Кинли, – тихо предупредил его Дэвид. – Советую вам отойти от нее, пока она не поставила вам под глазом синяк.
– А вы не поворачивайтесь к ней спиной. В следующий раз она может не промахнуться, когда будет стрелять.
– Я учту ваш совет.
– Найдите Фаради. – Кинли взял пальто и вышел из комнаты.
Наступила тишина. Красивая блондинка потерла руки.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – с удовлетворением сказала она, подбоченившись и взглянув на Рокуэлла. – О чем ты думал, Йен?
– О том, что мы должны делать свое дело, Памела, – ответил Йен и тоже вышел. Виктория не шелохнулась. Заметив, что Дэвид наблюдает за ней, выпрямилась.
– Это городской дом графини Щербинской, – сказал он, представляя Памелу. – Она наша собственная фальшивая персона русского королевского рода, обучавшаяся в консульстве Санкт-Петербурга. Вчера она привезла тебя сюда, чтобы ты могла оправиться от ушибов. В этом городе она – наши глаза и уши. Ничего не ускользнет от ее внимания. – Он взглянул на Памелу: – Не так ли, графиня?
Зашуршав изумрудным шелком, Памела обняла его за шею и прижала губы к его уху.
– Скажи мне, чтобы я не беспокоилась, когда тебе будет немного одиноко там, на холме, Дэвид.
Виктория была сыта их маленькой любовной сценкой. Едва сдерживая слезы, она вернулась в спальню и захлопнула дверь. Она не понимала, почему ее это задело, но знала, что никогда больше не станет смотреть на звезды и думать о том, что сделал Дэвид со своей жизнью, после того как покинул Индию, или о том, с кем он занимается своими делами или с кем развлекается. Она никогда не станет думать о том, что он может кого-то полюбить. Ее это больше не интересует.
Несмотря на его высокие принципы, он по-прежнему оставался лицемером. Для него, опытного шпиона, жизнь была игрой в шахматы. А Виктория оказалась еще одним шахматным ходом, когда он ловко довел до конца игру, которая должна была закончиться девять лет назад.
Виктория думала о том, что ее отец на свободе. За окнами небо над холмом потемнело от серых облаков, со стороны канала надвигался первый зимний шторм. Сидя на подоконнике, Виктория смотрела вниз на пустой двор, затем прижалась к стеклу, думая о том, как совершить побег. Она смерила взглядом длину тяжелых занавесей, закрепленных на толстых деревянных штырях, проверила их надежность и подошла к гардеробу в поисках подходящей одежды. Ей не стоило рисковать, имея дело с Кинли.
Она должна убежать немедленно. Ее отец на свободе.
Она боится его. Боится, что он причинит зло сыну.
Она встречала людей, которые не различали добра и зла. Которые пили, потому что жаждали алкоголя, или дня не могли прожить без наркотика. В детстве она встречала много таких среди знакомых ее отца. Но ее отец знал разницу между добром и злом. Просто ему было наплевать. Его опиумом была игра. Он любил погоню, игру в лису и гончую, в кошку и мышку.
В этом они с Дэвидом очень похожи.
«Будь ты проклят, Донелли!» Охваченная отчаянием, она обхватила себя руками, отвернулась от окна и застыла.
Прислонившись спиной к двери, в комнате стоял Дэвид, он выглядел почти так же, как в то утро, когда она, голая, бросилась на него.
– – Ты бы не убежала от Кинли, Мэг.
– Почему?
– Потому что с ним был бы я.
Она скрипнула зубами, осознав, что действительно не любит его. В глубине его глаз вспыхивал огонь, он продолжал наблюдать за ней.
– Кем тебе приходится Неллис Манро?
– Он племянник сэра Генри. Хочет захватить все, что принадлежит Манро.
Дэвид оттолкнулся от двери.
– Все?
Она не решалась посмотреть ему в глаза.
– Кто-нибудь знает, что ты и я...
– ...законные муж и жена? Это ни для кого не тайна.
– Значит, они должны оценить ужасную жертву, которую ты принес ради Бога и королевы.
Он подошел к ней.
– Не все было жертвой, Мэг.
Она попыталась пройти мимо него.
– Я не хочу впутывать сэра Генри. Ты не можешь защитить его. Отец большой мастер менять внешность. Он может войти в комнату, и родная мать не узнает его.
– Что произошло между тобой и твоим отцом? – Он дотронулся до синяка на ее виске.
В этом прикосновении не было ничего угрожающего; но она отшатнулась.
– Зачем ты это делаешь?
– Посмотри на меня. – Он провел ладонью по ее щеке и приподнял лицо. Она могла поклясться, что слышит, как его сердце бьется почти так же громко, как ее собственное. – Обещай, что не убежишь, – сказал он. – Или я завтра же отдам тебя Кинли.
Он это сделает, потому что уверен, что она ничего не пообещает ему. Маргарет Фаради все еще жила в ней и хотела бороться с ним, даже если Виктория Манро этого не желала. Мэг, лучше знавшая жизнь, доверяла Дэвиду не настолько, чтобы не понимать, с кем имеет дело. Он всегда выполнял свои угрозы.
– Какова вероятность, – спросила она, – что какой-то ювелир узнал эту серьгу, а затем принес ее Кинли, тому самому человеку, который знал, что с ней делать?
– Я знаю лишь то, что до прихода ко мне он получил подлинную вещь.
– Подлинную? – Стиллингз приезжал в коттедж ночью, и в темноте она не заметила, что это подделка. – Конечно, ты бы не отдал бесценную антикварную вещь из индийской сокровищницы такому, как Стиллингз.
– Подделка была мастерски сделана. Ты могла не заметить, что серьга фальшивая. Так что не упрекай себя. Это не умаляет ценности второй парной серьги, которая все еще у тебя.
Со вздохом, вызвавшим резкую боль в ребрах, Виктория опустилась на пол и сидела, прислонившись спиной к гардеробу, с болью сознавая, что ей не выиграть этого сражения, ибо они сводили счеты, как враги. Она должна еще сильнее ненавидеть его.
– Почему бы тебе не привязать меня к кровати и не пытать? Неужели я должна давать тебе обещания?
Он присел перед ней на корточки, твердые выпуклые мускулы вырисовывались под натянувшейся над его бедрами тканью брюк.
– Я бы привязал тебя к кровати. Но сомневаюсь, что, обладая таким здравым рассудком, ты позволишь мне делать с тобой то, чего мне хочется.
Она посмотрела ему в глаза, они были темно-синими, почти черными. Он погасил ее гнев, и Виктория в страхе смотрела, как в нем происходят перемены.
– Как ты мог так бесцеремонно явиться сюда и напоминать мне о моем неприличном поведении сегодня утром? – прищурилась она.
– Я подумал, тебе будет приятно. Как в былые времена.
– Я не хочу любить тебя, Дэвид. Так что не старайся очаровать меня. Ничего у тебя не выйдет.
– Так ты даешь мне слово, что не убежишь?
Что значит для него ее слово? В ее жилах течет кровь Фаради.
– Я не побегу, – сдалась она, зная, что, сказав «побегу» вместо «убегу», оставляет себе лазейку.
– И не пойдешь пешком, – уточнил он, – не поедешь на лошади или на телеге, не поплывешь на лодке, не скроешься из этого города с единственной целью сбежать от меня. Я говорю это совершенно серьезно. Если убежишь, я поймаю тебя.
– Ладно, – сказала Виктория. – Даю тебе слово, если оно когда-нибудь что-то для тебя значило. Но лучше бы ты защитил мою семью.
– Твоя семья не останется без защиты. Йен Рокуэлл присоединится к твоим домочадцам, – сказал он. – А я позабочусь, чтобы сэр Генри не потерял своего имения. Обещаю тебе.
Эти слова вселили в нее надежду. Она подумала о сэре Генри. Человеке, который был для нее больше, чем отцом. Он принял ее, когда на всем свете у нее не было места, куда бы она могла прийти, и придал ее жизни смысл и цель. Может быть, когда все закончится, ей тоже удастся что-нибудь сделать для него. А Роуз-Брайер был единственным домом, который знал ее сын. Земля была его будущим.
– Мистер Рокуэлл выглядит так, будто он только что из пеленок, – уже более мягко заметила Виктория.
Улыбка затаилась в уголке его губ.
– Не так уж он и молод. И знает свое дело.
– Как и ты?
– Там есть люди и похуже, Мэг.
– Но не для меня, – прошептала она. Сердце ее болезненно сжалось. Она вдруг поняла, что ей отчаянно хочется в кого-то верить, верить, что Дэвид не хуже ее родного отца.
– Ты и в самом деле акушерка? – спросил он.
– А ты и тот ребенок, который не отходил от тебя ни на шаг, любовники?
– Этот ребенок, как ты его называешь, очень опытный агент.
– Ты не ответил на мой вопрос. Он поймал ее взгляд и улыбнулся:
– Я и не собирался.
Он поднял ее, но она оттолкнула его руки:
– Пожалуйста, не... прикасайся ко мне.
Он взял ее руки и завел их ей за спину. Обоих охватило желание.
– Только не вводи меня в искушение схватить тебя за горло, Мэг. Мы заключили соглашение.
– А ты уверен, Дэвид, что мое горло там, куда тянутся твои руки?
Он улыбнулся, но не успел ответить, как раздался стук в дверь.
– Милорд? – Пожилая женщина в чепце и белом переднике поверх черного платья заглянула в дверь. – Я не хотела потревожить...
– Не беспокойтесь, Агата. – Дэвид перевел взгляд на расстроенную служанку, и из его глаз исчезла суровость. – Вы нас не потревожили.
– Вы велели принести ее милости еду и приготовить ванну.
– Так пришлите все сюда.
Когда женщина вышла, Виктория вскинула бровь:
– Ты же не лорд.
– А ты не леди. Я подумал, что это как-то примирит нас. – Он насмешливо поклонился с изяществом истинного джентльмена и зашагал к двери. – Что принадлежит мне, принадлежит и вам, леди Манро. – Он сделал широкий жест. – Наслаждайтесь вашей едой, как будто это в последний раз. Через несколько дней, когда все успокоится, Рокуэлл вернет вас в ваш скромный коттедж.
Виктории захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым. Он хуже ядовитой змеи – вползает в ее мысли и сгибает ее волю. Но как ни странно, с его уходом исчез последний слабый луч, согревавший комнату. И сразу стало холодно. Быть может, потому, что ее жизнь подошла к концу, подумала Виктория.
Глава 5
Проведя три дня в этой комнате, Виктория готова была искалечить любого, кто помешал бы ей уехать домой. Хорошо, что прошла головная боль и уменьшилась шишка на виске, которая была величиной с яйцо.
Устав бороться со своими мыслями, Виктория натянула поверх чулок панталоны и завязала их на талии. Ее жизнь потерпела крушение, и ей хотелось еще раз как следует выплакаться. Теперь, когда в крови уже нет опия.
Виктория стояла в гардеробной Дэвида перед высоким зеркалом, рассматривая синяки на ребрах.
Она не видела мужа с того самого утра, когда ее допрашивал Кинли. От Агаты она узнала, что Дэвид сразу после завтрака уезжает и поздно возвращается. Она не знала, где он спит. Прошлой ночью ей показалось, что он стоит возле кровати. Она приподнялась на локте, огляделась, но в комнате никого не было.
Виктория потрогала синяки на грудной клетке, и к ней вернулись непрошеные воспоминания. Она знала, почему ее преследуют мысли о Дэвиде. Ведь никакой другой мужчина никогда не лежал в ее постели, а она не могла забыть его ласки. Синяки снаружи нельзя было сравнить с теми, которые были у нее внутри. Она закрыла глаза, боль и гнев не могли унести с собой даже прошедшие годы.
Девять лет назад она чуть не убила его. Она узнала, кем он был, на кого работал, в тот самый день, когда пришла с консультации у врача, приготовившись обрадовать его новостью, что у них будет ребенок, и застала хаос в отцовском бунгало. Она бросилась в спальню и увидела там человека с раной в груди, истекающего кровью, но у него хватило сил направить на нее пистолет и потребовать, чтобы она молчала, пока люди ее отца ищут его. Он сказал ей, кем был Дэвид и что они вот-вот ворвутся в дом. Ордер подписан ее мужем, в том числе и на ее арест.
Виктория помнила только, как встретила Дэвида с пистолетом в руке, тем самым, которым ей угрожал перед своей смертью агент. Она предупредила Дэвида, чтобы не трогал ее, чтобы отпустил. Умоляла его. Никогда еще она не была так близка к тому, чтобы убить человека; никогда еще ей не приходилось держать дуло пистолета у своего виска. Однако зародившаяся в ней новая жизнь удерживала ее от самоубийства. И поэтому она сбежала, бросив все, что ценила и любила, и никогда не оглядывалась назад, пока не наступил этот день.
Она вспомнила и более далекое прошлое, когда впервые встретилась с Дэвидом, и ту самую минуту, которая изменила всю ее жизнь. Она увидела Дэвида на поле для игры в поло. Сидя на низкорослом пони, он вел свою команду к победе. Он только что приехал в Индию и входил в состав дипломатического корпуса. Ни один мужчина так не волновал ее, у нее перехватило дыхание, когда она стояла среди зрителей, а он, покидая поле, повернулся и посмотрел прямо на нее. Он приподнял шляпу. Она смотрела, как он ведет лошадь к конюшне, слышала, как шептались вокруг нее зрители.
Она помнила, что чувствовала себя молодой и глупой, когда он обратил на нее внимание. Она покраснела от волнения и после этого неделю избегала его, пока обед в доме генерал-губернатора не свел их снова.
Она была недовольна собой: за обедом, забыв обо всем на свете, не спускала с него глаз. Она не походила на других девиц ее возраста. Считала женщин глупыми и инфантильными. Не любила высшие слои общества, но умела играть в светские игры, потому что это служило ее целям. В этот вечер она блистала.
Мэг Фаради пользовалась дурной славой. Это она пару месяцев назад отвергла ухаживания богатого герцога. Это за ее спиной перешептывались девицы, ибо ее мать сбежала с капитаном бенгальской армии.
В то время Мэг было десять лет, и она больше никогда не видела и не слышала о своей матери. О ней никогда не говорили в доме Фаради. Маленькая девочка, нуждавшаяся в любви, стала прекрасной дочерью отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35