И она догадывалась о том, что он собирается сделать. Он видел это по ее глазам, когда очередной взрыв фейерверка осветил сад.
«Куда подевалось твое самообладание, Сторм?»
Это было его последней мыслью перед тем, как он нагнул голову и прикоснулся к ее губам. Он не стал углублять поцелуй и раздвигать ее зубы, хотя искушение было велико. Не стал прижиматься лицом к ее влекущей плоти, выступающей из чересчур откровенного выреза платья, и мять ее руками. Он не осуществил ни одного из тех многочисленных желаний, которые возникали у него при одном взгляде на эту девушку. Хотя искушение было очень велико.
Он все еще был в состоянии контролировать свои действия, соразмеряя их с правилами приличия и здравым смыслом. Кроме того, он не был глух к тому, что ему подсказывали опыт и интуиция: с этой девушкой нужно действовать очень медленно и осторожно.
Но оторваться от ее губ он не мог и продолжал целовать их короткими легкими поцелуями.
— Полагаю, нас можно назвать целующимися братом и сестрой, — с некоторым оттенком насмешки над самим собой сказал он.
— Наверное, можно, — проговорила она, ее дыхание касалось его лица как легчайший ветерок. — Только вряд ли нам стоило это делать, — сказала она чуть позже, но Митчелл заметил, что девушка не сделала попытки оттолкнуть его, хотя имела для этого возможность.
Продолжая тереться губами о ее губы, он спросил:
— А вы всегда поступаете так, как следует поступать?
— Стараюсь. — Он услышал тихий вздох.
Снова вспышка предательски яркого света и разлетающиеся в стороны зеленые и голубые звезды — такие же, как ее глаза, подумал Митчелл, заглядывая в лицо девушки. И вдруг ему показалось, что он проваливается в какую-то бездну. Не зная, как избавиться от этого кошмара, он сделал единственное, что пришло ему в голову, — закрыл глаза и стал целовать ее по-настоящему.
Одну руку он положил ей на затылок, а другой обхватил за талию, увлекая глубже в тень. Она не издала ни единого звука протеста. Напротив, Митчелл чувствовал, что Тори с радостью повиновалась ему, и где-то в отдаленных закоулках его сознания прозвучал отчетливый сигнал тревоги. Позже он обдумает, откуда взялось это предчувствие опасности, но не сейчас. Сейчас он целовал Тори.
На него обрушился поток новых ощущений. Никогда в жизни он не целовал таких нежных, гладких, атласных губ и щек, такой прекрасной шеи и округлых плеч.
Он вдохнул витавшие в воздухе запахи ночи: горьковато-соленого морского ветра; аромата пурпурных роз, обвивших шпалеры; и еще какой-то запах, очень слабый, возможно, духов, не встречавшихся ему ранее.
Он вдохнул снова. Виктория. Это был ее запах — такой же женственный, чувственный, обворожительный и удивительный, как она сама.
Тори что-то сказала, и Митчелл подумал, что ему очень нравятся ее голос и смех, хотя слово «нравится» казалось слишком пресным по сравнению с тем, что он чувствовал. До сих пор ему не приходило в голову, как это важно в отношениях между мужчиной и женщиной.
Он на дюйм отодвинулся от нее и спросил:
— Вам нравится, как я смеюсь?
Она заморгала и недоумевающе уставилась на него:
— Простите?
— Вам нравится звук моего голоса?
— Да, очень, — честно ответила она.
— А как я смеюсь?
— Мне нравится ваш смех, — призналась она и сама засмеялась.
Митчелл чувствовал себя польщенным.
Он снова наклонился и стал ее целовать. В первую секунду он ощутил вкус чистого и прохладного горного ручья, потом вкус стал сладковатым, напоминающим экзотические фрукты, с темным интригующим началом. Вкус ее поцелуя был сложным, постоянно меняющимся, он дурманил ему голову и возбуждал.
Черт, он настолько увлекся процессом, что не заметил реакции собственного тела. Слава Богу, что на поясе у него висит традиционная для горцев меховая сумка. Может быть, девушка ничего и не заметила.
И слава Богу, что на Тори было столько нижних юбок и сплошь вышитое бисером платье. В другое время он, возможно, проклял бы этот барьер, разделявший их тела, но в данный момент он был как нельзя кстати.
Митчелл сожалел только об одном. Длинные локоны Виктории отливали тем же глубоким, мерцающим огнем, что и ее бесценные рубины. Ему ужасно хотелось запустить в них свои пальцы, но волосы были убраны в высокую строгую прическу, и он не рискнул бы разрушить ее.
— Шелк. — Он и не заметил, что произнес это вслух.
— Шелк? — выйдя из мечтательной задумчивости, спросила она. — Да, у меня шелковый шарф. — Она посмотрела на свое платье. — И наверное, не только шарф.
— Я говорил о ваших волосах.
Она хотела взять прядь, спускавшуюся вдоль ее лица, чтобы рассмотреть, но Митчелл опередил ее. Он намотал ее на указательный палец и поднес к губам. Она оказалась прохладной, мягкой и слабо пахла розами.
Тори потянулась и нерешительно погладила его волосы у виска, слегка взъерошила их и снова пригладила.
— Шелк, — будто эхом откликнулась она.
Наверное, она никогда не сумеет себе объяснить, почему позволила ему поцеловать себя. Это даже не было для нее неожиданностью. Она не могла оправдать себя тем, что ни о чем не догадывалась. Она прекрасно поняла его намерение и сознательно пошла на это.
Опасность.
Виктория почувствовала ее в ту же секунду, как увидела отражение Митчелла в зеркале. Вот только не знала, в чем она заключается, эта опасность.
А она заключалась в том, что Митчелл был невероятно красив, умен и обаятелен. Ей нравились его мужественность, сила, чувственность и множество других качеств, которые она столько лет искала и не находила в мужчинах.
Опасность была в том, что он целовался лучше всех мужчин, которые когда-либо ее целовали.
И она хотела его.
Ничего не случится, если она позволит себе отдаться чувствам всего на одну минуту.
Нет, ответила себе Тори.
Лгунья!
Да.
На время она оставила этот спор и снова провела пальцами по густым темным волосам Митчелла, вспоминая вкус его поцелуя. Почему он был так приятен ей? Почему ее так волновало то, как он смотрел ей в глаза и прикасался к ней? Почему он так занимал ее воображение, тогда как другие мужчины оставляли ее совершенно холодной и равнодушной? Почему ей так нравится именно этот мужчина, а все остальные не вызывают в ней ни малейшего интереса?
Она не знала ответов на все эти вопросы.
Тори вдруг заметила, что стало тихо. Фейерверк закончился. Сад опять погрузился во тьму, и стал слышен характерный шум набегающих на берег волн.
— У меня есть для вас один сюрприз, — сказала Тори, высвобождаясь из его рук и поворачиваясь лицом к океану.
— Мне кажется, для одного вечера уже достаточно сюрпризов, — заметил Митчелл.
— Этот вам понравится.
— Да мне понравились и предыдущие, — улыбнулся он и положил руку ей на плечо.
— Смотрите.
— Куда?
— Вон туда. — Она указала направление.
На скалистом утесе спиной к океану возвышалась одинокая фигура шотландского горца. Освещенный светом прожекторов, он начал играть на волынке. Это была народная песня «Храбрая Шотландия».
Тори знала слова этой песни с детства. Она хотела запеть, но от волнения у нее сжалось горло.
И только в самом конце она смогла прошептать конец припева: «Храбрая Шотландия, родина моя».
— Или мои глаза обманывают меня, или я действительно видела, как Виктория танцевала с официантом, — сказала Беатрис Ван Аллен своей компаньонке. В голосе ее звучало неприкрытое осуждение.
— Он не официант, — быстро ответила Лола Олбрайт, гордая своей осведомленностью. Обе женщины полюбовались фейерверком, послушали волынщика и теперь возвращались в дом.
Беатрис Ван Аллен остановилась и бросила на подругу скептический взгляд:
— Откуда тебе известно, что он не официант?
— Из первоисточника, — с радостью сообщила Лола.
Элис Фрэйзер, следовавшая за ними на некотором расстоянии, удовлетворенно кивнула. Она старалась не упустить ни одного слова, дабы быть уверенной, что мисс Олбрайт не распространяет ложной информации.
Миссис Ван Аллен тоже вся обратилась в слух.
— И что же вам известно из этого первоисточника? Лола понизила голос до таинственного шепота и объявила:
— Он ее кузен.
Стареющая вдова поднесла руку к уху и довольно громко переспросила:
— Кто он ей?
— Кузен, — почти прокричала Лола.
Беатрис вздернула подбородок и фыркнула так, как это умела делать только она, выразив этим звуком все свое презрение и возмущение.
— Это не мешает ему быть официантом.
— Говорю вам, он не официант. — Лола Олбрайт начинала терять терпение. Она раздраженно захлопнула веер и засунула его в бальную сумочку. — Он пэр.
— Так вы говорите: «груша» ?
— Да не груша, Беатрис. — Лола страдальчески вздохнула. — Этот человек — пэр. Пэр ее величества.
— Какого величества?
Мисс Олбрайт наконец вышла из себя:
— Ну королевского, конечно, какого же еще!
— Королевского? Ничего не понимаю. Здесь ужасно шумно, Лола, я практически не слышу тебя.
Лола отвела свою почтенную подругу немного в сторону:
— Мужчина, с которым танцевала Виктория, ее кузен. Его имя — Митчелл Сторм. Но официально к нему следует обращаться — лорд Сторм.
— Лорд?
— У него несколько титулов — барон, виконт, граф и бог знает кто еще.
Беатрис онемела.
— Причем это очень старинные, уважаемые титулы, они известны всей Великобритании. — Лола трижды кивнула головой. — Кроме того, мне известно, что он унаследовал огромный замок на одном из островов, расположенных вдоль шотландского побережья. Скорее всего он является владельцем не только замка, но и самого острова и всего, что на нем есть.
— Ну и ну!
«Так-то вот, миссис Ван Аллен», — подумала Элис Фрэйзер про себя со значительной долей злорадства.
Но какова мисс Олбрайт! Эта женщина положительно не в состоянии держать язык за зубами.
Лолу Олбрайт буквально распирало от желания поделиться пикантными подробностями.
— А джентльмен, который совершил скандальный поступок, этот великан с ярко-рыжими волосами, — правая рука лорда Сторма и его первый советчик.
Беатрис Ван Аллен уже не знала, что думать. Она яростно обмахивала веером разгоряченное, покрывшееся красными пятнами лицо.
— Что вы говорите!
— Да, все именно так и есть.
— Значит, он тоже не официант. Лола покачала головой.
На какую-то секунду стареющая матрона растерялась.
— О Господи! А я-то попросила его принести мне чаю с шотландским виски.
— О Боже! — эхом отозвалась Лола Олбрайт.
Беатрис Ван Аллен всегда очень гордилась своим самообладанием и часто хвасталась знакомым, что может быстро оправиться от любой неприятности. Вот и сейчас она сделала глубокий вдох, отчего ее внушительный бюст тяжело поднялся и опустился, и с удивительным добродушием объявила:
— Нужно будет сказать Виктории, что ее балы незабываемы…
Элис Фрэйзер с облегчением вздохнула.
К утру весь Ньюпорт будет знать, кто такие Митчелл Сторм и шутник Маккламфа. Она выполнила свою миссию с блеском.
Элис не позволила бы никому, включая Беатрис Ван Аллен и Лолу Олбрайт, сказать хоть слово против Виктории и тем более сделать ее участницей скандала.
Сорокапятилетняя Элис была на четырнадцать лет старше Виктории и, не имея собственных детей, относилась к Тори как к дочери.
И поскольку она не могла допустить, чтобы кто-нибудь причинил вред Тори, то решила самым пристальным образом следить за этими двумя шотландцами. Особенно за молодым, с которым она видела Тори во время фейерверка. Он красив как дьявол и потому опасен.
Хотя старший тоже был еще цветущим мужчиной. С буйным темпераментом. Конечно, он вел себя непростительно, но его спровоцировали наэтот поступок еще более непростительным поведением.
Чувствуется, что этот Маккламфа — настоящий мужчина, прирожденный борец. Он совершенно другого сорта, чем эти современные изнеженные мужчины, и, уж конечно, не позволит оскорблять себя безнаказанно.
«Если с этих шотландцев снять налет современных манер и привычек, они окажутся совершенно нецивилизованными людьми, варварами, — подумала она. — Такие люди могут быть безжалостны. Они пойдут на все, чтобы получить желаемое».
Тори, возможно, этого не понимает.
Но только не она, Элис Фрэйзер.
Ее клан, могущественный клан отважных Фрэйзеров сыграл значительную роль в истории Шотландии. Они воевали в рядах Брюса и многие из них сложили головы в Каллоденской битве, потом они сформировали свой собственный полк Фрэйзеров, чтобы биться за свою страну и короля.
Тот, кому была дорога его жизнь, никогда не осмелился бы скрестить шпагу с Фрэйзером.
Элис выступила из-за декоративной арки и будто случайно столкнулась с парочкой ньюпортских сплетниц.
— Миссис Ван Аллен. Мисс Олбрайт. — Она приветствовала каждую в соответствии с их положением и вручила им пригласительные карточки. — Виктория ждет своих гостей в Большом зале для традиционного прощания. Не соблаговолите ли пройти туда, леди?
— С удовольствием, мисс Фрэйзер.
Немного времени спустя по мраморным коридорам Сторм-Пойнта разнесся многоголосый хор голосов, исполнявший «Счастье прежних дней».
Слова этой старой песни написал Роберт Берне:
Забыть ли старую любовь И не грустить о ней? Забыть ли старую любовь И дружбу прежних дней?
Глава 6
— А куда все подевались? — не удержался и все-таки спросил Митчелл. От ворот поместья до самого дома ему не встретилось ни души.
— Все еще спят.
Это объясняло, почему Тори открыла ему дверь сама. По правде говоря, Митчелл ожидал увидеть дворецкого и потому слегка опешил, увидев перед собой прелестное лицо Виктории Сторм.
Эта женщина постоянно преподносила ему сюрпризы. Это привлекало его и одновременно сердило.
Безмятежный вид Тори говорил о том, что она встала уже давно. Митчелл же спрыгнул с кровати всего полчаса назад и помчался на встречу, не успев даже выпить своего любимого кофе.
— А вы, значит, нет, — заметил он.
— Что нет? — дружелюбно спросила она, отступая в сторону и приглашая его войти. После чего закрыла за ним дверь.
— Уже не спите.
— Я привыкла рано вставать, — услышал он в ответ.
Этим утром на ней были черные шелковые брюки, розовая кашемировая туника и черные плетеные сандалии, кожаные ремешки которых обвивали стройные лодыжки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26