— Бог хорошо поработал, делая тебя! Несправедливо, что только одна женщина имеет тебя всего. Ну, по крайней мере, наша малышка Виктория больше не чахнет по тебе. Пару дней назад ей сделал предложение миллионер из Денвера. Она уехала с ним сегодня утром. Заживет в особняке и заделается мачехой трем юнцам!
— Правда? — От этого сообщения у Лиса стало легче на душе. — Надеюсь, она будет счастлива. Виктория добрейшая женщина. Меня, может быть, не было бы в живых, если бы не она!
— А как же Лорна? — прошипела Гарнет, махнув головой в сторону рыжеволосой девушки, в одиночестве сидящей перед стойкой бара. — Не думай, что мы не знаем, что ты разбил ее сердце, и как ты сначала хотел ее, потому что она напоминает высокомерную девушку, которая думала, что она слишком хороша, чтобы приглашать меня в свой дом!
— Ты говоришь о моей жене, — холодно ответил Лис. — И думаю, Лорна вряд ли думает о своем разбитом сердце. Мне кажется, что для девушек сверху это в порядке вещей. А теперь, прости, у меня другие дела.
Голос Гарнет внезапно понизился до злобного шепота:
— Я знала, что ты друг… индейцев, с самого начала! Ты думаешь, ты лучше, чем мы, остальные, имея свой дом на холме, но ты не можешь устанавливать свои собственные правила, и тебе не удастся выйти сухим из воды!
— О чем, черт подери, ты говоришь? — спросил он.
— Об этой индианке. Ты думаешь, люди в этом городе потерпят это?
— Правильно, Гарнет, — послышался знакомый голос. — Наш друг возомнил себя чем-то вроде султана в этом доме, спрятанном от всего города.
Лис развернулся, чтобы увидеть говорившего. Грехем Горацио Скоффилд Третий, явно сильно выпив, помахивал пальцами в сторону Лиса.
— Что вы сказали? — спросил Лис с вызовом.
— Только то, что вы султан в своем собственном маленьком королевстве с белой женой и женой-индианкой. Содрогаешься от мысли, что за образ жизни…
— Скоффилд, заткнитесь, иначе вам будет очень больно, — оборвал его Лис. — Улыбка Солнца сводная сестра моей жены. Она приехала жить в семье Эвери по просьбе ее отца, Стивена Эвери. Улыбка Солнца недавно овдовела и все еще в трауре по мужу, но мы надеемся, что она найдет счастье в семье отца, раз будущее индейцев лакота так мрачно.
Лис посмотрел на Скоффилда, потом на Гарнет, которая откровенно зевала, будто ей все надоело.
— Я обошелся с вами обоими достаточно вежливо, правдиво объяснив присутствие Улыбки Солнца в доме Стивена Эвери. Надеюсь, что вы ответите на это, пресекая любые злобные сплетни! — Лис пронзил Гарнет взглядом, острым как голубые льдинки, и она, отпустив его рукав, отступила. — Желаю вам доброго утра.
Грэхем сделал шаг, заслонив ему дорогу.
— Что-то в вас не то, мистер Мэттьюз. Спорю на состояние моей семьи, что вы что-то скрываете, и я раскрою ваш секрет. Может быть, в Дидвуде в порядке вещей быть известным только по прозвищу, отказавшись от настоящего имени, но почему вы, восточный джентльмен, имеющий образование и необыкновенную, благовоспитанную матушку, скрывали свое имя, если у вас нет тайны? Вы даже одевались, как рудокоп, и вели себя, как будто вы с Запада, пока ваша мать вас не выдала. Просто необъяснимо. Лично я очень рад каждой букве своего имени, и…
— Скоффилд, я не хочу грубить, но вы многоречивый глупец, — оборвал его Лис, повернулся и зашагал прочь.
Пройдя несколько шагов, он снова услышал голос Грэхема Скоффилда:
— Лорна! Лоррна!.. Вот и ты! Красавица, которую я искал!
Продолжения речи Лис не расслышал, так как молодой человек из Бостона, с исключительно важным именем, пошатываясь вошел в «Жемчужину» и скрылся из виду.
— Улыбка Солнца хотела бы присоединиться к нам, чтобы выпить чаю, правда, дорогая? — Держа сводную сестру Мэдди за руку, Энни Сандей затащила Улыбку Солнца в кухню дома Эвери. — Мадлен, Сьюзен, вы не сочтете меня наглой, если я попрошу накрыть стол в гостиной? Я подумала, что для Улыбки Солнца лучше впервые испытать это в подобающей обстановке.
Доброжелательный голос Энни Сандей тем не менее намекал, что она не потерпит возражений ни с одной из сторон.
Мэдди с бабушкой переглянулись.
— Я и в самом деле собиралась пригласить вас к нам на чашку чая, вот почему я только что вошла — спросить бабушку…
— Но вы не могли пригласить Улыбку Солнца! — засмеялась Энни Сандей, хотя в выражении ее лица было мало веселья. — Мне следует извиниться за моего сына. Он не был воспитан для такой жизни, и, должна сказать, я была шокирована, приехав сюда и увидев эту хижину. Я понимаю, что он немного приукрасил ее перед вашей свадьбой, но все равно она не более подходит для пристойного чаепития, чем крошечный коттедж, в котором я теперь живу. — Она замолчала. — Кроме того, хорошо бы и Стивену присоединиться к нам. Хотя ему сейчас уже гораздо лучше, он все-таки утомлен свадебными волнениями, и ему не стоит выходить из дома.
Ее рассуждения были настолько разумны, что с ними нельзя было не согласиться. Помогая бабушке готовить чай и нарезать пирог, Мэдди заметила, что Энни Сандей усадила Улыбку Солнца на маленький диванчик, после чего вывела Стивена и усадила рядом с дочерью. Зрелище было странно-трогательным: серьезный белый человек в заказных брюках и накрахмаленной рубашке рядом с аккуратно одетой, но безжизненной молодой женщиной.
Мэдди подумала, что Улыбка Солнца даже более привлекательна в белом платье, как у настоящей леди, потому что все же больше похожа на индианку со своими прямыми черными волосами и смуглой кожей. Более того, в ее глазах все еще горели горе и боль и, как показалось Мэдди, гнев.
Все уселись в гостиной. Энни Сандей без умолку строила планы относительно обучения Улыбки Солнца чтению, письму, шитью и кулинарии. Стивен выразил одобрение и потянулся к руке дочери, и, хотя Улыбка Солнца не сопротивлялась, она по-прежнему безучастно смотрела прямо перед собой, не глядя в сияющее любовью лицо отца.
Потягивая чай, Мэдди пыталась понять, какие чувства испытывает к своей свекрови. У Энни Сандей была досадная привычка заниматься всем и всеми, кто попадал в поле ее зрения, но у нее действительно возникали прекрасные планы, и Мэдди не могла не согласиться с ее разумными идеями. Теперь, когда они с Лисом женаты, она надеялась, что сможет лучше познакомиться с Энни. Вероятно, они смогут стать друзьями, если эта женщина постарается хоть немного умерить свое стремление держать все под своим контролем.
Мэдди решила, что хорошим началом мог бы быть конфиденциальный разговор со свекровью. Вероятно, она сможет поделиться с ней своими знаниями об индейцах лакота, с тем чтобы Энни не очень старалась превратить Улыбку Солнца в подобие белой женщины. Она уже собиралась пригласить миссис Мэттьюз наверх, когда до нее донесся какой-то шум со двора.
— Что это такое? — спросил Стивен. Энни Сандей подошла к окну и украдкой заглянула за сборки занавесок.
— По-моему, это толпа приближается к дому. Это напоминает мне толпу на улицах Вашингтона, перед тем как разразилась гражданская война. — Она надела очки и кивнула: — По-моему, они в таком гневе из-за нашей дорогой Улыбки Солнца.
Мэдди захлестнула волна такой злости, что она сама удивилась ее силе. Вскочив на ноги, она посмотрела сначала на Улыбку Солнца, глаза которой округлились от ужаса, как у загнанной оленихи, затем на отца. Бенджамен с топотом сбежал по ступенькам лестницы, крича:
— Что нам делать? Что нам делать? Где Лис? Я принесу ружье?
Мэдди положила руку на плечо брата, чтобы остановить его прежде, чем он проберется в комнату Стивена за винтовкой, которую его отец всегда держал прислоненной к подоконнику.
— Нет. Я сама возьму винтовку!
Проходя мимо отца, она увидела, что он так сдавил руку улыбки Солнца, что ее пальцы побелели. Другую руку он прижал к груди. Очевидно, ему было больно.
— Мадлен… Я не могу выпустить тебя отсюда. Я мужчина в этой семье…
— Вздор, отец, — решительно ответила она. — Ты болея. Думаешь, я позволю тебе рисковать жизнью в таком глупом инциденте, как этот? Я сама поговорю с этим сбродом!
Вернувшись с винтовкой, она удивилась той волне любви к Улыбке Солнца, которая захлестнула ее. Она подошла к женщине племени лакота и погладила ее по щеке:
— Ни о чем не тревожься!
Даже Энни Сандей, по-видимому, сдалась, поняв, в какое положение попала. Хотя обычно она господствовала везде, где присутствовала, противостоять насилию она не умела. Она стояла в стороне и с уважением наблюдала, как ее невестка открыла входную дверь и вышла на крыльцо.
Все открытое пространство перед домом заполняло море разгневанных лиц. Некоторые орали:
— Любительница индейцев! Выводи эту индианку! Это она убила проповедника Смита!
Прокатился шум общего согласия, грозные слова повторялись снова и снова. Глубоко в толпе в низко надвинутом на лоб котелке стоял Грэхем Скоффилд. «Они все животные! — кричал он, пытаясь расшевелить чернь. — Им нельзя верить! Мы не будем в безопасности, пока все индейцы на территории Дакоты не будут мертвы!» Каждый его возглас вызывал одобрение толпы.
Мэдди хладнокровно направила винтовку в воздух и нажала на курок. Потом снова и снова. Когда толпа умолкла, она направила винтовку на людей и заорала:
— У вас у всех не больше мозгов, чем у одного мула! Моя сестра не угрожает ни вам, ни кому-либо еще! Она член моей семьи и мирный человек и так же, как и вы, имеет право жить в Дидвуде, а может быть, и больше прав: ее предки жили в Черных Холмах задолго до того, как сюда вторглись наши безумные белые лица. А теперь, если вы не хотите, чтобы я стреляла прямо в вас, я предлагаю вам поджать хвосты и бежать из наших владений, да побыстрее!
С этими словами она взвела курок и смотрела, как толпа постепенно начала отступать. Их ворчание постепенно стихло, и некоторые, уходя, даже извинялись перед ней. Вернувшись в дом, она поставила винтовку и подошла к диванчику. Отец улыбался ей со слезами на глазах. Мэдди крепко обняла его и, повернувшись, обняла и сестру.
— Добро пожаловать в нашу семью, Улыбка Солнца, — прошептала она, прижавшись к ней щекой. — С нами ты будешь в безопасности до тех пор, пока пожелаешь остаться.
Мэдди была уверена, что не ошиблась в чувстве, с которым Улыбка Солнца крепко обняла ее в ответ.
Глава 27

15 сентября 1876 года
«Сам рай не мог бы быть более возвышенным, чем наша жизнь», — подумала Мэдди. Ее сердце ласкало каждое слово, возникающее в ее голове. В первые дни своего брака с Лисом она ждала, что радость затихнет, и все же, чем больше она любила, тем больше, казалось ей, может выдержать ее сердце. Мэдди и Лис оба понимали, что владеют бесценным сокровищем, и у них хватало разума питать друг к другу огромную благодарность.
Уютно прижавшись к тонкой и длинной загорелой спине Лиса, Мэдди обняла его и целовала его в затылок, плечи и спину.
Ее рука ощущала его крепкие живот и бедра. Тело Лиса никогда не переставало изумлять и опьянять ее.
— Ваше Безумство, — пробормотал он, по-видимому во сне. — У меня клев. И очень хороший.
— Клев? — Мэдди приподнялась, опершись на локоть чтобы посмотреть на профиль мужа. Волосы его взъерошились на лбу, и вид у него был восхитительно мальчишеским и встревоженным. Мэдди знала, что Лис имеет привычку во сне делать неожиданные, ясные предположения. Иногда они были тревожными, эти плоды ночных кошмаров, но чаще ей было смешно, когда она слышала его слова.
— Что же у тебя клюет? Лис нахмурился:
— Я… — что? — Явно не желая расставаться со сном, он спрятал лицо в подушку.
Не в силах сдержаться, Мэдди пощекотала его плечо и провела рукой по точеной поверхности его спины и ягодиц.
Утреннее солнце согрело постель, и она сбросила одеяло. Через мгновение Лис повернул голову и приоткрыл один глаз.
— Я ловил рыбу, — обвиняющим тоном пробормотал он.
— О! — сверкая зелеными глазами, она еле сдерживала смех. — Понятно!
Лис делал вид, что ему вовсе не хочется обнимать ее, когда она заползла к нему в руки. Хриплым после сна голосом он пожаловался:
— Это была самая большая радужная форель, которую я когда-либо видел, и место чудесное — уединенный стремительный ручей высоко в Холмах, бодрящее утро, моя жена на берегу с обожанием наблюдала, как я вытаскиваю сильно бьющегося монстра. — Он вздохнул. — Она, должно быть, весила двадцать фунтов!
— Возможно ли это? — спросила Мэдди, прижавшись щекой к его сильной груди. — Радужная форель весом в двадцать фунтов?
— Дело не в этом! Это был сон, и я наслаждался каждым мгновением!
По солнцу он видел, что проспал слишком долго, но продолжал лежать на мягкой перине. Мэдди пощипывала его, а ее волосы мягким потоком огня, казалось, обжигали все его тело. В эти дни они словно пили из одного колодца радости, и Мэдди окружала его, как чарующий свет, заражая своим неослабевающим оптимизмом. Постепенно Лис начинал понимать, что все его дурные предчувствия бессмысленны, реален только настоящий момент. Женитьба на Мэдди сделала сказочным каждый его день, и он поймал себя на том, что все меньше и меньше беспокоится о будущем.
— Поздно, — наконец произнес он с сожалением. Одетая только в тонкую батистовую рубашку, окаймленную кружевом, Мэдди широко расставила его бедра и улыбнулась с доверчивой чувственностью. Она запрокинула голову, обмахнув волосами бедра Лиса, и стала стаскивать с себя рубашку, обнажив тонкую талию и пышную кремовую грудь.
— Ты ненасытна, — заявил Лис удивленно и возбужденно, протянув руку и коснувшись ее.
— Я не виновата, — ответила Мэдди, мурлыча под его пальцами. — Я ненасытна, потому что ты неотразим. Или, может быть, это постель! Ты заколдовал ее, когда мастерил?
— По-моему, мы сделали это вместе, в нашу брачную ночь, дорогая. — С этими словами он притянул ее к себе со сладостной, лихорадочной страстью.
К тому времени, как Лис и Мэдди оделись, поели и были готовы начать новый день, было уже почти десять часов. Сидя за столом и приканчивая вторую чашку кофе, Лис окинул взглядом дом, над которым в эти последние недели изрядно потрудилась Мэдди с усердием и любовью. Ее прикосновение чувствовалось везде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48