Она напоминает мне внезапно сраженную прекрасную птицу. Она потеряла кого-то, кого глубоко любила, и ее мечты тоже умерли.
Мэдди ухватилась за эту мысль:
— Да! Она напоминает мне птицу, которой сломали крылья!
Лис обнял ее и поцеловал в макушку.
— А у вас, оказывается, очень нежное сердечко, милая!
— Вы не спросите о ней у Голодного Медведя? — умоляла она. — Может быть, мы чем-нибудь сможем помочь ей?
— Да, я спрошу его. А пока давайте прогуляемся просто вдвоем. Мне нужно поговорить с вами о чем-то важном.
Мэдди зашагала в ногу рядом с ним. Они направились в сторону от поселка. Глубокое счастье переполняло все ее существо. Почти два дня она, насколько возможно, старалась быть занятой, не думать о Лисе и не гадать, каким он вернется. Когда он уходил, то сказал ей, что собирается изгонять своих демонов, и тогда Мэдди почувствовала, что пропасть между ними постепенно сужается. Сейчас Мэдди испытывала робость и нервничала.
— У вас есть новости о моей сестре?
Лис посмотрел на нее в замешательстве и увидел горящие щеки и мерцающие глаза.
— Я намерен сегодня же заняться этим. Я был занят другим, простите. — Он сжал ее руки: — Не возражаете, если сначала мы поговорим обо мне?
Мэдди обнаружила, что они совершенно одни. Отсюда поселок казался крошечным, она и не представляла, как далеко они ушли. По берегу ручья росла пышная трава, они сели на нее и посмотрели друг на друга. Ей показалось, что Лиса окружает некая аура, причиняющая ей боль.
— Это изменит нас? — пробормотала она. Его красивое лицо было серьезным.
— Мэдди, я хочу рассказать вам этот секрет. Вы по-прежнему хотите его знать?
Блестящий пастельный свет возвещал об особенно восхитительном закате. Мэдди лежала рядом с Лисом в высокой траве. Ей было тяжело, сердце болело, глаза распухли от слез.
— Ради Бога, как вы могли так долго скрывать это от меня?
— У меня не было выбора.
— Теперь вы должны рассказать мне все.
Лис был вымотан:
— Я все расскажу!
История заняла целую вечность — провалы в памяти, которые он никогда бы не заполнил без ее помощи, подробности его конфликта на Литтл Бигхорн, пропитанные виной недели, проведенные в Дидвуде, и, наконец, тщательное описание последних часов, проведенных с Голодным Медведем, и очищающее начало новой жизни в прохладном, освещенном звездами ручье.
— Вы как все мужчины! Думаете, что все объяснили мне, бросив кость без капли мяса на ней! — Мэдди снова оживилась. — Не могу передать, какой гнев вызывают у меня мысли о Кастере, заставившем этих людей следовать за ним в поисках славы. Только у вас. Лис, был здравый смысл! Вы сделали правильно, что не подчинились слепо, как овца!
— Да, в этом есть правда — женская правда. — Он криво улыбнулся. — Но солдатам приходится подчиняться. Это их обязанность. Войны никогда не выигрывались бы, если бы каждый солдат ставил под сомнение указания своего офицера. Конечно, в Седьмом Кавалерийском полку были и другие, сдержанно относившиеся к нашей политике, но споры с Кастером ничего бы не изменили.
— Но вы же подняли голос! Вы выразили свои сомнения той ночью на бивуаке Кастера!
— Да, но он не обладал властью Бога над моим будущим. Я ведь объяснил вам, что приехал лишь как советник, а военный чин, который мне присвоили, был чистой формальностью. Я состоял на службе у Гранта, а не у Кастера и не разделял преданности других Седьмому Кавалерийскому полку. Я был с ними только несколько недель до битвы. — Лис приподнялся на локте и посмотрел в глаза Мэдди.
— Остальные солдаты долгое время переносили трудности жизни на Западной границе. Они привыкли смотреть на мир глазами Кастера. Ненормальное стало для них нормальным… но я был слишком свежим человеком, человеком из Вашингтона, слишком долго прожил вне армии и слишком хорошо был знаком с подлинной историей индейцев, чтобы с такой же готовностью встать в строй. — Лис пригладил выжженные солнцем волосы и добавил: — Кастер это понимал. Он знал, что я иначе отношусь к индейскому вопросу, об этом он догадался, когда мы вместе ехали в поезде из Вашингтона. Вот почему он всегда оборонялся, когда бы я ни бросал ему вызов. Знаете, когда я уступил просьбе президента, у меня было чувство, будто я бросился в трясину. Я знал, что встречусь с многими моральными конфликтами, но моя мать возражала, что мне все равно не избежать их, отправлюсь я с Кастером или нет. Она говорила, что я прячу голову в песок, оставаясь в стороне от того безобразия, которое мы творим с индейцами. Ей казалось, что я смогу чем-нибудь им помочь и пролить свет на истину, если воспользуюсь шансом и присоединюсь к Седьмому Кавалерийскому полку. — Взгляд Лиса смягчился при воспоминании о матери. — Энни Сандей — неистовая идеалистка, очень отважная и самоуверенная. Как большинство ее теорий, эта в ее устах звучала безупречно, но чем дальше я отъезжал на Запад, тем менее пригодной она становилась. И в самом деле стыдно, что индейцы не смогли привлечь мою мать на свою сторону, чтобы она подняла свой голос в их пользу там, в Вашингтоне. Никто не осмелился бы нарушить обещание, данное Энни Сандей.
— Разве ее фамилия не Мэттьюз?
— Строго говоря, да… но ей никогда не удавалось жить в тени мужчины. — Лис говорил теплым, любящим голосом.
Мэдди молчала, стараясь привести в порядок все открытия сегодняшнего дня, теперь она поняла, как мало на самом деле она знает о Лисе.
— Я всегда знала, что вы что-то скрываете… Я никогда не могла получить от вас прямой ответ о вашем настоящем вмени, но теперь, слушая, как вы говорите о матери, и складывая по кусочкам то, что вы до сих пор рассказывали о себе… я будто заново знакомлюсь с вами. Вы сейчас даже говорите иначе! Раньше вы говорили иногда как образованный человек, но…
— Я говорю как житель пограничной полосы, мэм, — согласился он. — Не могу ходить кругами и говорить слова вроде «безупречный» или «повестка дня», иначе люди будут просто смеяться надо мной. Каждый примет меня за хлыща, такого, как этот ваш придурковатый дружок из бостонских Скоффилдов!
Мэдди в притворном оскорблении замахнулась на него рукой, но он поймал ее и поцеловал в ладонь.
— Грэхем не был моим дружком! Если он и думал так, то только потому, что это ободряло его, мистер Дэниэл Мэттьюз!
— Для вас, Огненный Цветок, Увидевший Звезды, — смеясь, Лис притянул ее к себе, пока она не свалилась на него, счастливая, что снова попала в ловушку его объятий.
— О Мэдди, я так долго боялся, — он целовал ее снова и снова. — Одни секреты рождали новые секреты, пока я не почувствовал себя чужим даже самому себе. Обманщиком.
— А сейчас?
Лис широко улыбнулся.
— Как будто меня выпустили из тюрьмы. Раньше я этого не понимал, но мне нужно было поехать сюда и побыть вместе с народом лакота, с теми, кто убил Кастера и всех его солдат, чтобы наконец поставить все на свои места.
Шелковистые волосы Мэдди струились вниз, как завеса над их головами. Лис нежно ласкал ее лицо и алебастровую шею.
— Я чувствую, что с меня свалились тысячи фунтов… Впереди у меня свет, а не темнота. Я могу снова жить в мире с самим собой.
Слезы навернулись на глаза Мэдди.
— О Лис… Теперь, если мы найдем Улыбку Солнца, все будет прекрасно!
— Вы говорите, как моя матушка, связывая концы в хорошенький узелок. Я согласен с вами в одном: мы многое узнали о себе за эти несколько дней в Бир Батте. — Он вздохнул: — Я знаю, что линия, разделяющая людей, не так отчетлива. Я не могу считать себя полностью белым, прокладывая путь на Запад с остальными людьми моей расы, но и не могу отвернуться от своего прошлого и жить как индеец.
— Мы все поставим на свои места, вернувшись в Дидвуд, — твердо ответила она. — Первое, что вы должны сделать, — это стать самим собой.
Мэдди прижалась к нему, целуя его ухо, так что Лис не сразу понял, что она сказала. Когда до него дошло, он перевернул ее и посмотрел на нее сверху. Видя ее лицо, милое от усыпавших его веснушек, прекрасные зеленые глаза, он снова был поражен силой, притягивающей его к ней, своей потребностью в ней — во всем в ней. Это было очаровывающее и настойчивое чувство. Усилием воли он заставил себя заговорить:
— Я просто хочу сказать вам одну вещь, Ваше Безумство, теперь, прежде чем я утону в ваших глазах… Я не могу быть Дэниэлом Мэттьюзом, когда мы вернемся в Дидвуд. Может быть, я буду опять чувствовать себя отважным, но я не глуп. То, что я доверился Голодному Медведю и вам, еще не значит, что эта тайна предназначена для всеобщего разглашения, милая. Мы не можем никому больше говорить об этом.
Мэдди смутилась:
— Что? Почему?
Лис поперхнулся ироническим смехом.
— Вы забыли, каково мнение об убийстве, как они это называют, на Литтл Бигхорн? Если я сам порицаю себя за то, что уехал из полка, прежде чем он встретил свою судьбу, то что же обо мне подумают люди? Я буду парией и в Дидвуде, и в любом другом месте до конца жизни! — Лис помрачнел, и настроение сразу же упало у обоих. — Я буду пользоваться дурной славой как единственный выживший в бесславном, кровавом убийстве!
— Но, Лис, — в ужасе возразила Мэдди, — если все, кто был с Кастером, погибли, как люди узнают, что вы были на Литтл Бигхорне? Многие в Дидвуде вообще ничего не знают. Никто ничего не заподозрит, если вы вернете себе полное имя и станете более открытым и респектабельным, если, — она восхитительно покраснела, — если будет очевидно, что вы влюблены!
— А. — Он глубокомысленно кивнул. — Понятно. Освободите меня от еще одного из ваших женских планов касательно моего будущего. Как вам хочется облагородить меня и поверить, что настоящая любовь и брак внезапно сотрут из моей памяти события того дня!
— Я не говорила о браке, — горячо запротестовала она. — Позвольте мне встать!
Лис помог ей подняться я одарил ее непреклонным взглядом:
— А вам и не надо было говорить. Но это не выход. Вы забыли, Мэдди, что Седьмой Кавалерийский полк был разделен в тот день на три отдельных батальона, буквально за несколько минут до того, как я переехал через Холм. Погибли все люди Кастера, но большинство остальных остались живы. Все склонны забыть о батальонах Рено и Бентина, потому что они сражались на другой стороне Холма. — Он утомленно потер глаза. — А я не могу!
Сердце Мэдди сжало, как в тисках.
— Вы хотите сказать… что кто-то из солдат мог видеть, как вы уезжаете перед битвой? И кто-то может указать на вас пальцем, если узнает вас в Дидвуде?
— Только Кастер и я знали о том, что произошло на самом деле: что я покинул полк по его приказу. Но Кастера нет, чтобы подтвердить это. Остальные не знают, что было сказано, и нетрудно догадаться, что они подумали, увидев, что я уезжаю от них в направлении, противоположном лагерю. Если один из них встретит меня в Дидвуде, шансов у меня нет. Я буду удобным козлом отпущения.
Ее расстройство растаяло, уступая место любви и отчаянию. Мэдди подтянула юбку из оленьей кожи и забралась к нему на колени.
— О Лис, почему жизнь такая трудная?
— Будь я проклят, если знаю. — Он наклонил голову и поцеловал ее шею. — К счастью для нас, есть в ней и развлечения…
Глава 21

10 августа 1876 года
— Вы должны попробовать васяа, которую приготовила Убегающая, — проговорил Голодный Медведь. Он развернул драную шкуру, и все увидели хаш, считающийся у лакота деликатесом. — Она здорово потрудилась, чтобы украсить наше празднество в честь твоего сна и нового имени, но потом оробела и спрятала это. Она боялась, что ее васна хуже, чем у других женщин. — Голодный Медведь пожал плечами и прошептал: — Я не знаю, Увидевший Звезды, но, по-моему, Убегающая в чем-то права. Она не так хорошо готовит, как моя жена. Маленькая Голубка. Мне не нравится жизнь в агентстве, но мне не хватает моей семьи. Надеюсь опасности пройдут, и она не побоится вернуться ко мне.
Голодный Медведь наблюдал, как Лис, зевая, пробовал хаш.
— Я слишком много говорю. И возбужден. В последние дни я мало спал.
Лис согласно кивнул. Он едва мог проглотить хаш Убегающей, и надеялся, что друг не станет настаивать, чтобы он поел еще.
— Я тоже устал, но танцы и праздник вчерашней ночью оставили во мне много теплых воспоминаний. Я благодарен людям за то, что они устроили мне такое прекрасное чествование.
— Огненный Цветок была очень хороша в своей новой одежде, — заметил Голодный Медведь. — Ей понравилось?
— Очень… — Лис замолчал, наблюдая, как его друг пробует хаш, и ждал его реакции.
— Гмм… — Голодный Медведь медленно жевал, кивал, жевал, кивал, затем наморщил лоб, поджал губы и наконец выкрикнул: — Тьфу! Пропасть! — Он выплюнул кусочек на ладонь, укоризненно посмотрел на него и перевел удивленный взгляд на Лиса: — Как ты мог проглотить эту… эту дрянь? Я всегда считал тебя человеком со вкусом, но…
— Ну хоть теперь замолчи, — оскорбление возразил Лис. — Я чувствовал то же, что и ты, старый друг, но не хотел обижать тебя намеком, что Убегающая не умеет готовить!
— Почему? — мягко спросил Голодный Медведь. — Она же мне не жена!
Засмеявшись, Лис откинулся на шкуры буйволов и посмотрел через дымовое отверстие на кусочек голубого неба.
— Ах! Иногда я думаю, что смог бы остаться здесь навсегда! Это прекрасный сон!
— Вы, белые, всегда хотите стать индейцами, увидев, как хорошо мы живем. Ты из тех, кого люди могли бы принять, и я бы хотел, чтобы ты остался, но знаю, что это не то, чего тебе действительно хочется. Ты хочешь сложить вместе все кусочки своей жизни. Разве не так? — Голодный Медведь воспользовался палочкой из пера птицы, чтобы почистить свою трубку. — Если сказать все, что я думаю, то скажу: я чувствую, ты хочешь покинуть нас и вернуться в город, который называешь Дидвудом.
— Да. — Лис следил за струйкой ароматного дыма, скрывающей лицо Голодного Медведя.
Какой-то момент прошел в молчании, потом воин-лако-та протянул трубку другу.
— Ты заметил девушку в трауре? Печальное зрелище. Ее одежда изорвана, она резала себе руки и ноги, втирала пепел в раны, не мыла и не расчесывала волосы. — Он покачал головой. — Когда-то она была самой красивой девушкой во всей группе лакота из Тетона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48