Мэгги попробовала мне это однажды объяснить, но я ничего не понял.
Робин снова помолчал, отыскивая самые убедительные слова.
— Мое чувство к Мэгги было ограничено определенными пределами. Тебя, Макси, я люблю беспредельно. — Он так сильно сжал край стола, что суставы его пальцев побелели. — В то утро, когда мы уехали из Ракстона, ты, кажется, призналась, что любить меня. Или мне это померещилось?
Душу Макси словно озарил солнечный свет. — Господи, Робин, ну, конечно, я люблю тебя, — прошептала она. — Все эти разговоры о том, какие мм разные, о том, что я не смогу жить в Англии, были лишь уловкой. Я просто боялась, что слишком тебя люблю, а ты меня — нет.
Макси встала и протянула к Робину руки. Куртка упала с ее плеч на пол. Робин шагнул вперед и заключил ее в объятия.
Их тела с самого начала знали, что предназначены друг для друга. Теперь у Макси не оставалось сомнений — только желание.
Они лежали на персидском ковре, и вдруг Робин отстранился от нее.
— Черт! — воскликнул он. — Я опять забыл. — Тяжело дыша, он положил лоб на ее голую грудь. — Я все время забываю, что ты не хочешь заниматься любовью в этом доме. Прости меня. — И с усмешкой добавил:
— Жаль, что в саду слишком сыро и холодно.
Он хотел подняться, но Макси обвила его руками за шею.
— Не надо благородных жестов, Робин. Раз ты меня любишь, меня нисколько не заботит, что мы в доме Мэгги.
Лицо Робина посветлело.
— Я очень, очень рад это слышать.
Он опять склонился к ее груди. Его рот, его руки, его пьянящая близость разжигали в Макси ответную страсть. Точнее, это была не только страсть, но и нежность, и взаимопонимание, и ликование, сплавленные в огромное чувство, намного превосходящее простую сумму всех слагаемых.
На этот раз она не дарила, а он не принимал утешение — они делились друг с другом своей самой сокровенной сутью. Макси казалось, что ее уносит вверх взлет его духа, в котором были и темные стороны, но они не причиняли боли, тогда как нити, сотканные из солнечного света, обвивали ее радостью и теплом. Макси и Робин слились в единое целое.
Позже, когда она лежала на нем в сладостной истоме, а ее волосы рассыпались по его груди, Робин нежно отвел их в сторону, чтобы увидеть ее лицо.
— Милая, тебе не кажется, что нам надо привыкать заниматься этим в постели? Каменные жертвенники и персидские ковры сами по себе не так уж плохи, но все-таки в постели удобнее.
Макси потянулась и сказала:
— Не знаю, мне очень удобно. Робин улыбнулся.
— Из тебя получается превосходное одеяло. Макси положила руки ему на грудь и оперлась о них подбородком.
— Это, конечно, ужасно — чувствовать себя в детстве чужим и никому не нужным, — задумчиво, сказала она. — но, похоже, из таких детей часто вырастают интересные люди.
— Да, я тоже это заметил, — отозвался Робин, нежно гладя ее по спине. — И потом необязательно же оставаться никому не нужным до конца своих дней. Макси улыбнулась.
— Мы с тобой очень нужны друг другу.
Они немного помолчали, потом Робин спросил:
— Ты уверена, что тебе не претит заниматься любовью в этом доме?
— Совершенно уверена, — лениво ответила Макси. Робин сцепил руки у нее за спиной и перекатился так, чтобы оказаться наверху. Ее черные, как смоль, волосы, переплетаясь с бордовым рисунком ковра, окаймляли экзотически прекрасное лицо.
— В таком случае, моя радость, — тихо сказал Робин, — давай повторим.
ЭПИЛОГ
В день свадьбы выдалась превосходная погода, а сад Ракстона словно был создан для праздничной церемонии. Гостей пригласили немного, и большинство их присутствовали на том, первом для Макси званом обеде в Лондоне. Люди, которых она там встретила, стали ее лучшими друзьями.
Джайлс был дружкой Робина, а Дездемона — Макси. Через две недели, когда они будут венчаться, Робин и Макси ответят им услугой за услугу.
Когда свадебный обед подходил к концу и все тосты уже были произнесены, Робин тихо сказал Макси:
— Может быть, пройдемся по саду? Как-нибудь гости обойдутся без нас несколько минут.
— С удовольствием!
Взявшись за руки, они пошли по цветущему, благоухающему саду. Прошло всего несколько недель, а Ракстон уже стал для Макси родным домом.
Цветники кончились, и они вступили под кроны деревьев.
— Я тебе говорил, как мне нравится твое платье? — спросил Робин. — Я такого ни разу не видел, но оно тебе необыкновенно идет.
Макси с удовольствием посмотрела на свое расшитое бисером платье с бахромой внизу. Это платье ей подарила на свадьбу Марго.
— Оно стилизовано под наряд невесты у могавков. Я нарисовала эскиз, а Марго нашла портниху, которая согласилась попробовать это сшить, только у нее не было крашеных иголок дикобраза.
Через листву пробивались лучи солнца, кругом порхали птицы, воздух звенел от их пения. Кивнув на них, Макси сказала:
— Посмотри, сколько птиц слетелось к нам на свадьбу, Робин.
Тот загадочно ухмыльнулся. Макси насторожилась и присмотрелась к траве вдоль тропинки.
— Послушайте, лорд Роберт, уж не приказали ли вы садовнику насыпать вдоль тропинки семян, чтобы привлечь птиц?
Робин рассмеялся, видимо, нисколько не раскаиваясь в содеянном.
— А что плохого в том, что на нашей свадьбе будет немного волшебства? Когда я впервые увидел тебя в Вулверхемптоне возле «ведьминого кольца», я вспомнил Титанию, королеву фей.
Макси тоже засмеялась.
— А я приняла тебя за Оберона. У нас одинаково работает воображение.
— И многое другое тоже. — Робин замялся. — Наверное, не следует тебя об этом спрашивать, но, когда ты сейчас думаешь о будущем, что тебе представляется?
— Много счастливых лет вместе с тобой.
Он поднес к губам ее руки и поцеловал сначала одну, потом другую.
— Это я и надеялся услышать.
Дорожка привела их на поляну, где Макси до этого не бывала. В центре поляны было такое же «ведьмино кольцо», как и в Вулверхемптоне. Увидев его, Макси остановилась, чувствуя, что ее заливает волна счастья.
Робин обнял ее, нежно поцеловал и прошептал:
— А теперь, Канавиоста, поучи меня еще раз, как надо слушать ветер.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47