Как быстро люди склонны предавать все забвению! Ты не раз писал мне, что не можешь преодолеть творческий кризис, и так как за последние полгода я не получил от тебя ни единой весточки, то могу только заключить, что ты все еще в его власти.
Дик, это еще не конец света. Мы оба можем выручить большие деньги от публикации нового бестселлера Ричарда Стэнтона. На прошлой неделе я обедал с Кайлом Кембриджем. Ему очень нужна работа, и он в любую минуту готов засесть за очередной роман Стэнтона. Только дай мне знать, что ты согласен, и мы немедленно возьмемся за дело…
– Проклятие! – Дик ударил по парапету балкона с такой силой, что на какое-то мгновение ему показалось, что он сломал руку.
Потирая ушибленную ладонь, он вернулся в комнату, вынул из холодильника банку с тоником и снова рухнул в кресло перед письменным столом. Долго сидел так, угрюмо уставившись на пишущую машинку. Дик чуть было не поддался искушению швырнуть ее через перила балкона в плавательный бассейн внизу. Что еще, черт побери, ему оставалось делать? Похоже, сам он как писатель больше ни на что не годится.
Кайл Кембридж был автором-невидимкой, и к тому же очень хорошим. Когда Дик в процессе работы над «Ликами судьбы» попал в творческий кризис (сам роман тогда был готов лишь на треть) и оказался не в состоянии закончить книгу, издатель в конце концов уговорил его прибегнуть к услугам подставного лица.
– Черт побери, Дик, в этом нет ничего постыдного! – сказал он ему однажды по телефону. – Другие писатели сталкиваются с той же самой проблемой, и многие из них прибегают к помощи авторов-невидимок. Ты бы искренне удивился, если бы я назвал тебе имя одного писателя, чьи книги постоянно фигурируют в списке бестселлеров, и тем не менее почти всё за него теперь пишут другие. Он собирался удалиться от дел, но его издатель не захотел лишиться такого выгодного источника дохода.
Но Дик упирался в течение четырех месяцев – месяцев, показавшихся ему одной сплошной мукой. Он пытался писать, напивался каждый вечер до потери сознания и постоянно вступал в пререкания со своим тогдашним партнером Кеном, но в конечном итоге был вынужден сдаться и позволил Кембриджу завершить книгу за него. Подставной автор отлично справился со своей работой, роман «Лики судьбы» вошел во все списки бестселлеров, однако Дик чувствовал себя тогда смешанным с грязью, и то же самое ощущение охватывало его и по сей день, стоило ему только подумать об этом.
Он твердо решил, что либо напишет следующую книгу сам, либо никогда больше не подойдет к пишущей машинке. Но в одном его издатель прав – деньги ему нужны, высокая стоимость жизни и приобретение квартиры в Оазисе существенно истощили его финансы. Он не может позволить себе останавливаться на достигнутом.
Что-то проворчав себе под нос, Дик повернулся в кресле к телефонному аппарату и набрал номер.
После четырех гудков женский голос ответил:
– Алло?
– Синди? Это Дик Стэнтон.
Последовала короткая пауза. Он уже начал задаваться вопросом, помнит ли она его вообще, но тут Синди заговорила:
– А, привет, Дик! Как ваши дела?
– Отлично, Синди. Надеюсь, я вам не помешал?
– Вообще-то я работаю над заметкой для следующего номера, но буду только рада небольшому перерыву. А что, собственно, случилось?
– Я только хотел вас спросить… Не найдется ли у вас в ближайшее время свободный вечер, чтобы пообедать со мной?
Еще одна короткая пауза.
– Что ж, отличная мысль. Но нам придется отложить встречу до следующей недели. Сначала мне нужно закончить эту проклятую заметку, и, кроме того, я должна подготовить большой материал для редакционной статьи.
Сердце Дика забилось учащенно.
– Значит, на следующей неделе? Как насчет вторника? Ночных заведений в Оазисе не так много, но все же есть одна приличная дискотека. Если хотите, можем пойти туда после обеда.
На этот раз она не колебалась.
– Думаю, меня это устроит, Дик. Увидимся во вторник, часов в семь. – Судя по голосу, Синди была довольна такой перспективой.
Дик повесил трубку с глуповатой усмешкой на губах. Но усмешка быстро исчезла с его лица. Сможет ли он правильно держать себя при встрече? Прошло уже много лет с тех пор, как он в последний раз ухаживал за женщиной.
Он открыл ящик письменного стола, вынул блокнот и аккуратным мелким почерком начал записывать:
Синди Ходжез. Красивая женщина. Великолепно одевается, умеет себя подать и держится с непревзойденным изяществом. Производит впечатление недотроги, так что придется вести себя осмотрительно и не слишком торопить события. Кроме того, она остроумна, обаятельна. Интересная собеседница. Ее обаяние то проявляется, то снова исчезает по ее желанию. Подозреваю, что она может стать опасной противницей. В ее облике присутствует некий налет агрессивности. Но это даже к лучшему. Моему собственному характеру как раз недостает агрессивности, и, возможно, некоторые ее черты передадутся мне.
Синди Ходжез тоже улыбалась, повесив трубку телефона, но ее улыбка была несколько озадаченной. Она зажгла сигарету и откинулась на спинку кресла, недоумевая, что именно заставило ее согласиться на предложение Дика Стэнтона.
Еще с первой встречи она знала, что Дик гомосексуалист, но как раз это ее не смущало. Синди нравилось общество «голубых» – с ними она чувствовала себя в полной безопасности, и за редким исключением они оказывались довольно приятной компанией.
Как только Синди пришла к заключению, что Оазис, и в особенности Клиника, могут стать богатейшим источником материала для ее колонки и отдельных крупных статей в «Инсайдере», она приняла решение делить свое время между Беверли-Хиллз и этим небольшим городком посреди пустыни. Ее заработка вполне хватало на содержание обоих домов, поскольку по большей части ее расходы в Оазисе оказывались так или иначе свободными от налогообложения.
Но выяснилось одно обстоятельство, которое она не приняла в расчет. Жизнь в Оазисе казалась такой скучной! Здесь не было и следа того блеска, к которому она привыкла в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Синди быстро поняла, что те три месяца в году, которые она посчитала необходимым проводить здесь, могут стать для нее добровольной тюрьмой. В Оазисе было не слишком много интересных мужчин, поскольку жили здесь в основном люди, уже ушедшие на покой. Большинство были женаты, а остальные выглядели настолько дряхлыми, что, наверное, с трудом могли подняться по утрам с кровати.
Единственными свободными мужчинами, которые попадались ей на глаза, были шоферы грузовиков и строительные рабочие. Грязные проходимцы, их главные интересы в жизни сводились к футболу, пиву и интрижкам с женщинами – любыми, какие только подвернутся под руку, причем, как правило, именно в таком порядке.
Энергично встряхнув головой, Синди вернулась к работе. На этой неделе у нее возникли проблемы с содержанием колонки. Никаких свежих новостей о знаменитостях из Клиники не поступало. У нее имелся там свой осведомитель, которому она платила по пятьдесят долларов за любые полезные сведения, однако после Лейси Хьюстон и Билли Рипера среди поступивших в Клинику или выписавшихся оттуда не оказалось никого из тех, кто мог бы представлять для нее интерес. По данным ее источника, вскоре после прибытия Лейси Хьюстон там появился еще один пациент, мужчина, однако его появление было окружено завесой секретности, и пока что его личность установить не удалось. Синди обладала безошибочным чутьем на разного рода скандалы, и оно подсказывало ей, что этот таинственный пациент, судя по всему, – лицо значительное. Если в самом скором времени она не получит новых сообщений от своего осведомителя, придется заняться этим делом самой.
Синди пролистала свои заметки. У нее были источники информации на обоих побережьях, однако ни один из них не предоставил ей на этой неделе сколько-нибудь пикантной новости. На глаза попалась запись в блокноте о поступлении в Клинику Тодда Ремингтона. Какое-то время Синди размышляла над ней, но потом решила не давать ей хода. Кому интересно знать, что актер вроде Ремингтона, чьи лучшие годы были давно позади, вынужден пройти курс лечения от алкоголизма? Вероятно, большинство ее читателей даже не вспомнят это имя.
Ей придется ограничиться несколькими слухами, особо оговорив, что они поступили из непроверенного источника. Использование подобных слухов всегда чревато судебным иском за клевету, однако именно такого рода судебные преследования весьма способствовали процветанию «Инсайдера». Владелец газеты полагал, что дополнительное число подписчиков, которых привлекали пикантные подробности подобных процессов, более чем окупало расходы на адвокатов, защищавших бульварный листок в суде.
Отто Ченнинг ворвался в кабинет начальника полиции без стука. Дарнелл, поглощенный бумажной работой, в досаде поднял на него глаза.
– Отто, неужели твоя матушка не говорила тебе, что, прежде чем войти в дверь, нужно постучать? Или ты не видишь, что я занят?
– Я займу всего лишь несколько минут твоего драгоценного времени, Тед, – отозвался Ченнинг с едким сарказмом в голосе. Не дожидаясь приглашения, он опустился на стул.
Вздохнув, Дарнелл откинулся на спинку своего кресла.
– Ладно, Отто. Что тебе от меня нужно?
– Думаю, ты и сам это отлично знаешь. Прошло уже много времени, а я все еще не имею от тебя никаких сведений насчет Зои Тремэйн. Ты уже должен был получить ответ на запрос по поводу отпечатков пальцев.
– Ответа пока еще нет, – беззастенчиво солгал Дарнелл и подавил вздох. Теперь он обречен. Начальник полиции и сам не понимал, что побудило его вступиться за Зою Тремэйн, однако дело обстояло именно так. – Я не звонил потому, что мне пока нечего тебе сообщить.
– Проклятие! – Ченнинг ударил себя кулаком по бедру. – Я готов был биться об заклад, что об этой особе сохранились данные в полицейских архивах.
Дарнелл невозмутимо положил руки на стол.
– Что ж, выходит, ты проиграл пари, Отто.
– Да, по-видимому, – кивнул Ченнинг. Какое-то мгновение он угрюмо смотрел на свои сложенные на коленях руки, затем вдруг оживился: – Ну, тогда нам придется действовать по-другому. Пусти в ход тот метод, который я уже предлагал тебе раньше.
– Ах, оставь, Отто! Я не могу арестовать кого бы то ни было за один-единственный плевок на тротуар. Такое можно видеть только в фильмах о не в меру ретивых шерифах.
– Нет, можешь, и ты сделаешь это. Ты же начальник полиции! Сфабрикуй обвинение, если все остальное окажется бесполезным. И не прекращай слежку за моей дочерью.
Дарнелл смотрел на Ченнинга с отвращением. Ему все это было не по вкусу.
– Итак, Тед? – произнес Ченнинг с вызовом. – Неужели мне нужно напоминать тебе о том, что поставлено на карту? Если оппозиция будет нарастать и поднимется шум на всю страну, это отпугнет людей как от Клиники, так и от самого Оазиса. А пресса проглотит все это с потрохами. Газетчики – те же стервятники, слетающиеся на запах падали, и положительные стороны вопроса их нисколько не волнуют. И кроме того, как я уже говорил, речь идет не только о судьбе Клиники. Если им удастся добиться своего, это притормозит дальнейшее развитие Оазиса. Инициатива по ограничению роста города уже заставила многих подрядчиков отступиться. А это неизбежно отразится на наших карманах.
Дарнелл отвел взгляд в сторону. Алчность – вот что двигало людьми вроде Ченнинга, мэра Уошберна и… да, и его тоже. И хуже всего то, что он не испытывал особой нужды в деньгах. У него нет семьи, и ему не на кого их тратить, кроме самого себя. Однако начальник полиции был прочно связан с Ченнингом и Уошберном. Не деньги, а власть – вот к чему он стремился. Но для того чтобы добиться этой власти, ему пришлось стать их сообщником. Теперь же они напоминали зловещих сиамских близнецов с тремя головами.
– Если я арестую их по пустячному обвинению, – заметил Дарнелл, – то они будут отпущены на поруки, прежде чем за ними захлопнется дверь тюремной камеры.
– Мне на это ровным счетом наплевать. – Ченнинг сопроводил свои слова выразительным жестом. – Я хочу, чтобы им не давали покоя. Каждый раз, когда Тремэйн, Сьюзен или кто-нибудь еще из их шайки посмеют открыть рот, наседай на них. Если так будет повторяться всегда, рано или поздно они отступятся. Я-то знаю эту породу людей.
«Вот уж не думаю, что ты знаешь Зою Тремэйн или даже свою собственную дочь», – подумал Дарнелл.
– Хорошо, Отто, пусть будет по-твоему, – отозвался он устало.
День близился к вечеру, и Зоя сидела в прохладной тени атриума с сигарой и стаканом коктейля. Мадам примостилась на столе и клевала семечки подсолнуха прямо из рук хозяйки. Это время суток Зоя любила больше всего. Хотя было довольно жарко, невыносимый зной от раскалившейся за день пустыни несколько спал. Зое нравилась жара, и это стало одной из причин, побудивших ее поселиться в Оазисе. В более холодном климате она всегда страдала от озноба, который словно пробирал ее до самых костей. Очевидно, многие пожилые люди испытывали то же самое, и поэтому так называемый Солнечный пояс пользовался огромной популярностью среди пенсионеров.
Зоя зашевелилась в кресле, что-то проворчав себе под нос. Ее всегда раздражали рассуждения о бренности всего живого. С самого рождения она отличалась превосходным здоровьем, и доктора уверяли ее, что для своего возраста она находится в прекрасной форме. Однако вся суть заключалась именно в слове «возраст», и порой Зоя боялась засыпать вечером – вдруг утром она не сможет проснуться. Не то чтобы она испытывала страх перед смертью, вовсе нет! Просто ей нравилось получать удовольствие от жизни, в особенности с тех пор, как она переехала в Оазис. Кто знает, чего она может лишиться, если умрет этой ночью?
Зоя отнюдь не была пессимисткой; она не считала, что в старые времена жизнь была лучше, чем теперь. Даже несмотря на пугающие заголовки в утренних газетах, она не верила, что все вокруг вот-вот полетит в тартарары. Как бы много ни было на свете зла, каким бы слабым и порочным ни казался в целом род людской, Зоя все же придерживалась убеждения, что с момента ее рождения мир заметно изменился к лучшему и что прогресс невозможно остановить, даже если на каждый шаг вперед, сделанный цивилизацией, приходилось по два шага назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47