– А ты кто такой, парень?
– Я – доктор Брекинридж, мистер Ремингтон, – произнес чуть слышно Ноа. – Из Клиники.
Актер чуть не рухнул на пол.
– Дьявольщина! Я ведь, кажется, должен быть там?
– Совершенно верно. А теперь пойдемте со мной, я сам вас туда провожу.
Ремингтон последовал за Ноа без возражений. У входной двери он наклонился, чтобы взять небольшую дорожную сумку, и непременно свалился бы лицом вниз, если бы Ноа его не поддержал.
Оказавшись в автомобиле Брекинриджа, актер несколько минут сидел неподвижно, хмуро уставившись в ветровое стекло. Затем спросил:
– Я свалял дурака, да?
– Пожалуй, можно сказать и так. Прежде всего как вы вообще оказались на этом приеме?
– О, меня туда заманили. Синди Ходжез подвезла меня на своей машине и пригласила отправиться на прием вместе с ней. Я согласился, в надежде, что смогу наткнуться там на продюсера, который захочет предложить мне роль, пусть не главную. Дьявольщина, ведь я всегда мечтал встретиться с каким-нибудь продюсером, и судя по всему, тот парень, которого я ударил, был одним из них. Когда я позволяю себе перебрать, мне как будто шлея под хвост попадает, и в конце концов я обязательно затеваю с кем-то ссору. Доктор… – Он неожиданно ухватился за руку Ноа, отчего машина вильнула в сторону. – Вы и впрямь думаете, будто в силах мне помочь?
Ноа высвободил руку.
– Мы можем только попытаться. Но нам случалось помогать людям и в более тяжелых случаях, чем ваш, если только это послужит вам утешением.
– Не могу себе представить, чтобы кто-то попадал к вам в худшем состоянии, чем я, – мрачно заметил Рем и погрузился в молчание. Примерно в квартале от Клиники он вдруг воскликнул:
– Эй, я ее вспомнил! Я так и знал, что где-то встречал ее раньше.
– Кого вы вспомнили? – без особого интереса осведомился Ноа.
– Ту самую женщину, у которой мы были в гостях. Ее имя Мэй Фремонт. Я не видел Мэй лет восемнадцать, а может быть, и все двадцать.
Глава 5
Мэр Уошберн, с зажженной сигарой в одной руке и рюмкой вина в другой, приблизился к Зое.
– Вам следовало бы благодарить судьбу, мисс Тремэйн, за то, что доктор Брекинридж оказался рядом. Он предотвратил довольно неприятную сцену у вас в доме. А вы еще так враждебно настроены к Клинике!
Зоя пожала плечами:
– Разумеется, я признательна ему за помощь, но это ни в коей мере не повлияет на мое отношение к Клинике.
Мэр покачал головой:
– Вы – странное создание. Мне никогда не удавалось понять вас до конца.
– Я ведь женщина, – отозвалась она с легкой улыбкой. – Считается, что мужчины не в состоянии постичь женскую душу.
– Я вовсе не это хотел сказать, – проговорил мэр раздраженно, размахивая сигарой. – И вы это знаете.
– Вот как? Тогда что же вы имели в виду? – осведомилась она с искренним, казалось, недоумением.
– Ваше враждебное отношение к Клинике. И вашу инициативу по ограничению роста города, будь она неладна. Если бы вы и эти недоумки, ваши сторонники, настояли на своем, Оазис снова вернулся бы в глубину темных веков. Клиника – самая большая удача, которая когда-либо выпадала на нашу долю. Благодаря ей наш город стал не просто точкой на карте. У Оазиса большие перспективы – теперь мы широко известны.
– О да, тут я с вами вполне согласна. Мы и в самом деле стали знаменитыми. Стоит только упомянуть Оазис, как тут же приходят на ум алкоголизм и наркомания.
– И что в этом плохого?
– По-моему, тут есть много негативных сторон.
– Клиника предоставляет людям необходимую им помощь.
– Я бы предпочла, чтобы она предоставляла их где-нибудь в другом месте. – Обычно Зое доставляли удовольствие такого рода словесные дуэли с мэром Уошберном, но сегодня интерес начисто отсутствовал. Лицо Тодда Ремингтона постоянно маячило перед ее глазами, подобно грозной тени. – Что же касается причин моего противодействия Клинике, то я уже не раз высказывалась на этот счет на публичных митингах. То же самое относится и к инициативе нашей группы по ограничению роста Оазиса. Мы не хотим, чтобы наш маленький уютный городок превратился в шумный мегаполис. И я уверена, что избиратели на предстоящих в ноябре выборах поддержат нас. Мэр Уошберн, я выбрала Оазис, чтобы провести здесь свои так называемые золотые годы в тишине и покое. А теперь взгляните вокруг! Тут ничем не лучше, чем в Палм-Спрингс, а то и хуже.
– И чем вам так не нравится Палм-Спрингс? Туда съезжаются крупные финансовые воротилы. Была бы на то моя воля, мы бы оставили Палм-Спрингс далеко позади, – не упустил мэр случая прихвастнуть.
– Была бы на то моя воля, вы бы никогда не настояли на своем.
Тут к ним подошел Отто Ченнинг, держа в руках тарелку с закусками.
– Чарльз, если вы хотите перекусить, советую не медлить, не то вам ничего не достанется.
Уошберн проворчал что-то в ответ, затем приоткрыл было рот, желая еще что-то сказать Зое, но тут же передумал и удалился.
– Благодарю вас, Отто, – с облегчением вздохнула Зоя.
На его лице появилась обаятельная улыбка.
– Кажется, Чарльз сегодня куда многословнее, чем обычно?
– Не совсем так, однако в большей степени, чем я сейчас в силах выдержать.
– Чарльз изводит всех своим вечным брюзжанием.
– Разве в таком тоне говорят о приятелях?
– Приятелях? – Ченнинг приподнял брови. – В последнее время мне не часто приходилось слышать это слово. Обычно его используют применительно к политикам и сотоварищам по камере.
– Тогда, пожалуй, я выразилась достаточно точно. Как вам кажется?
Лишь на одно мгновение во взгляде Ченнинга мелькнул гнев. С вежливой улыбкой он пожал плечами:
– Не каждый может выбирать себе партнеров по собственному желанию, Зоя.
В его манерах присутствовал некий налет доверительности, словно он хотел поделиться секретами со старым другом. Зоя внутренне насторожилась, в который раз напомнив себе, что ей следует видеть в Отто Ченнинге врага. Он мог казаться таким чертовски милым и так умел расположить к себе собеседника, что порой она невольно забывала, каким порочным и безжалостным человеком он был на самом деле. Они стали антагонистами еще задолго до того, как Зоя познакомилась со Сьюзен, но Зоя никогда не питала неприязни к нему лично, а лишь к тому, что он олицетворял в ее глазах. Когда Сьюзен поведала ей о том, как он обошелся с ее матерью, Зоя поначалу отнеслась с недоверием к большей части ее рассказа. Однако, узнав девушку поближе, она убедилась, что в Сьюзен нет и грамма притворства, и стала относиться к Ченнингу более осторожно. Да, в его характере слишком отчетливо проступали черты жестокости, даже садизма, а также явная склонность пренебрегать чувствами других людей. Ей стало ясно, что у Отто отсутствуют какие бы то ни было понятия о морали и он смотрит на все лишь с точки зрения собственной выгоды.
На пороге банкетного зала Зоя заметила Сьюзен. Девушка на минуту выглянула оттуда, но, увидев отца, развернулась и снова скрылась в доме.
Ченнинг тоже заметил ее.
– Моя дочь в течение всего вечера избегала меня, словно зачумленного, – произнес он с притворной грустью.
– Насколько я понимаю, у нее есть на то причины.
– Что она вам успела наговорить? Надо полагать, речь шла о ее матери. Она винит меня в ее смерти и даже не пытается этого скрывать.
– И судя по всему, не без оснований.
– Девочка преувеличивает. – Ченнинг пожал плечами, нимало не смутившись. – Моя покойная жена была безнадежной алкоголичкой, Зоя. Я делал для нее все, что было в моих силах, однако это не принесло пользы. Я даже пытался поместить ее в какую-нибудь специальную клинику вроде той, которую вы так ненавидите. Но она отказалась, хотя там ей могли бы помочь.
– Если верить Сьюзен, все обстояло совсем иначе. Она утверждает, будто вы вовсе не хотели, чтобы ваша жена обратилась за помощью к врачам. Если бы стал достоянием гласности факт, что она страдает алкоголизмом, для человека в вашем положении это было бы позором.
Он так и застыл на месте, на щеках выступили багровые пятна, и Зоя поняла, что ее выпад попал в цель.
– Это ложь, черт побери! – тихим, дрожащим от ярости голосом произнес Ченнинг. – Я не потерплю, чтобы меня выставляли перед людьми каким-то чудовищем!
– Вот как? – отозвалась Зоя.
Он сердито взглянул на нее:
– Тед Дарнелл предупреждал, что с моей стороны глупо являться сюда. Вы просто вздорная старуха, Зоя Тремэйн, – беспокойная особа, которая любит совать свой нос в чужие дела. И всегда такой останетесь. Вам нравится раздувать конфликты, и порой мне даже кажется, что вы процветаете благодаря этому. Мне однажды довелось видеть, как мальчишки забавы ради совали палку в нору со скорпионами, чтобы те с испугу перекусали друг друга до смерти. Так и вы. И это в ваши-то годы!
– Вероятно, в вашем сравнении есть доля истины, Отто, – ответила она холодно. – Но если даже и так, вам-то что до этого?
Набрав в грудь воздуха, он нашел в себе силы промолчать и удалился; каблуки его башмаков отстукивали по плитам пола гневный ритм.
Зоя смотрела ему вслед, внезапно почувствовав уныние. Да, скорее всего он прав. Неужели она на самом деле лишь старая склочница, которая любит поднимать вокруг себя много шума без какой-либо практической отдачи? За последние три года ей и правда удалось добиться немногого. Клиника по-прежнему стояла на своем месте, по-прежнему преуспевала, и слава ее уже распространилась по всему миру. Здравый смысл подсказывал Зое, что ее булавочные уколы не могли сколько-нибудь серьезно повредить этому заведению.
И, однако, она осознавала, что должна довести дело до конца. Остановиться теперь означало бы предать ее друзей, и, кроме того, у нее имелась своя, сугубо личная причина продолжать борьбу. Сделав над собой усилие, Зоя с улыбкой на лице направилась к гостям.
К одиннадцати часам вечера все разъехались; даже Дик и Сьюзен отправились по домам. Наконец-то Зоя осталась одна.
Она налила себе рюмку коньяка и проследовала во внутренний двор. Все клетки были заперты, птицы спали. Зоя откинула покрывало с одной из них, открыла дверцу и просунула туда руку. Мадам недовольно зацокала, однако уселась на руку хозяйки.
Зоя удобно расположилась в кресле с рюмкой, пересадив птицу к себе на плечо. Зажгла тонкую черную сигару, затянулась душистым дымом и отпила глоток коньяка. Послышалось сердитое цоканье какаду; птице не нравилось, когда ее хозяйка курила.
– Все в порядке, Мадам, – мягко произнесла Зоя, погладив ее белые перья. – Тебе придется немного потерпеть, прежде чем я посажу тебя обратно на жердочку. Мне сейчас так нужно, чтобы рядом был друг.
Зоя назвала птицу Мадам с тайным смыслом, однако никогда не употребляла эту кличку при посторонних. Она была известна лишь Хуаните и Сьюзен, а Хуанита ненавидела всех птиц одинаково и нимало не интересовалась их кличками.
Зоя закрыла глаза, мысленно возвращаясь к прошлому, к тем воспоминаниям, которые сохранились и у Тодда Ремингтона…
– Стоп! Эпизод отснят. Это пойдет в монтаж.
Рем облегченно вздохнул. Только что в павильоне киностудии завершилась съемка последней сцены «Всадников на закате». Режиссер Мел Коннорс, полный круглолицый человечек, торопливыми шагами направлялся к Рему.
– Отлично сделано! – Коннорс пожал актеру руку. – Фильм будет иметь успех, и для меня было большим удовольствием работать с тобой.
– Для меня тоже, Мел.
– Может быть, когда-нибудь нам снова придется работать вместе, Рем. Ты собираешься обратно в Лос-Анджелес?
– Нет. Я решил съездить на пару дней в Вегас, тем более что это почти рядом.
– Хочешь попытать счастья за игорными столами?
Рем покачал головой:
– Я не любитель карт. Обычно я трачу деньги сразу же, как только они у меня появляются, и хочу при этом получить кое-что взамен. Я подумал, что могу позволить себе недолгий отдых, побываю на каком-нибудь шоу или наведаюсь к девочкам…
Коннорс наклонил голову.
– Ты имеешь в виду профессионалок?
– Это уж как получится. – Рем пожал плечами. – На улицах Вегаса встречается много таких милашек, и чаще всего они оказываются доступнее, да и обходятся дешевле.
– Я знаю за городом одно местечко. Вот уж и впрямь классное заведение! Чисто, нигде ни единой пылинки, никаких наркотиков, девочки все такие аппетитные как на подбор и умеют обходиться с мужчиной как с королем.
Рем закурил сигарету.
– Звучит заманчиво. Наверное, мне стоит туда заглянуть.
– Оно называется «Райский уголок».
– Мне нравится название, – рассмеялся Рем.
– Место того заслуживает, можешь мне поверить. Это на Девяносто пятой автостраде, в нескольких милях к северу от городской черты. Скажи Мэй, что тебя прислал Мел Коннорс.
– Мэй?
– Мэй Фремонт. Она хозяйка этого заведения.
Рему предложение Коннорса пришлось по вкусу, однако актер чувствовал себя слишком уставшим, чтобы предпринять что-нибудь в первую же ночь по приезде в Лас-Вегас, где он остановился в отеле «Фламинго». Дорога из Голливуда заняла пару часов, а до того он был занят на съемках с раннего утра до позднего вечера в течение целого месяца. Больше всего на свете Рем мечтал о хорошем обеде, выпивке и мягкой постели. Назавтра он проснулся только в полдень, перекусил и провел остаток дня возле плавательного бассейна. К вечеру он уже почувствовал себя подзарядившимся и был готов к вылазке. Если не считать одного короткого эпизода с девушкой-сценаристкой на съемках, ему вот уже целый месяц приходилось вести жизнь аскета. Рем не забыл совет Коннорса, но в первую очередь решил заглянуть в казино.
В баре к нему подошла высокая блондинка весьма соблазнительного вида. Рем угостил ее обедом и попытался затащить к себе в номер. Она упиралась. Только тогда он понял, что блондинка проиграла все до последнего десятицентовика и надеялась с его помощью вернуть утраченное.
– Давай сначала попытаем счастья за игорными столами, – предложила она мягким, вкрадчивым голосом. – А потом я сделаю тебя счастливым, обещаю.
– Похоже, малютка, ты из тех, кто всегда оказывается в проигрыше, – сказал Рем напрямик. – Ты можешь обойтись мне слишком дорого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47