Наоборот, это внушало надежды, поскольку Морис знал от матери, что женщины относятся к браку серьезно.Впрочем, даже если бы кто-то намекнул, что не все в порядке, Морис отмахнулся бы. Всерьез увлеченный Лилиа, он изнемогал от вожделения и готов был на все, чтобы заполучить ее. Ему стоило немалого труда держать себя в рамках приличия и не выказывать, насколько он распален. После каждого визита, длившегося от пятнадцати минут до получаса, Морис, оставшись один в конторе или дома, воображал, как набрасывается на Лилиа, срывает с нее одежды и в исступлении берет ее силой прямо на полу солярия. Эти видения изгоняли из его памяти реальные встречи, и он даже не помнил, о чем шел разговор с девушкой.Увы, если бы Морис из кожи вон лез, чтобы заинтересовать Лилиа, она вряд ли расположилась бы к нему. Девушка очень сожалела, что согласилась встречаться с кузеном, и умирала от скуки в его обществе. Если он случайно касался ее, Лилиа внутренне содрогалась.Она не сказала Дэвиду о том, что за ней ухаживает Морис Этеридж. Лилиа уже поняла, что ее возлюбленный горяч и способен на опрометчивые поступки. Об этом свидетельствовали его скупые рассказы о прошлом, в частности, о дуэлях и связанных с ними жертвах. Правда, Дэвид заверял, что навсегда покончил с этим, но кто сказал бы, чем кончится дело, узнай он, что Морис вздумал ухаживать за Лилиа? Он вполне мог послать Этериджу вызов.Не желая рисковать, девушка терпеливо выносила тягостные свидания. Она не решалась прекратить их, но чем дольше медлила, тем активнее вел себя ухажер, считавший ее пассивность поощрением. Девушка сознавала все это, но слова замирали у нее на губах, когда она видела жалкого и нелепого Мориса Этериджа. Однако за четыре дня до бала тот, сам того не желая, довел дело до развязки.Некоторое время назад он начал провожать Лилиа до конюшни и в тот день шел рядом с ней, по обыкновению болтая всякую ерунду. Девушка, не слушая его, делала вид, будто заинтересована. Вдруг одна фраза привлекла ее внимание. Она остановилась и посмотрела на спутника:– Вы что-то сказали, кузен? Извините, я не расслышала.– Ничего, я охотно повторю. Я спрашивал, какой костюм вы наденете на бал-маскарад.– Понятия не имею, кузен. Бабушка наотрез отказалась сказать мне об этом, опасаясь, как бы я не проговорилась. – Лилиа слегка улыбнулась. – Она задумала грандиозный розыгрыш: до самой полуночи никто не узнает, какая из масок – ее внучка.– Весьма нелепо! – заметил Морис. – Я сейчас же спрошу тетушку. Она ведь не откажет вашему будущему мужу: ведь мне придется присматривать за вами на балу, чтобы какой-нибудь вертопрах не позволил себе лишнего.– Позвольте, кузен, я не давала вам понять, что собираюсь выйти за вас замуж!– То есть... как это?! Разве это не подразумевалось? Чего ради я ухаживал бы за вами, если бы не имел никаких надежд?– Вспомните, вы сами предложили встречаться, и я согласилась только потому, что вы настаивали...– Что значит – настаивал? Я спросил, могу ли ухаживать за вами по всем правилам. О чем же, по-вашему, шла речь, если не о браке? Разве я неподходящий жених? Пусть я не богат, зато знатного рода, прихожусь леди Анне родней, а когда она... когда вы унаследуете поместье, я, как человек опытный, сумею им управлять.– Но я не люблю вас, кузен...– При чем здесь любовь? Речь идет о браке! Кто в Англии вступает в брак по любви? Впрочем, если для вас это так важно, любовь придет... со временем. Полюбить меня не так уж трудно, вы скоро сами в этом убедитесь. Я мужчина зрелый и знаю жизнь, всему знаю цену, не то что все эти расфранченные павлины из общества.Не сдержавшись, Лилиа рассмеялась.Бесцветное лицо Мориса исказилось и побагровело. Он отступил на шаг, занес руку как для пощечины, но тут же спрятал ее за спину. Посмотрев, не видел ли кто его движения, он снова подступил к Лилиа.– Как ты смеешь смеяться надо мной, полукровка? Явилась сюда из какой-то дыры на краю света и возомнила о себе невесть что, хотя на самом деле ты – просто туземная сучка! Перед тобой человек знатный, изволь относиться ко мне с уважением!– А перед вами, кузен, Лилиа Монрой! Я принадлежу к роду вождей, в жилах моих течет царская кровь, но я скорее разделю ложе с грязным боровом, чем с таким, как вы! Меня тошнит от одного вашего вида! Подите прочь, кузен, и никогда больше не приближайтесь ко мне!– Что? Тошнит от меня? Вот как? – Кровь отхлынула от лица Мориса. – Ты пожалеешь о том, что выставила меня на посмешище, что играла со мной! Этого Морис Этеридж не прощает никому.Он пошел прочь. Гнев Лилиа угас так же быстро, как и вспыхнул, и теперь ей опять стало жаль Мориса, хотя к жалости примешивалась брезгливость. В случившемся девушка обвиняла себя. Не стоило поощрять человека, не только безразличного ей, но и отталкивающего. Не поступи она так, ей не пришлось бы узнать, как отвратителен Морис Этеридж.Лилиа охватила легкая дрожь. Впрочем, сейчас ей не хотелось омрачать предстоящую встречу тягостными раздумьями. Куда приятнее было думать про Дэвида, который скорее всего уже ждал ее у водопада.Прошел день, но ярость Мориса не утихала. Всю дорогу до конторы он кипел от бешенства, вспоминая разговор с Лилиа. Донельзя униженный, Морис даже вообразил, что его лучшие чувства втоптаны в грязь. Он готов был устроить засаду на Лилиа в лесу и свернуть ей шею. Мысль о том, как он будет медленно сжимать руками ее шею, доставляла ему извращенное наслаждение, но здравый смысл победил. Такая выходка обошлась бы слишком дорого.Возле конторы Морис встретил Радда, и тот вошел вслед за ним.– Я уж думал, ты решил смотать удочки, Этеридж, – сказал Радд, усевшись. – Тебя не было здесь черт знает сколько времени!– Я человек занятой. Дел было по горло, вот и не приезжал. Пришлось все разнюхать, высмотреть... Теперь, когда мы остались без Слейта, кто этим займется? Не ты же! Тебе нечего опасаться, Радд, я не меньше твоего желаю туземке смерти. Раз другого пути нет, проделаем все так, как я задумал, то есть на балу, через три дня. А теперь слушай внимательно. Мы с тобой заранее встретимся, наденем маски и такие костюмы, чтобы сам черт не разобрал, кто под ними скрывается. Поскольку мы с тобой не вращаемся в свете, нас не узнают ни по походке, ни по движениям... Одна только тетка могла бы догадаться, но ее и в солярий-то выносит слуга, так что старуха не будет расхаживать среди гостей.– Не нравится мне все это, чертовски не нравится, – проворчал Радд. – Чтоб мне пропасть, сроду не слышал ничего ненадежнее! Сам посуди, Этеридж, как ты ее выманишь в укромное место, когда в доме такая куча народу?– Вот и хорошо, что в доме будет полным-полно гостей.После сцены у конюшни Морис всерьез задумался об убийстве Лилиа и до глубокой ночи пытался составить план понадежнее, прекрасно понимая, как рискованно совершить преступление при таких обстоятельствах. Кое-какие мысли у него наконец появились.– В самом разгаре бала мы потихоньку выскользнем из дому и подождем, пока девчонка не выйдет подышать воздухом. А там уж останется только схватить ее, зажать рот и утащить в сторону, в лабиринт живых изгородей. Если она не выйдет сама, что-нибудь придумаем и выманим ее. Сделав дело, мы снова присоединимся к гостям. Никто ни о чем не догадается, помяни мое слово... Глава 9 Лето шло своим чередом, погода стояла чудесная, и становилось все жарче. Место тайных свиданий Лилиа и Дэвида Тревелайна было наполнено дремотным гудением пчел и напоено ароматом полевых цветов.Любовники лежали под сенью развесистого дерева. Утолив страсть, Лилиа, по обыкновению, закричала в полный голос, счастливая не только физически, но и духовно. Пальцы ее конвульсивно сжали волосы Дэвида.– Люблю тебя, люблю!.. – повторяла она в неутомимой потребности выразить свои чувства, в то время как тела их содрогались в пароксизме блаженства.С того памятного дня, когда Дэвид и Лилиа впервые разделили страсть, они встречались ежедневно. По мере того как они лучше узнавали друг друга, учились понимать язык тела, минуты близости становились все более яркими и полными, страсть все возрастала. Радости плоти так захватывали их, что после близости не было ни желания, ни сил говорить о делах повседневных, и они просто лежали рядом, удовлетворенные и счастливые.Но на этот раз Лилиа внезапно вспомнила объяснение с Морисом, и ее сладостная дремота рассеялась. Хотя ухаживания кузена казались нелепыми и даже смешными, смутное ощущение надвигающейся опасности снова охватило девушку. Несмотря на послеполуденную жару, ее пронизала дрожь.– Что с тобой, милая? – сонно спросил Дэвид.Лилиа подумала, что теперь, когда с визитами Мориса покончено навсегда, она может рассказать о них. Когда девушка умолкла, Дэвид усмехнулся.– Я всегда знал, что Этеридж – законченный болван, но, видно, он совсем повредился в уме, если набивался тебе в мужья!– Отчасти это моя вина, Дэвид. И зачем я только позволила ему ухаживать за собой! Не понимаю, что это на меня нашло. До самого последнего дня мне было жаль Мориса, и я полагала, что таким образом проявлю к нему доброту. Не следовало забывать о том, что любой англичанин в любой ситуации неправильно меня поймет.– Любой? То есть и я тоже? Уж не хочешь ли ты поставить меня в один ряд с Морисом Этериджем!– Ну что ты! Его ухаживания я не поощряла, зато твои... Если бы ты сделал мне предложение, я не отвергла бы тебя.Дэвид замер, потом, мягко отстранив Лилиа, сел и устремил взгляд на водопад.– В чем дело, Дэвид? – встревожилась девушка. – Я что-то не так сказала?– Нет, милая, вовсе нет... Помни всегда, что я люблю тебя.– Я тоже люблю тебя, Дэвид.Медовые глаза Лилиа смотрели на него с безмолвным вопросом, и он снова отвел взгляд.Девушка заметила перемену, хотя и не понимала ее. Несмотря на слова Дэвида, она догадалась, что ее шутливое замечание изменило их отношения.В этот вечер Дэвид возвращался домой в смятении, душу его раздирали противоречия. Он страстно любил Лилиа, но его пугала перспектива брака с ней. Мысль о том, что встречи у озерка должны чем-то завершиться, уже не раз посещала его, но он трусливо отгонял ее, не желая омрачать свое счастье раздумьями на эту тему.Поручив жеребца заботам грумов, Дэвид быстро прошел в дом и осведомился у прислуги, где его родители. Ему ответили, что ее милость на веранде, за чаепитием, а его милость отправился в Лондон по делам. Последнее несказанно обрадовало Дэвида.– Вот и ты, дорогой! – Мать улыбнулась. – Я хочу выпить немного шерри, не присоединишься ли ко мне?– Охотно.Дэвид расположился поудобнее на стуле, взял бокал и сделал глоток.– Как дела, мама?– Превосходно. – Леди Тревелайн потрепала сына по руке. – А все благодаря тебе, дорогой. Уже и не помню, когда ты так долго оставался дома. Я совершенно счастлива, Дэвид.– Так счастлива, что даже не спрашиваешь о причине моей внезапной любви к провинции?– Вообще-то я задавалась этим вопросом, но сочла за лучшее не приставать к тебе с расспросами, тем более что твой отец тоже несказанно рад такой перемене.– Рад? Вот как! И тоже не интересуется причиной? – Помолчав, Дэвид бросился в омут очертя голову: – А причина в том, что я влюблен в Лилиа Монрой, мама!– Во внучку леди Анны? Как странно! Я думала, вы даже незнакомы!– Мы успели познакомиться... и очень близко.– О, Дэвид! – огорчилась леди Тревелайн. – По-твоему, это хорошо?– Хорошо или нет, но так уж случилось.– Не советую тебе, милый, ставить отца в известность об этом.– Я и не собираюсь, не волнуйся... во всяком случае, пока. Однако может настать момент, когда придется это сделать.– Дорогой мой! Только не говори, что намерен жениться на этой девушке! Ох, прости, ради Бога! Я ведь никогда не встречала Лилиа Монрой и незнакома с ней. Однако я много слышала об этой девушке. Она ведь... – Мэри Тревелайн запнулась, и легкий румянец покрыл ее щеки. – Она ведь издалека, не так ли? С островов, где живут язычники?– Боюсь, что так, мама, – усмехнулся Дэвид.– Уверена, девушка она в высшей степени достойная, иначе ты, конечно, не влюбился бы в нее. Говорят, она очень красива. Однако нельзя забывать, что она воспитана в далекой стране и принадлежит к иной культуре. Эта девушка – язычница, Дэвид! Твой отец никогда не даст согласия!– Ни минуты в этом не сомневаюсь. Согласие отца меня ничуть не занимает.Но, произнеся эти слова, Дэвид понял, что покривил душой. Согласие отца весьма и весьма занимало его, оно было попросту необходимо. Хотя он испытывал отчуждение к этому человеку и мысленно называл его лордом Тревелайном, их связывали семейные узы, и они принадлежали к среде, считающей эти узы священными.– Боюсь, твое будущее омрачит множество проблем, если ты свяжешь жизнь с этой девушкой. Всем известно, что она полукровка. Конечно, девушка отчасти Монрой, и пока жива леди Анна, на ее происхождение закроют глаза, но общество никогда не примет ее по-настоящему, особенно респектабельные и наиболее знатные семейства. А дети, Дэвид, подумай о них! Ведь и их будут считать полукровками и – презирать!– Поверь, мама, я не так наивен, чтобы не понимать этого.– Нет, ты не понимаешь! Думаешь, я пожертвую твоим счастьем в угоду условностям? Нет, дорогой! Твое счастье – это и мое счастье. На ком бы ты ни женился, я буду любить твою избранницу, как родную дочь, никогда и ни в чем не упрекну ее. Но ты не будешь счастлив, твоя страсть сменится горечью и сожалениями. Я думаю не о себе, а о тебе, Дэвид...– Конечно, мама. – Дэвид поднялся. – Я ценю твою заботу. Пожалуй, мне пора съездить в Лондон навестить Дика.Мэри Тревелайн улыбнулась:– А как же бал у леди Анны? До него осталось два дня. Ты и твой друг приглашены, не забывай этого.– Мы будем там, не волнуйся.Ричард Берд и Дэвид Тревелайн, такие же пьяные, как несколько недель назад, выписывали кривую по той же самой улице, направляясь к Сочной Джейн и Грудастой Бете. Хотя было уже далеко за полночь, Дик во все горло распевал свое последнее произведение, с которым в этот вечер выступил перед благодарными слушателями в «Лачуге углекопа». Он имел грандиозный успех и без конца повторял, что уж теперь-то обессмертил свое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51