— Я подумаю, что ты очень скорбишь. Неверие — часть этого процесса.
— Нет. Сон был слишком реальным. — Она вытерла слезы. — Он звал меня, и это было так отчетливо. Он уверял меня, что жив.
— Ты совершенно измучена и истощена физически. Уж не говоря о том, что у тебя сотрясение мозга, после которого мысли часто путаются. Поверь мне, ты не сумасшедшая, ты вполне нормальная.
— Правда? — Ее дыхание сделалось прерывистым, а когда Слейд опустил ее на подушки, она судорожно уцепилась за его рубашку: ужас охватил все ее существо. — Поговори со мной, — умоляюще произнесла она, — побудь со мной хоть немного. Не оставляй меня наедине с этой ужасной пустотой.
— Не оставлю, — пообещал Слейд, снова прижав ее к себе. — Я останусь столько, сколько ты захочешь. Я не собирался уходить. Просто хотел помочь тебе прилечь и отдохнуть.
— Не хочу лежать и отдыхать. Хочу поговорить. Пожалуйста.
Как хорошо он понимал ее!
— Давай поговорим. — Немного подвинувшись, Слейд опустил девушку, устроив ее голову на своей руке. Затем вытянулся возле нее, привалившись спиной к изголовью кровати. — Так хорошо?
Послышался глубокий удовлетворенный вздох.
— Спасибо.
— Я рад. Развести огонь в камине?
— Нет. Мне хорошо, пока я не одна.
— Ты не одна. Я с тобой. — Стоило ему замолчать, и он сразу ощутил, как паника сковала ее тело. Затем Слейд придумал, как ее отвлечь: — Я слышал, Аврора говорила, что у тебя скоро день рождения.
Кортни кивнула:
— В следующем месяце. — Она помолчала. — Папа обещал подарить мне щенка.
— Какой-то особенной породы?
— Нет, просто такого, которому я была бы очень нужна, и, конечно, «настоящего моряка».
— Как ты сама, я думаю.
— Я? — с иронией переспросила Кортни. — Навряд ли. Я тряслась от страха во время всех наших путешествий. Вот почему для меня так много значил второй папин подарок. Он обещал провести вместе со мной целую неделю. На суше. Смешно… — Ее голос дрогнул. — Тогда мне казалось, что это слишком мало. А сейчас эта неделя кажется мне самым бесценным подарком.
Слейда охватила волна сочувствия и в то же время некоторого замешательства.
— Если ты так боялась путешествовать, то почему же ты плавала? Наверняка твой отец не настаивал, чтобы ты…
— Конечно, нет, — перебила она. — Папа никогда не догадывался о моих чувствах. И никто не знал об этом. Вы первый, кому я об этом говорю. Если бы я рассказала папе правду, то произошло бы одно из двух: либо он оставил плавание, чего я не могла допустить, потому что море было его жизнью, либо устроил меня в пансион, что равносильно моей смерти. Я ведь столько месяцев умоляла его забрать меня из школы мадам Ла Саль и делала все, чтобы в школе захотели избавиться от меня.
Слейд улыбнулся:
— Звучит так, словно ты была сущим кошмаром.
— Так и было. — Он почувствовал, как она улыбнулась. — Поверь, Аврора — настоящий ягненок в сравнении со мной.
— Какое душераздирающее сравнение. — Слейд нахмурился. — Когда мы впервые говорили о твоем отце, ты с такой нежностью отзывалась об «Изабель», называла ее своим домом.
— Это, на самом деле так. Потому что там был папа. Но каждую ночь я молилась о невозможном: чтобы он устал от моря и решил обосноваться на берегу. Чтобы мы обрели настоящий дом и зажили одной семьей.
— Понимаю. — Слейд уставился перед собой, удивляясь, почему он, самый сдержанный из людей, задает так много назойливых вопросов и, что самое важное, почему испытывает желание узнать как можно больше о своей прекрасной гостье. — А твоя мама жива?
— Нет. Мама умерла сразу после моего рождения. Я никогда не знала ее, но я так много слышала о ней. Папа постоянно говорил о маме, о ее красоте, сердечности, жизнелюбии. Конечно, он был субъективен, ведь он обожал ее.
— Она жила рядом с портом? Они там встретились?
Кортни тихо рассмеялась:
— Она жила в большом имении. Они встретились, когда папин корабль пришел в порт, а мама случайно прогуливалась возле кромки воды. Мамины родители были представителями голубой крови, богатыми и титулованными. Нет нужды говорить, что они были не в восторге от ее выбора. Но для нее и для папы это не имело значения. Они очень сильно любили друг друга. То, что она была аристократкой, а папа — простым капитаном, ничуть не повлияло на силу их чувств и привязанность. Они получили благословение ее родителей и сразу же поженились.
Кортни приподнялась, вопросительно наклонив голову:
— Помнишь часы, которые ты спас? Те, что положил на столик?
Слейд кивнул:
— Помню.
— Это самые лучшие капитанские часы. И самая дорогая память о маме. Она подарила их папе в день свадьбы как символ их жизни и любви. Восхитительно не только мастерство, с которым они сделаны, но и сцена внутри… — Кортни умолкла, широко распахнув глаза. — Хочешь рассмотреть их поближе?
Оживление на ее лице стоило дюжины часов, вместе взятых.
— Конечно.
Кортни быстро изогнулась и достала серебряную вещицу с такой ловкостью, что Слейд сразу понял: за последние два дня она довольно часто проделывала это.
— Я понимаю, ты уже их видел, — заговорила она, — но они слишком прекрасны для поверхностного взгляда. — Она с любовью погладила серебряный футляр и протянула часы Слейду.
Он взял их, обратив внимание на сложный механизм на обратной стороне.
— Прекрасные часы.
— Открой их, — попросила Кортни. — Поднеси к лампе, чтобы рассмотреть сцену внутри.
Слейд так и сделал. Перед его глазами предстала целая картина.
На крышке часов был изображен одинокий корабль. Судно, казалось, направлялось к маяку, расположенному справа: нет, не направлялось, оно не двигалось. Окруженное тихими морскими волнами, судно как бы застыло во времени на пути к месту своего назначения.
— По словам папы, мама говорила, что он был кораблем, а она — маяком, — пояснила Кортни дрогнувшим голосом. — Вот почему несколько дней назад картина едва заметно изменилась. Маяк засветился, и корабль поплыл к нему, торопясь на его призывный свет, как и папа всегда спешил к маме. Он всюду носил с собой часы, хранил все эти годы, даже после того как она умерла. Так мама всегда была рядом с ним. — Кортни перевела дыхание. — Он отдал мне часы как раз перед тем, как его бросили за борт, сказал, чтобы я хранила их как память о них обоих. Я сжимала их в руке еще долго после того, как этот негодяй запер меня в каюте. Я боялась открыть их, потому что знала, что там увижу. Наконец решилась, желая убедиться, что не права, но все оказалось иначе. Как я и боялась, часы остановились. — Страшная пустота вновь появилась во взгляде Кортни. — Они не пойдут до тех пор, пока папа снова не вернется домой.
— Кортни…
— Не говори, что он умер, — отозвалась она приглушенным шепотом. — Я отказываюсь это признать. — Две слезинки скатились по ее щекам. — Мне трудно объяснить, но в то время как я понимаю умом, — она прикоснулась ко лбу, — невозможность того, о чем говорю, сердцем, — она прижала ладонь к груди, — я верю в это. — Она взяла себя в руки. — Давай не будем говорить об этом, хорошо? Лучше поговорим о чем-нибудь еще.
Безмолвно кивнув, Слейд закрыл часы и положил их на столик.
— Часы восхитительные. У твоей мамы был необыкновенный вкус. — Он немного помолчал. — И необыкновенная дочь.
Щеки Кортни зарделись.
— Спасибо.
— Я действительно так думаю. — Смутившись, Слейд поспешил найти более твердую основу для разговора: — Расскажи, почему ты так ненавидела плавание? У тебя не было возможности побыть одной?
Кортни покачала головой, слизнув языком слезинки:
— Нет, уединения у меня было сколько угодно. По правде говоря, я долгие часы проводила в одиночестве в своей каюте. Только папа навещал меня там. Он строго-настрого приказал другим мужчинам не приближаться к моей каюте.
— Я не виню его за это. Красивая женщина на корабле, полном мужчин? Будь я твоим отцом, то вообще запер бы тебя.
— Да я не подвергалась никакой опасности, — удивилась Кортни. — Мужчины относились ко мне с должным уважением. Ведь мой отец был их капитаном.
— А куда плавал ваш корабль?
— В колонии. Мы доставляли мебель и другие английские товары в Нью-Йорк и Бостон.
— Тебе не нравилось бывать в колониях?
— Да нет, они очень привлекали меня. А что?
— Я просто подумал, что, может, из-за этого тебе не нравилось плавать на «Изабель»?
— Нет.
— Тогда, может, ты питала отвращение к корабельной еде?
Кортни улыбнулась:
— Честно говоря, еда, которую подавали в школе мадам Ла Саль, могла скорее привести к смертельному исходу, чем та, что готовили на «Изабель». И в школе у меня было гораздо меньше уединения, свободы, намного больше отвратительных компаньонок, чем в море. Не это отпугивало меня.
— Тогда я озадачен. Что вызывало у тебя такую ненависть к морским путешествиям?
— Да то, что, едва корабль отплывал из порта, меня охватывал приступ морской болезни. И так продолжалось все путешествие. Вот почему я проводила так много времени в своей каюте. Слишком трудно прогуливаться по палубе, прижимая к себе ночной горшок.
Смех зарокотал в груди у Слейда.
— Мне следовало догадаться.
— Я, правда, надеялась, что со временем болезнь пройдет, — сердито произнесла Кортни. — Но после двадцати лет эта возможность кажется нереальной.
— Двадцать. Столько тебе исполнится в следующем месяце?
— Да. — Все легкомыслие момента исчезло, когда страшные воспоминания, как нож, пронзили сердце Слейда.
— Я был всего на год старше, когда умерли мои родители.
Запрокинув голову, Кортни старалась определить выражение его лица. Затем она осторожно провела пальцами по его подбородку.
— Я не могу представить, как, должно быть, все это было страшно. По крайней мере я хоть видела, как папа… — Она умолкла и судорожно вздохнула.
— Я сам нашел их, — ровным голосом произнес Слейд. — Той ночью я поздно возвратился в Пембурн. Я понял, что что-то случилось, когда обнаружил парадную дверь слегка приоткрытой. Они лежали на полу в библиотеке. Их зарезали мечом. Все вокруг было залито кровью. Сколько бы лет ни прошло, я никогда этого не забуду. Эта картина навсегда отпечаталась в моей памяти.
— Власти так и не нашли убийцу?
— Они постарались как можно быстрее прекратить поиски. По официальной версии, убийство произошло в результате ночной кражи, так как исчезла шкатулка с драгоценностями моей матери. Это было в официальном сообщении. А правда — это совершенно другая история. — Увидев недоуменное выражение лица Кортни, он спокойно пояснил: — Сыщики с Боу-стрит были просто в ужасе. И если твой отец не упоминал об этом, то все остальные верили, точнее, верят, — с горечью поправился Слейд, — что все Хантли осуждены вечно гореть в аду из-за странного проклятия. Это проклятие сопутствует жадности тех, кто стремится заполучить…
— Черный бриллиант.
— Да, черный бриллиант.
— Слейд… — Голос Кортни был тих, пальцы нежно гладили его лицо. — Ты понял и облегчил мою боль. Позволь мне облегчить твою. Раздели ее со мной.
Знакомая стена отчуждения появилась вновь.
— В этом нет необходимости. Мои родители были убиты десять лет назад. Я уже давно справился с этой болью.
— Правда?
Их взгляды встретились — и стена растаяла.
— Мой прадед и Джеффри Бенкрофт были партнерами в одном путешествии. — Слейд был поражен, услышав эту историю из собственных уст. — Они хотели отыскать самый большой в мире черный бриллиант, украденный несколькими столетиями ранее из священного храма в Индии и потерявшийся позднее. Отыскав его, они собирались продать его русскому князю, который предлагал целое состояние в обмен на бриллиант. Сотни искателей приключений безуспешно пытались отыскать камень. Моему прадеду и Морленду повезло, и они решили разделить удачу поровну. Только одно темное пятно омрачало их договор — таинственное проклятие, связанное с камнем, проклятие, которое, согласно легенде, гласило: «Человек с черным сердцем, прикоснувшийся к камню, будет наслаждаться вечным богатством, но он превратится в падаль, которая будет вечно притягивать других».
Кортни содрогнулась.
— Как страшно. Папа не знал точных слов этого проклятия. Он рассказал мне только, что твой прадед однажды вернулся в Англию без Морленда, но с камнем. И с тех пор вся ваша семья страдает от последствий этого проклятия.
— Я не верю в проклятия, — возразил Слейд. — Их повторяют те, кому хочется скрыть за ними свою собственную жадность.
— Ты думаешь, тот, кто убил твоих родителей, хотел получить бриллиант ради богатства, которое он сулил?
— Конечно. Не секрет, что бриллиант оценивался в огромную сумму. И все знали, что мой прадед был последним владельцем этого сокровища и что он так и не продал его русскому князю. Загадка в том, куда он спрятал камень? А этого не знал никто. И вот в течение четырех поколений воры и негодяи всех мастей шли на что угодно, даже на убийство, чтобы найти этот проклятый камень.
— А твой прадед умер, так и не раскрыв никому правды?
— Да. По словам моего отца, он умер через неделю после возвращения в Англию.
— Как? Как он умер? — тихо спросила Кортни.
— Он разбился о скалы недалеко от Дартмута. Кортни замерла, и Слейд предугадал ее следующий вопрос, прежде чем она успела задать его.
— Он был… один?
— Если ты имеешь в виду, столкнули ли его, то это неизвестно. Свидетелей не было. — Слейд непроизвольно крепче прижал Кортни к себе. — В каждом следующем поколении Хантли случалось кровопролитие. К тому же нам сопутствовала большая удача во всем. Так что, по словам тех, кто верит в мифы, проклятие действует.
— Но два дня назад ты отдал черный бриллиант тому мерзкому пирату, так что проклятие на тебе больше не лежит.
— Неужели? Ведь настоящее проклятие — это ненависть, возникшая несколько поколений назад и умноженная Бенкрофтами. Поверь мне, Кортни, эта ненависть не кончится никогда.
— «Человек с черным сердцем…» — задумчиво повторила она. — Бенкрофты думают, что твой прадед обманул Джеффри Бенкрофта и исчез вместе с камнем.
— Да. Они презирают нас за это. Видишь ли, с того момента как бриллиант ускользнул из рук Джеффри, удача изменила Бенкрофтам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45