— Лес спасен, — заключил отец, — но уж никак не благодаря этим чертовым цыганам!
Заметив меня, он воскликнул:
— А ты что здесь делаешь?
— Мне тоже захотелось приехать сюда! — ответила я. Отец промолчал, продолжая глядеть на затухающее пламя, затем крикнул в сторону стоявших поодаль цыган:
— К завтрашнему дню освободите мою землю! Потом он развернул лошадь и ускакал. Мы с Дэвидом последовали за ним.
На следующее утро отец встал рано, я тоже. Он готовился выезжать, и я спросила:
— Что ты собираешься сделать с этими цыганами?
— Заставить их уехать!
— Что? Сейчас?
— Я выезжаю через несколько минут!
— Ты собираешься наказать их всех за беспечность одного?
Он повернул голову и строго посмотрел на меня.
— Что ты понимаешь? Эти люди чуть было не сожгли мой лес! Как ты думаешь, сколько я потерял бы, если бы не дождь? Я не желаю, чтобы цыгане жгли мои леса и крали моих фазанов! Все они воры и бездельники!
— Но лес не сгорел, и я не думаю, что тебе жалко пары фазанов!
— Что это значит? Почему ты пытаешься оправдать эту цыганскую шайку?
— Но им ведь нужно где-то останавливаться? Если никто не будет им разрешать, куда они денутся?
— Куда угодно, лишь бы ушли с моей земли! — Сказав это, он тут же вышел. Я поспешила в свою комнату, быстро переоделась в платье для верховой езды и побежала на конюшню. Там мне сообщили, что отец выехал несколько минут назад.
Я догнала отца еще до того, как он въехал в лес. Услышав стук копыт, он обернулся, резко осадил коня и изумленно уставился на меня.
— Чего ты хочешь?
— Ты же собираешься встречаться с цыганами? Я поеду с тобой!
— Поворачивай и отправляйся домой!
— Я не отпущу тебя одного!
Я увидела, как дрогнули его губы. По крайней мере, мне удалось развеселить его.
— А что, по-твоему, они могут сделать со мной? Схватить, как фазана, и приготовить на ужин?
— Я думаю, они могут быть опасны!
— В таком случае тебе тем более не следует появляться там. Отправляйся домой!
Я отрицательно покачала головой.
— Ты отказываешься выполнить мой приказ?
— Я поеду вместе с тобой, я боюсь отпускать тебя одного!
— Знаешь, с каждым днем ты становишься все больше похожа на свою мать! Ох, уж эти дочки! Даже не знаю, почему я позволяю тебе пререкаться со мной?
Отец явно был доволен и посмеивался про себя. Развернув коня, он начал пробираться сквозь заросли. Я следовала за ним. Он, конечно, не ожидал никаких неприятностей, иначе настоял бы на том, чтобы я вернулась домой. Отец имел дело с цыганами всю жизнь и, думаю, никогда не встречал с их стороны неповиновения, как, впрочем, и от любого другого, с кем ему доводилось сталкиваться.
Мы въехали в цыганский табор: четыре кибитки, покрашенные в коричневый и красный цвета, телега, нагруженная корзинами и плетеными матами. Горел костер, возле него сидела женщина, помешивая что-то в котле, из которого попахивало бараниной. Несколько лошадей были стреножены, и четверо или пятеро мужчин, сидевшие возле костра, посматривали на нас. Было ясно, что никто здесь не готовится никуда уезжать.
Я взглянула на отца: его лицо налилось кровью. Похоже, он был очень рассержен и собирался показать, кто здесь истинный хозяин.
— Я приказал вам убираться с моей земли! Почему вы все еще здесь? — закричал он.
Группа людей возле костра не шевельнулась, а женщина продолжала помешивать в котле. Они вели себя так, будто здесь никого не было. Это еще более рассердило отца. Он направил своего коня к сидящим мужчинам. Я поехала следом.
— А ну-ка, поднимайтесь, мерзавцы! — воскликнул он. — Встать, когда я с вами разговариваю! Это моя земля, я не позволю вам здесь гадить и красть мою птицу! Забирайте лошадей, кибитки и убирайтесь! Вы находились здесь с моего разрешения, а теперь я его отменяю!
Один из мужчин медленно встал и вразвалочку направился к нам. Во всех его движениях ощущалось оскорбительное высокомерие. Несмотря на смуглую кожу, было видно, что он покраснел, а глаза метали молнии. Я увидела, как он положил руку на рукоять ножа, висевшего у пояса.
— Мы здесь никому не вредим! — заявил он. — Мы поедем, когда будем готовы!
— Не вредим? — воскликнул отец. — Поджечь лес — это называется не вредить?.. Не вредить… воруя моих фазанов? Вы отправитесь тогда, когда я скажу, то есть сию минуту!
Человек медленно покачал головой. Он стоял в угрожающей позе, но мой отец был не из тех, кого можно испугать.
У меня пересохло в горле, я хотела шепнуть отцу, что нам надо немедленно убираться отсюда. Цыгане в таком настроении очень опасны, это — дикий народ, а мы не вооружены! Глупо оставаться здесь: их много, а нас всего двое!
— Отец…— прошептала я.
Он сделал пренебрежительный жест рукой:
— Оставь меня! И убирайся… немедленно!
— Без тебя я не уеду! — горячо возразила я.
Еще один мужчина встал и пошел к нам. За ним последовали и другие. «Четверо… пятеро… шестеро…» — считала я. Они шли очень медленно, словно время остановилось, и добираться до нас приходится очень долго…
— Вы слышите меня? — прокричал отец. — Начинайте собираться, и немедленно!
— Земля принадлежит народу! — ответил мужчина с ножом. — У нас есть на нее права!
— Больше прав, чем у вас! — прокричал еще кто-то из них.
— Дураки! Бездельники! Вы ответите перед законом! Уж я позабочусь об этом!
Отец схватил мою лошадь за узду и уже собирался развернуть ее, когда в мое седло ударил камень. У меня дух занялся, но отступать было поздно. Я увидела, как вокруг нас смыкается круг, и впервые в жизни заметила на лице отца страх. Конечно, он боялся за меня! Он был в ужасе от того, что не в состоянии защитить меня.
Неожиданно от одной из кибиток раздался окрик. Все повернули головы в том направлении. На ступеньках стоял цыган Джейк — очень живописный в своей оранжевой рубашке и с золотыми серьгами, блестевшими в ушах.
— В чем дело? — воскликнул он.
Только сейчас, судя по всему, он увидел всю сцену — мой отец, рядом с ним я и рассерженная толпа цыган вокруг.
— Их светлость желает вышвырнуть нас отсюда, Джейк! — воскликнул один из мужчин.
— Вышвырнуть? Мы же и так собирались скоро уехать.
Джейк направился в нашу сторону и подошел поближе. Даже в такой момент он смотрел мне в глаза слегка насмешливо и многозначительно.
— Добрый сэр! — сказал он высоким звенящим голосом. — Я и мои друзья не собираемся вредить вашим землям! То, что произошло вчера ночью, было просто несчастным случаем! У нас не было намерений нанести вам ущерб!
— Но вы его нанесли, — заметил отец, — и вы отсюда уберетесь… прямо сейчас!
— Мы уедем в свое время.
— Не в свое время, а в мое! И это время настало! Вы уберетесь сегодня, и, клянусь Богом, если вы ослушаетесь, я прибегну к помощи закона! Я упрячу вас на Ботэни Бэй, всех вас! Возможно, хоть там, в конце концов, вас заставят впервые в жизни честно трудиться!
Человек с ножом придвинулся ближе. Когда он поднял руку, в ней сверкнул металл. В тот же момент кто-то бросил еще один камень.
— О, Господи, Джессика…— пробормотал отец. Я думаю, он был готов убить человека, бросившего камень, если бы ему удалось схватить его. Мне стало дурно от страха. Я всегда считала отца всемогущим, в нашем доме он был воплощением силы: он прожил жизнь, полную приключений; он встречался лицом к лицу с разъяренной толпой во времена террора во Франции и сумел вырвать у нее из-под носа мою мать. Но сейчас он был безоружен перед лицом превосходящего числом противника. Он был уязвим, ибо боялся за меня так, как никогда не боялся бы за себя.
Эти цыгане были коварны, и, я думаю, некоторые из них почувствовали в нем слабину. Один из них подошел ко мне и положил руку на мое бедро. Отец попытался схватить его, но тут в дело вмешался цыган Джейк. Он произнес высоким, но властным голосом:
— Прекрати! Оставь девушку в покое!
Человек, попытавшийся схватить меня, отступил на шаг назад. Воцарилось зловещее молчание.
— Вы дураки! — выкрикнул цыган Джейк. — Вы действительно хотите иметь дело с законом?
Я сомневалась в том, что он может справиться с цыганами. Нож был обнажен и направлен в сторону моего отца. Человек, державший его, продолжал стоять там же.
— Отойди! — велел ему цыган Джейк.
Но цыган с ножом, видимо, тоже принадлежал к лидерам.
— Пора проучить их, Джейк!
— Не сейчас, и не при девушке! Убери нож, Джаспер!
Цыган смотрел на свой нож и колебался. Сейчас между ними шла борьба, и я почувствовала, что очень многое решается в этот момент. Люди, наблюдавшие за этой сценой, были одинаково готовы пойти и за одним, и за другим.
Джаспер жаждал мести, хотел излить свой гнев на того, кто владел землями и от чьего слова зависело пребывание на этих землях цыган. Что думал по этому поводу цыган Джейк, я не знала. Он говорил так, словно цыгане должны были проявлять сдержанность только из-за моего присутствия, а что бы произошло, если бы отец явился сюда один?
Отец вдруг успокоился и обратился к Джейку:
— Вы производите впечатление разумного человека: покиньте мои земли до наступления ночи!
Цыган Джейк кивнул, затем тихо сказал:
— Уезжайте, уезжайте сейчас же!
— Поехали, Джессика, — сказал отец.
Мы развернули лошадей и медленно, шагом покинули цыганский табор.
Когда мы выехали из леса, отец остановил коня, повернулся ко мне, и я увидела, что его лицо, налившееся кровью во время разговора с цыганами, теперь стало бледным, а на лбу выступили капли пота.
— С нами чуть не случилась беда! — произнес он.
— Я была в ужасе!
— У тебя были причины для этого, но в следующий раз, когда я тебе приказываю, будь добра подчиняйся!
— А как ты думаешь, что произошло, если бы там не было меня?
— И ты еще спрашиваешь? Я бы хорошенько разобрался с этими мерзавцами!
— Нас спас только цыган Джейк, и ты должен признать это!
— Он такой же жулик, как и все остальные! Если они не уберутся отсюда до рассвета, то их ждут крупные неприятности!
— Этот мужчина с ножом…
—Он был готов воспользоваться им!
— А у тебя, отец, не было ничего!
— Хотелось бы мне иметь с собой ружье!
— Рада, что у тебя его не было: вместо него была я, и это оказалось гораздо лучше!
Отец рассмеялся. Мне кажется, он был очень тронут тем, что я настояла на своем и отправилась вместе с ним.
— Нет сомнений в том, чья ты дочь! Джессика, забудь мои слова, но я горжусь тобой!
— Я так рада, что добилась своего и поехала с тобой!
— Ты думаешь, если бы не поехала, мне пришел бы конец, не так ли? Ты обманываешься: мне доводилось бывать и не в таких переделках! Но больше всего меня поражает то, что все это произошло среди бела дня и на моей собственной земле! Да, и вот еще что — ни слова матери!
Я кивнула. Мы были слишком взволнованы для того, чтобы разговаривать.
На следующее утро цыгане уехали, и в кухне раздавались стенания по поводу того, что цыган Джейк покинул нас.
ПРИГОВОР
После отъезда цыган жизнь стала совсем скучной. Все были огорчены, услышав о крупной победе Наполеона в декабре под Аустерлицем. Оказывается, он вовсе не был разбит: Трафальгар лишил его военно-морских сил, но теперь он стремился доказать свое превосходство на суше.
Между тем жизнь вошла в обычную колею: уроки, прогулки верхом и пешком, посещения больных, живущих по соседству, с соответствующими дарами. Только когда началась подготовка к Рождеству, жизнь вновь наполнилась событиями. Рождественское полено, которое торжественно вносят в дом, поиски омелы, сбор хмеля, непрерывная суматоха на кухне, выбор подарков для всех знакомых и предположения о том, что они могут подарить нам, — в общем, обычная суета, предшествующая Рождеству.
Рождество пришло и ушло, настал январь. Минуло уже три месяца с тех пор, как цыгане покинули наш лес, а я не забыла цыгана Джейка и полагала, что никогда его не забуду. Он произвел на меня огромное впечатление: я обнаружила, что думаю о нем даже в самые неподходящие моменты. Я была уверена в том, что он каким-то особым образом сумел привлечь мое внимание к себе и, несомненно, произвести на меня определенное впечатление. Джейк заставил меня почувствовать, что я уже не ребенок и что есть множество вещей, которые я могла узнать бы от него. Я была расстроена тем, что он уехал до того, как я смогла понять, что между нами что-то возникло.
Дули холодные северные ветры, принося с собой снегопады. В доме топили камины. Я любила, когда в спальне горел огонь. Было приятно лежать в кровати и наблюдать за языками пламени, бьющимися за каминной решеткой, — синие огоньки, приобретавшие такой цвет оттого, что камин топили деревом, долго пробывшим в воде и потом выброшенным на берег во время шторма. В детстве нам доставляло большое удовольствие собирать такое дерево и самим бросать в огонь найденные обломки. Я всегда считала, что картинки, которые рисуют эти голубые язычки, — самые красивые.
Там, за стенами, бушевал ветер, а в доме было тепло и уютно — возле этих очагов, где мы поджаривали орехи и рассказывали друг другу истории, как в каждую зиму.
Стояла середина января, был гололед, когда Долли Мэйфер приехала в Эверсли в паническом состоянии. Она попросила вызвать молодую миссис Френшоу: похоже, к Клодине она питала особое доверие. Я как раз входила в холл, когда и Клодина вошла туда, и поэтому сразу узнала о случившемся.
— Я насчет своей бабушки… Ах, миссис Френшоу, она ушла от нас!
— Ушла! — на секунду я подумала, что она умерла, поскольку люди говорят «ушла», боясь произнести вслух слово «умерла», пытаясь говорить о необратимом событии так, будто оно становится менее трагичным, если назвать его как-то иначе. Долли продолжала:
— Она ушла! Я пришла в ее комнату, а ее там нет! Просто куда-то ушла…
— Ушла! — как эхо, повторила Клодина. — Да как это могло случиться? Она же вообще ходила с трудом! Да и куда она могла уйти? Расскажи мне подробней…
— Я думаю, она ушла ночью.
— О нет… Долли, ты уверена?
— Я обыскала весь дом: ее нет!
— Этого не может быть! Лучше я схожу посмотрю сама.
— Я тоже пойду, — сказала я.
Клодина поднялась в свою комнату, чтобы надеть теплую накидку и взять снегоступы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50