Мои деньги были помещены в надежное предприятие, и больше к ним Эдвард не прикасался. Я получала с них небольшой доход.
— Все, что мне нужно делать, — это подписывать документы, которые мне приносят, — добавила Амарилис.
— Какие документы?
— Не знаю: бумаги насчет этих денег и всего прочего… Видишь ли, я являюсь держателем акций, а Питер всем этим управляет…
— Значит, все твое состояние вложено в его дело?
— Это семейное предприятие, только Питер делает всю работу!
— А ты даешь деньги?
— Дорогая моя Джессика, Питер не стал богачом, женившись на мне: он и так был богаче меня! Просто он уступил мне долю в своем деле! Сама я ничего не делаю, поскольку ничего в этом не понимаю! Да и в самом деле, Джессика, ну что я могу понимать в импорте рома и сахара, в распределении их между людьми, которые хотят купить товар?
— Думаю, ничего!
Амарилис сменила тему разговора, но я задумалась над сказанным. Питер использовал ее деньги для своих деловых проектов в Лондоне! Не для того ли он вообще женился на ней, чтобы завладеть ее деньгами?
Полагаю, на самом деле я просто пыталась найти объяснение тому, почему все-таки он отдал предпочтение ей. Я получила точно такое же приданое, и не было других причин тому, что Питер предпочел Амарилис, кроме одной: он нашел ее более привлекательной!
Это было естественно: Амарилис была милой, мягкой и очень красивой. Я же — ершистой, ставящей все под сомнение, и вдобавок тщеславной. У Питера были все основания предпочесть ее!
Конечно, с ней было проще. Если бы я участвовала в этих делах с ромом и сахаром, мне захотелось бы самой выяснить все подробности. Я должна была сама осмотреть склады, ознакомиться со счетами. Не то чтобы меня особенно интересовали деньги, просто мне было бы самой интересно разобраться в происходящем.
Да и вообще, к чему искать какие-то причины? Теперь это не имело никакого значения: Питер выбрал ее.
Мне следовало перестать думать о Питере. Истинной причиной моей зависти был ребенок. Именно его появление на свет заставило меня осознать, что в браке с Эдвардом о детях не было и речи.
В стране царствовала эйфория. Наполеон — этот тиран, пугавший нас нашествием чуть ли не всю жизнь, — находился в ссылке. Можно было думать о повседневных делах, не опасаясь, что наши планы может разрушить вражеское вторжение.
— Французы никогда не позволят этому человеку вновь встать на ноги! — таков был приговор моего отца.
— Я думаю, — ответила мать, — что французы обожали его, поклонялись словно Богу!
— Я хотел сказать, что мы не должны позволить французам опять привести к власти подобную фигуру!
— Да и любой другой нации, если уж на то пошло, — добавила мать. — Почему люди не понимают, насколько радостней простая мирная жизнь, без всех великих завоеваний?
— К сожалению, — заметил Дэвид, — не народ решает такие вопросы, а так называемые большие люди!
— Конечно, они прежде всего беспокоятся о своей славе, но при этом приносят горе миллионам людей! Интересно, что Наполеон думает сейчас, скрежеща зубами на Эльбе?
— Несомненно, о побеге! — заявил отец.
— Этого никогда не произойдет! — возразила мать. Все считали, что с Наполеоном покончено. Он был не первым человеком, мечтающим о завоевании мира, и, безусловно, не последним. Но на этот раз диктатор потерпел окончательное поражение, и мы могли спать спокойно.
Стоял чудесный майский день, когда к нам приехали гости. Я была в Эверсли и сидела в саду с матерью, Клодиной и Амарилис, когда одна из служанок подошла к нам и сообщила, что двое джентльменов желают видеть мою мать. «Это — иностранцы», — добавила она.
— А они не представились? — спросила мать.
— Нет, мадам! Просто сказали, что хотят видеть вас.
— Пусть пройдут сюда, — сказала мать.
Они пришли. Некоторое время мать пристально вглядывалась в них, потом побледнела, и я решила, что она теряет сознание. Клодина привстала и тихонько вскрикнула.
Мать почти неслышно произнесла:
— Это действительно?.. — и, вскрикнув, бросилась в объятия старшего из мужчин. Тот, что помоложе, стоял и рассматривал нас с Амарилис, с изумлением наблюдавших за этой сценой.
— Шарло!.. Шарло!.. — мать. Клодина пробормотала:
— Ах, Шарло, неужели это ты?
И она тоже бросилась в его объятия. Шарло! Сын моей матери от первого брака, покинувший Англию еще до моего рождения!
— Мой милый любимый сын! — продолжала бормотать мать. — подумать… После всех этих лет…
— Я вырвался, как только стало возможным. Эти годы показались мне вечностью… Ты сразу узнала меня?
— Мой милый мальчик, да как же я могла не узнать тебя!
— Это Пьер, мой сын!
Мать взяла молодого человека за руки, посмотрела ему в лицо, потом расцеловала.
— Только подумать, что это — мой внук! А это твоя тетушка Клодина… Шарло, это моя дочь Джессика, твоя сводная сестра, и Амарилис, дочь Дэвида и Клодины!
— Как много произошло с тех пор, как я уехал!
— Все эти годы… Как долго пришлось ждать! Расскажи мне… Ты должен погостить у нас подольше! Нельзя, чтобы ты просто появился и уехал. Нам нужно о многом поговорить, обо всем, что произошло за эти годы!
— Я давно хотел приехать, но до последнего времени и речи быть не могло о том, чтобы попасть сюда.
— Слава Богу, все закончилось и тирана отправили в ссылку!
— Теперь Францией правит король, мама. На ее глаза навернулись слезы:
— Ты всегда был настоящим роялистом, дорогой Шарло! — тут же она обратилась к Амарилис:
— Сходи, пожалуйста, попроси приготовить комнаты для гостей и узнай, что там делается на кухне. Оповести всех, что приехали мой сын и внук!
Мать, не отрываясь, смотрела на Шарло. Я понимала, как тяжело ей далась разлука. Должно быть, она не видела его более двадцати лет? Войны, революции! Они разрушали не только государства, но и счастье многих семей! Как мы все страдали от них! Теперь произошло воссоединение: блудный сын вернулся домой!
Когда мать немножко успокоилась, мы уселись в саду и Шарло начал рассказывать о своих виноградниках в Бургундии. Луи-Шарль тоже был не прочь приехать сюда, но решили, что не следует оставлять хозяйство без присмотра. Пьер был старшим сыном Шарло. Ему уже исполнилось шестнадцать, и он изучал виноделие. Кроме того, у Шарло было еще два сына — Жак и Жан-Кристоф, и две дочери — Моника и Андре.
— Вы стали настоящими отцами семейств!
К нам присоединился отец. Он изумился, увидев Шарло. Ему понравился юный Пьер, и он тут же поддержал беседу о виноградниках. Но больше всего, пожалуй, его радовало лицо матери, светившееся счастьем.
Я никогда не видела ее такой довольной. Все эти годы, должно быть, она испытывала чувство потери, не имея никаких сведений о сыне. Мысль о том, что он находится совсем недалеко, за узким проливом, и, тем не менее, о нем ничего невозможно узнать, не давала ей покоя. Смерть необратима, и человека долгие годы могут терзать воспоминания. Но еще хуже неизвестность, когда идет опустошительная война и многие годы тебя мучают неизвестность и постоянное чувство страха, отсутствие уверенности в том, увидишь ли вновь близкого человека.
Я попрощалась и отправилась домой, чтобы рассказать обо всем Эдварду.
Сегодня в Эверсли царила радость. Как мне хотелось быть там и разделять ее!
Шарло погостил в Эверсли две недели и, уезжая, уверил нас в том, что вскоре вернется и привезет с собой остальных членов семьи. Кроме того, нас должен посетить Луи-Шарль со своими сыновьями.
— Что же касается тебя, мама, — сказал он, — ты обязательно должна приехать к нам, в Бургундию. У нас прекрасный старинный дом, каким-то чудом не уничтоженный этими вандалами. Мы с Луи-Шарлем с удовольствием занимались его ремонтом. Пьер тоже помогал нам, верно, сынок? А старший сын Луи-Шарля просто прекрасный плотник! У нас там много комнат! Лучше всего приезжай в сезон уборки винограда.
— Приеду, приеду, — сквозь слезы пообещала мать. — И ты тоже, Дикон, тебе будет интересно!
— Мы будем очень рады вам, сэр, — произнес Шарло.
Отец подтвердил, что его очень интересуют все подробности их жизни. То, что мой отец столь тепло принял Шарло, доставляло матери еще большую радость от встречи с сыном.
Амарилис сообщила мне, что, по словам ее матери, в свое время, когда Шарло жил в Эверсли, между ним и моим отцом существовала некоторая неприязнь.
— Тогда твой отец был еще не так долго женат на матери, и ему не нравилось, что до него она была замужем за другим и имела от него детей. Моя мать говорит, что к ней он относился неплохо, но терпеть не мог Шарло. Между ними всегда возникали стычки. Теперь, похоже, все переменилось!
— Знаешь, одно дело жить с человеком под одной крышей и совсем другое, когда он приезжает к тебе в гости! — мудро заметила я.
Итак, Шарло возвращался во Францию, пообещав, что вскоре вновь встретится с нами. Мать возбужденно говорила:
— Как чудесно вновь будет посетить Францию! Как хорошо, что там, наконец, кончились все эти волнения!
Отец заметил, что пока рано делать окончательные выводы, ведь пока Наполеон жив, можно ожидать чего угодно. Мать, конечно, рассчитывала на лучшее. Она вновь встретилась с сыном, которого порой считала навсегда потерянным. Она была просто счастлива!
Я заметила, что отец чем-то озабочен, и вскоре после отъезда Шарло, оставшись наедине с ним, спросила, все ли у него в порядке.
— Ты очень наблюдательная девочка, Джессика!
— Я думаю, все мы достаточно наблюдательны, если речь идет о близких людях!
Отец нежно пожал мою руку. Он был не из тех, кто любит открыто демонстрировать свои чувства, так что я не ошиблась: он был действительно чем-то серьезно озабочен.
— Расскажи мне все, — попросила я. — Я вижу, что тебя что-то беспокоит.
— То, что я старею, дочь.
— Стареешь? Ты? Ты никогда не будешь стариком!
— Увы, я уже приближаюсь к этому возрасту, Джессика! При всем желании я долго не протяну. Ты знаешь, сколько мне лет?
— Количество лет не играет роли!
— Как хорошо, если бы это было так! Но это не так!
— К тебе это не относится: ты всегда отличался от остальных. Ты умрешь тогда, когда захочешь, то есть никогда!
— Какая у меня очаровательная дочь!
— Я рада, что ты сознаешь это.
— Больше всего я жалею о том, что не женился на твоей матери, когда мы были молоды. Если бы нам тогда не помешали, у нас был бы десяток детей, сыновей и дочерей, похожих на мою Джессику!
— Не стоит сожалеть об этом. У тебя есть чудесный сын Дэвид.
— Да, он хороший сын, но какое у него потомство? Одна дочь, да и та тоже родила дочь!
— О, понимаю, мужская тоска по мужчинам в доме!
— У меня самая лучшая в мире дочь, и я не променял бы ее ни на кого. Но как было бы хорошо, если бы ты родилась мальчиком!
— Извини, милый папочка, я готова для тебя на что угодно, но не могу изменить свой пол!
— Я и не хотел бы, даже ради того, чтобы иметь сына!
— Я растрогана, но разве дела обстоят настолько плохо? Разве в семье нет мальчиков?
— У Дэвида и Клодины наверняка не будет, а Дэвид не будет жить вечно.
— Ненавижу разговоры о смерти, это ужасно!
— Я просто думаю о будущем. Увидев Шарло и его сына Пьера — подрастающего и перенимающего дело отца, который наставляет его, да и других мальчиков… Все это заставило меня задуматься: а что же у нас? Дэвид, а что потом? Джессика, мне уже шестьдесят девять!
— А выглядишь так, что дашь фору любому, кто на двадцать лет моложе тебя!
— Даже я не в силах бороться с законами природы, моя милая! Настанет день, когда я умру, а потом за мной последует и Дэвид. А что станет с Эверсли? Ты понимаешь, что наша семья живет в этом доме уже несколько веков?
— Да, я знаю: когда-то существовало семейство Эверсли, а потом они изменили фамилию.
— Мне хотелось бы, чтобы семейство Френшоу жило здесь еще четыре столетия! Видишь ли, ты настояла на своем браке, это был твой выбор, а я возлагал все надежды на тебя! Даже если бы ты родила дочь, я бы сказал, что дочь Джессики ничуть не хуже любого мальчишки! А что теперь? Амарилис родила девочку! Если бы она родила мальчика, все обстояло бы по-другому! Я клоню к тому, что у меня единственный наследник — Джонатан!
— Я понимаю: ты хочешь привезти его в Эверсли?
— Именно это я собираюсь сделать, причем немедленно. Но он неподходящий человек, и это беспокоит меня! Он похож на своего отца, а его отец никогда не стал бы хорошим хозяином имения!
— Тебе повезло с близнецами! Очень похоже на тебя: одного тебе, конечно, было мало!
— С этим мне, действительно, повезло! Джонатан был прекрасным парнем: склонный к риску, храбрый — трудно представить себе человека храбрей. Но с имением ему было бы не управиться. Пришлось этим заниматься Дэвиду, и нужно сказать, он — прирожденный хозяин! Я надеялся, что у Дэвида будут сыновья, но у него родилась Амарилис. В конце концов, остается только Джонатан!
— Он еще молод!
— Но кое-какие склонности уже определились! Я даже не стал пытаться приучать его отца к ведению дел в имении; правда, тогда были другие занятия, в которых он преуспел. При нем хозяйство просто рассыпалось бы в пух и прах, а вот этого я бы и не хотел!
— Значит, ты хочешь заняться Джонатаном?
— Видимо, придется, но мне это не по душе. Уже ясно, что он за человек! Взять хотя бы случай с дочерью фермера! К счастью, никаких последствий не было, но они могли быть, и тогда ему пришлось бы всю жизнь возиться с ребенком, зачатым на сеновале!
— Довольно многим удается остепениться после бестолково проведенной молодости!
— Именно этого я и хочу добиться! Но все-таки нужно иметь склонность к управлению поместьем. У меня это было, хотя я в молодости был похож на Джонатана. Я попадал в переделки, выбирался из них, но главным для меня всегда оставалось имение. Не только, конечно, имение, были и другие дела… Хочу, чтобы Джонатан осознал это! Вот почему я собираюсь привезти его в этот дом.
— Именно поэтому и хмуришься?
— Твоя мать сейчас вся под впечатлением от возвращения Шарло, и с нею просто невозможно говорить о чем-то другом!
— И поэтому ты обращаешься к своему отпрыску, который имел несчастье неправильно выбрать свой пол?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50