Эдвин считает, что он был одним из святых. Я улыбнулась:
— Мой муж был бы рад узнать об этом. Я хочу, чтобы сын был достоин своего отца. Я внушаю ему, что он не должен делать ничего такого, что не одобрил бы его отец. Мальчик должен стараться вырасти похожим на него.
Джоффри кивнул:
— Но ему, как и всем детям, нужен отец здесь, на земле, Арабелла.
Поскольку я молчала, он продолжал:
— Я много думал об этом, несколько раз намеревался сказать, но не решался. Согласны ли вы выйти за меня замуж, Арабелла?
И вновь я промолчала. Я не хотела говорить: «Нет, я никогда не выйду замуж», поскольку ни в чем не была уверена, и Джоффри был прав, говоря о том, что нельзя скорбеть вечно. Сам Эдвин возражал бы против этого. На секунду меня охватило искушение объявить о своем намерении выйти замуж за Джоффри и понаблюдать, какое впечатление это произведет на Карлтона. Я получила бы настоящее удовольствие. Но это все-таки не являлось достаточным основанием для того, чтобы выходить замуж. Джоффри, заметив на моих губах легкую улыбку, понял ее не правильно.
— Ах, Арабелла, я знаю, мы будем счастливы. Я слегка отстранилась от него и сказала:
— Простите, Джоффри, но я еще не решилась. Временами мне кажется, что я никогда не выйду замуж. Признаюсь, иногда мое мнение меняется. Когда я вижу, как вы любите Эдвина и как он отвечает вам взаимностью, мне кажется, что для нас всех это было бы лучшим выходом. Но я не уверена в этом. Я продолжаю помнить о своем муже и пока не могу сказать ничего определенного.
— Понимаю, — сказал он. — Я слишком рано сделал это предложение, но мне хочется, чтобы вы обдумали его. Я одинокий мужчина, и иногда мне представляется, что для вас было бы лучше, если бы возле вас был близкий человек — такой, каким может быть только муж. Я стал бы отцом вашего мальчика. Я уже люблю его и весьма заинтересован в его судьбе.
— Он должен будет жить здесь. Вы же знаете, что он является наследником.
— Я стал бы часто приезжать сюда, а время от времени мы могли бы жить в моем поместье. У меня есть прекрасные управляющие, которые позаботятся обо всех делах во время моего отсутствия. Моей главной заботой будет Эдвин.
Я следила за полетом воздушных змеев, и мне показалось, что на плоскости змея Эдвина возникло изображение дома. Эверсли-корт и все окружающие его земли в один прекрасный день будут принадлежать Эдвину. Я представила, как бечевка змея отрывает Эдвина от земли. Я видела его испуганное лицо, слышала его крики и поняла, что вспоминаю давнишний ночной кошмар.
— С вами все в порядке? — спросил Джоффри.
— О да… все хорошо, благодарю вас. Вы можете посчитать меня неблагодарной, однако я вынуждена отклонить ваше предложение. Дело просто в том, что я не уверена…
Он мягко пожал мою руку.
— Я понимаю, — сказал он, — Вы должны сознавать это, Арабелла. Я всегда буду понимать вас.
Я была уверена в правоте его слов и чуть не пожалела, что не ответила «да».
Одновременно у меня появилось ужасное подозрение: возможно, мне следовало ответить «да» еще раньше, во время встречи с Карлтоном в этом саду.
Лорд Эверсли решил, что на благодарственную службу в Лондон мы отправимся все вместе. Дядя Тоби пришел в восторг. Он всегда был готов под любым предлогом уехать в Лондон и проводил там много времени. Лорд Эверсли заявил, что их городской дом никогда не эксплуатировался столь интенсивно, как с момента приезда дяди Тоби. Свекровь сказала мне, что она слегка расстроена поведением дяди Тоби, который питал излишнюю склонность к выпивке и к азартным играм, любил засиживаться в кофейне и был без ума от театра. Он весьма благосклонно относился к хорошеньким актрисам, а в особенности к Молли Дэйвис, которая, по слухам, была фавориткой короля.
— У Тоби всегда были с этим неприятности, — сказала Матильда. — Мой муж говорит, что в молодости Тоби доставлял родителям массу беспокойства. И они не слишком огорчились, когда он решил поискать счастья в Вирджинии. Там, конечно, ему не пришлось видеть ни театров, ни хорошеньких актрис.
Однако все мы были готовы прощать дяде Тоби его мелкие грешки. Несмотря ни на что, он был очарователен.
Так или иначе, он больше всех рвался на это благодарственное богослужение.
Пришло письмо из Фар-Фламстеда. Моя мать выражала надежду на то, что по пути в Лондон мы заночуем у них, поскольку они, само собой разумеется, тоже собираются в Лондон. Будет очень удачно, если вся семья наконец соберется вместе.
Итак, было решено: мы едем.
Меня всегда радовали встречи с семьей, хотя дети уже не выражали прежней безумной радости по случаю моего прибытия. Даже Фенн перестал прыгать вокруг меня, издавая восторженные вопли. Теперь ему было уже двенадцать лет, и такое детское поведение ему не приличествовало. Что касается Дика, то ему скоро исполнялось шестнадцать и он был почти мужчиной, а Анджи в свои тринадцать лет выглядела прямо-таки юной леди. , Мой отец горячо обнял меня, но я заметила в его глазах ту же озабоченность, что и в глазах матери. Они оба хотели, чтобы я вышла замуж, и, вне всяких сомнений, одобрили бы мой брак с Джоффри. Меня так и подмывало рассказать матери о том, что мне сделаны сразу два предложения, но я удержалась. Она обязательно захотела бы узнать, как я отношусь к обоим соискателям моей руки, а я была не готова исповедоваться даже перед ней.
Карлтон уже находился в Лондоне. Он поселился в доме Эверсли на фешенебельной Клементс-лейн, куда должны были приехать и мы, а мои родители собирались остановиться в отцовском доме с садом, сбегающим прямо к реке, — в доме, являвшемся собственностью семьи еще со времен Генриха VIII.
В Лондоне к нам должен был присоединиться Лукас со своей молодой женой, и мать была в превосходном настроении, предвкушая общий семейный сбор.
Но я не чувствовала себя совершенно счастливой, поскольку со мной не было моего сына, хотя Карлтон уверял меня, что под присмотром Салли Нуленс мальчики будут не в меньшей безопасности, чем со мной, и я с этим согласилась.
Итак, мы посетили службу, и там я имела честь быть представленной королю и королеве. Естественно, я была очарована им, как был бы очарован на моем месте и любой другой, но мне очень понравилась и милая королева с задумчивыми грустными темными глазами. Было жаль бедняжку, если все эти истории о похождениях короля соответствовали истине, в чем я не слишком сомневалась.
Когда мы вышли из церкви, рядом со мной оказался Карлтон, и он показал мне Барбару Вилльерс, леди Кастлмейн — женщину, которая произвела на меня неприятное впечатление. Карлтон рассмеялся:
— Ее считают просто неотразимой.
— Если бы я была мужчиной, для меня не было бы ничего легче, чем сопротивляться ее чарам.
— Да, но вы ведь не мужчина, а уж как вы умеете сопротивляться, мне известно. Я убедился в этом лично.
Отвернувшись, я поспешила к своему отцу.
Мы все вернулись на Клементс-лейн, а позже моя семья уехала в свою резиденцию. В этот вечер за ужином дядя Тоби предложил на следующий день всей компанией отправиться в театр.
Идея понравилась, и меня волновала перспектива новой встречи с Харриет, хотя ее имя и не было упомянуто. Мне показалось, что Карлтон внимательно наблюдает за мной.
Итак, мы поехали в Кингз-хаус, и я опять радовалась тому, что нахожусь в театре и наблюдаю из ложи за всем происходящим. Кавалеры, девушки с апельсинами, дамы в масках и дамы с мушками, и вновь утонченные кавалеры… Теперь здесь было гораздо больше порядка, чем во время моего первого посещения, и, когда я вслух прокомментировала это, Карлтон сказал мне, что люди, наконец, поняли: в театр ходят для того, чтобы смотреть и слушать пьесу, и они все более и более интересуются происходящим на сцене, а не возможностью устраивать скандалы в зрительном зале.
Видимо, это так и было, поскольку к началу спектакля в зале воцарилась тишина и на сей раз актерам не потребовалось обращаться к публике с просьбой соблюдать порядок.
Пьеса называлась «Английский месье»и была написана достопочтенным Джеймсом Ховардом, одним из сыновей герцога Беркшира. Его братья тоже писали для сцены, как сообщил мне Карлтон по дороге в театр, и тем же самым занимался его родственник Джон Драйден.
Дядя Тоби рассказал, что он видел постановку драйденовских «Дам-соперниц», которая ему очень понравилась.
— И он же написал вместе с Робертом Ховардом «Королеву-индианку», это чудесная пьеса о Монтесуме, которую великолепно поставили на сцене. Но мне подавайте комедию. Я с нетерпением жду сегодняшнего вечера. Есть здесь одна актрисочка, на которую я просто любуюсь.
— Арабелле, разумеется, тоже понравится ее игра, — с улыбкой сказал Карлтон.
Я задумалась над тем, что кроется за его словами. По правде сказать, я все время подозревала, что во всяком его поступке и слове есть скрытый смысл.
— Сегодня театр будет переполнен, — сказал лорд Эверсли. — После столь долгого перерыва люди ждут-не дождутся возобновления развлечений.
— Но театрам действительно было необходимо закрыться на время чумы, дядя Тоби, — возразила я.
— Безусловно, но мы многое потеряли. Следует наверстать упущенное.
Начался спектакль. Я ожидала появления Харриет, но роль главной героини, леди Уэлти, исполняла не она, а другая женщина, очень хорошенькая, живая, игривая и слегка напоминавшая очаровательного мальчишку. Она играла богатую вдову, которую обхаживают охотники за приданым и которая одержима идеей удачно выйти замуж, но, в конце концов, отбрасывает всю эту чепуху и выходит замуж за человека, которого по-настоящему любит.
Сюжет был простеньким, диалоги нельзя было назвать блестящими, но яркая личность этой великолепной актрисы с лихвой возмещала все недостатки пьесы, заставляя аудиторию наблюдать за происходящим на сцене с неотрывным вниманием. Я никогда не забуду ее утонченный вид, ее беспечное обаяние, ее заразительный смех и ее манеру прикрывать глаза, когда она смеялась. Эта живая смуглянка заворожила зрительный зал.
На обратном пути Карлтон спросил:
— Ну, как вы находите Нелли?
— Я считаю, что она просто очаровательна.
— Другие думают то же самое, в том числе и Его Величество.
— А я слышала, что он влюблен в актрису по имени Молли Дэйвис.
— Увы, похоже, бедную Молли полностью вытеснит из его сердца Нелли.
— Не сомневаюсь, что и правление Нелли окажется недолгим, — сказала я.
— Он верен Кастлмейн, поэтому, возможно, способен хранить верность и в отношении других.
— Я не согласна с вашим пониманием верности.
— Что за славный день настанет, когда мы хоть в чем-то согласимся друг с другом!
Мы продолжали обсуждать пьесу и провели целый час просто замечательно.
Последовавшие дни изобиловали столь невероятными событиями, что даже сейчас мне трудно поверить в случившееся. Поднялся очень сильный восточный ветер. Я слышала ночью, как он завывал в узких улочках, и села в кровати, пытаясь предположить, какой же силы он достигает на открытом пространстве вокруг Эверсли, где ветры дуют гораздо сильнее, чем в Лондоне, поскольку восточный ветер, прежде чем долететь до столицы, теряет значительную часть своей силы.
Перед самым рассветом я заметила странный отсвет на мебели и, подойдя к окну, убедилась в том, что это зарево пожара, и, должно быть, очень сильного.
К тому времени, как я встала, зарево усилилось. Я сказала служанке, что где-то, видимо, разыгрался сильный пожар. Она ответила, что только что заходил какой-то торговец и сообщил, как все это началось в одной из лавок на Паддинг-лейн. Дом был мгновенно охвачен пламенем, а сильный восточный ветер перебросил огонь на соседние дома.
В течение всего дня разговоры шли лишь о пожаре, который быстро распространялся, поглотив уже массу зданий, а к вечеру в наших комнатах стало светло как днем от огромного, на полнеба, зарева. Над городом висела шапка дыма, сгущаясь с каждым часом.
— Если так пойдет и дальше, — сказал мой свекор, — от Лондона ничего не останется.
Карлтон предложил мне и Карлотте вернуться в Эверсли, а моя мать хотела отправить нас в Фар-Фламстед, находившийся на вполне безопасном расстоянии от города.
Я твердо заявила, что никуда не уеду, пока не закончится это несчастье. Для всех нас нашлось множество дел, поскольку беженцы из районов, охваченных пожаром, нуждались в крове над головой, и мы с Карлоттой присоединились к тем, кто организовал помощь погорельцам.
Люди были ошеломлены, многим из них едва удалось спастись, и река была запружена лодками с этими несчастными и их жалким скарбом. Некоторые бежали за город, иные направлялись в специально подготовленные для них дома, а остальные разбили лагеря возле Айслингтона и Хайгейта.
Пожар бушевал три дня. Было бесполезно пытаться потушить его обычным способом. Говорили, что для этого не хватит целой Темзы.
Настроение становилось все тревожней. Мы жадно ловили обрывки новостей. Нам стало известно, что, когда провалилась крыша собора Святого Павла, зарево на небе было видно с расстояния в десять миль. Расплавленный свинец лился по улицам, камни, из которых был сложен собор, летали, как пушечные ядра, а булыжная мостовая настолько раскалилась, что по ней невозможно было ходить. Расплавились церковные колокола. Ветер поднимал пепел и разносил его на много миль вокруг. Я слышала, что пепел выпал даже в Итоне.
Церковь Святой Веры была разрушена. Вначале провалилась крыша, а потом рухнули и стены. В книготорговом доме на Патерностер-роу содержимое книжных лавок горело в течение нескольких дней.
Надо было что-то предпринимать.
Король спешно прибыл в Лондон вместе со своим братом и придворными, чтобы изыскать средства для прекращения пожара. Вместе с ними был и Карлтон; там же были мой отец, Джоффри, лорд Эверсли и дядя Тоби. Наконец, они нашли решение. Меры были отчаянными, но к ним пришлось обратиться, ибо две трети города лежали в руинах и от Тауэра вдоль по Темзе до Темпл-Черч и вдоль городской стены до Холборн-Бридж лишь кое-где можно было найти уцелевшие здания, да и от них остались лишь голые стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49