« О, там восток! Джульетта — это солнце!
Встань, солнце ясное, убей луну-завистницу…»
Как-то раз он добавил:
— Я понимаю, что он имел в виду. Для него свет дня начинает сиять лишь с появлением Джульетты.
— Однако незадолго до того он был влюблен в другую, — заметила я. — Как вы думаете, если бы он стал мужем Джульетты, был бы он ей верен?
— Я в этом убежден.
— В противном случае, — добавила я, — все это было бы бессмысленно.
— Иногда жизнь бывает бессмысленной, но давайте верить в то, что он любил бы ее до гробовой доски. Тем более, что… так и произошло.
— Ни на что иное у него просто не было времени. Эдвин чуть не расхохотался. Он вносил в наши репетиции некоторый дух легкомыслия, в то время как я вкладывала в них всю свою душу.
Никогда в жизни я не была так счастлива, как сейчас.
Поскольку мне доставляли наслаждение близость Эдвина, прикосновения его рук, страсть, звучавшая в его голосе, когда он обнимал меня, то я понимала, что хочу, чтобы он стал моим мужем. До знакомства с Харриет я, в общем-то, находилась в неведении относительно взаимоотношений мужчин и женщин, но с тех пор узнала об этом многое. Я уже прочитала дневник своей матери. Передавая его мне, она сказала, что я похожа на нее. А это значит, что физический аспект любви не будет пугать меня, как это бывает с некоторыми женщинами и как это было с моей покойной тетушкой Анжелет.
Я знала, что хочу физической близости с Эдвином и что на брачное ложе лягу без содрогания.
Мне очень нравилась сцена на балконе, когда Ромео и Джульетта вместе, но уже настает рассвет, и он должен покинуть ее.
Я смаковала каждое слово:
Ты хочешь уходить, но день еще не скоро:
То соловей — не жаворонок был.
И Ромео отвечает:
То жаворонок был, предвестник утра.
Не соловей. Смотри, любовь моя,
Завистливым лучом уж на востоке
Заря завесу облак прорезает.
Ночь тушит свечи; радостное утро
На цыпочки встает на горных кручах.
Уйти — мне жить; остаться — умереть.
Мы вновь и вновь репетировали эту сцену. Эдвин сказал мне, что тоже любит ее, хотя очень не хочется покидать меня.
— Это всего лишь игра, — рассмеялась я.
— Иногда мне кажется, что я вовсе не играю, — признался он. — Да я и не могу этого делать: я самый бездарный в мире актер.
Харриет весьма критично относилась к нашим репетициям. Теперь она пыталась сделать из роли кормилицы главную роль пьесы, и, надо признать, у нее это получалось, хотя, конечно, роль ей не подходила. Иногда мне казалось, что она добивается именно такого эффекта. Ей хотелось, чтобы все говорили, что она создана для роли Джульетты.
Но в любом случае репетировать было большим удовольствием, и Харриет была превосходна. Лукас играл Париса, молодого человека, которого родители Джульетты прочили ей в мужья, и играл гораздо лучше, чем я ожидала.
Он признался мне, что никогда не был так доволен жизнью, как сейчас.
— И все это благодаря Харриет, — добавил он. А потом, нахмурившись, сказал:
— Она не совсем верно рассказала о том, как попала в наш дом.
Лукас обожал Харриет и не желал признать, что предмет его поклонения сильно приукрасил правду. Улыбнувшись, мой брат заметил:
— Харриет — прирожденная актриса и не смогла удержаться от того, чтобы не разыграть перед зрителями очередную роль.
Я поняла, что Лукас взрослеет.
Накануне спектакля в замке царило радостное возбуждение. Зрителей должно было собраться довольно много, потому что леди Эверсли решила заполнить зал до отказа, пригласив всех, живущих в округе.
— Если понадобится, — сказала она, — они смогут переночевать на полу в главном холле. Такое уже бывало.
Мы провели генеральную репетицию, от которой я получила наслаждение. Мне всегда нравилось веселить детишек, изображая мисс Блэк, и я помню, как Дик и Анджи покатывались от хохота. А как-то раз я переоделась и изобразила разбойника, который пробрался в замок, чтобы всех нас похитить. Дети так перепугались, что несколько недель не могли успокоиться, и мне стало ясно, что хотя я поступила глупо, но все же роль свою сыграла убедительно. А теперь я была полна решимости успешно сыграть Джульетту, и не только потому, что мне нравилось играть вместе с Ромео-Эдвином; мне хотелось доказать Харриет, что я, может быть, и не столь выдающаяся актриса, как она, но вполне сносная.
Несомненно, Харриет обладала какой-то магической силой: когда она появлялась на сцене, пусть даже в роли кормилицы, внимание зрителей сосредоточивалось именно на ней. Текст она знала назубок. Время от времени она весьма надменно смотрела на меня, и у меня складывалось впечатление, будто она рассчитывает на то, что я забуду свой текст. Сцены с участием Джульетты и кормилицы стали теперь гораздо более развернутыми, чем в первоначальном варианте, поскольку Харриет дополнила соответствующие фрагменты роли кормилицы. Я чувствовала, что она постоянно посматривает на шляпу Джульетты, которую ей так хотелось поносить, и мне казалось, что в любой момент она готова сорвать эту шляпу с моей головы.
Настал великий день. Харриет объявила, что репетиций больше не будет и нам следует выбросить из головы все мысли о спектакле. Генеральная репетиция прошла весьма гладко, и теперь мы должны спокойно ждать вечера.
Я рассмеялась и сказала, что она принимает все это слишком уж всерьез. Ведь мы не профессиональные актеры, чье пропитание впрямую зависит от качества их работы.
Я решила прогуляться по саду, и Эдвин присоединился ко мне.
Он спросил меня, не волнуюсь ли я перед спектаклем.
— Это ведь всего лишь игра, — ответила я. — Если мы забудем текст, все только рассмеются и от этого получат, вероятно, большее удовольствие, чем получили бы от профессионального исполнения, на которое мы в любом случае не способны.
— Моя мать надеется, что сегодня вечером будет объявлено о помолвке, — сказал он.
Сердце бешено заколотилось у меня в груди, и я замерла, но он продолжал:
— Она надеется, что Чарльз будет просить руки Карлотты, когда она выйдет на сцену после окончания спектакля вместе со всей труппой. — Он нахмурился и добавил:
— Я несколько обеспокоен.
— Почему?
— Чарльз изменился. Боюсь, бедная Карлотта понимает это. Вы заметили в ней перемены?
— Мне кажется, она выглядит немного опечаленной. Я не очень хорошо с ней знакома, но, по-моему, она и раньше была не слишком оживленной.
— Карлотта всегда была такой… полная противоположность своему брату. Она очень серьезна и умеет скрывать свои эмоции, но сейчас, я думаю, она чувствует себя несчастной.
— Она действительно хочет выйти замуж за Чарльза, или это заранее запланированный брак?
— Она страстно этого желает, во всяком случае, желала. Но в последнее время многое изменилось.
Я подумала: это с тех пор, как мы приехали сюда. Чарльз явно влюблен в Харриет. Ох, бедняжка Карлотта! Как, должно быть, ей хочется, чтобы мы никогда не появлялись в ее доме!
— Но, возможно, я и ошибаюсь, — сказал Эдвин и сделал характерное для него уточнение:
— Я уверен, что ошибаюсь. Вот увидите, сегодня вечером будет объявлено о помолвке. В конце концов, именно ради этого он и приехал.
Он взял меня за руку и пожал ее. Я была счастлива.
— Вы знаете, — продолжал он, — ведь мне вскоре, видимо, придется уехать отсюда.
— Вы присоединитесь к отцу?
— Нет, поеду… в Англию.
— Это, наверное, опасно.
— Я поеду туда под чужим именем. Мы тайно пересечем Ла-Манш и высадимся в каком-нибудь безлюдном месте. Нам придется носить мрачную одежду, чтобы не отличаться от остальных. Я собираюсь поездить по стране, поговорить кое с кем из тех, кто, по нашему предположению, остался роялистом, узнать настроение народа… В общем, вымостить дорогу для возвращения короля.
— Когда?
— Я жду приказа. В любой день может явиться гонец с сообщением о том, что мне пора отправляться.
— Но уж не раньше, чем мы сыграем спектакль! Он рассмеялся:
— О, не бойтесь этого! Невелика была бы трагедия. Неужели вы думаете, что без меня не обойдутся?
— Да где же я найду другого Ромео?
Он повернулся ко мне и нежно улыбнулся.
— Вы можете найти, — сказал он, — гораздо более достойного кандидата, чем я.
— После всех этих репетиций! Он смущенно отвел глаза:
— Я уверен, что все обойдется. Несомненно, нас предупредят за несколько недель. Но мы должны быть наготове. Такие операции требуют тщательного обдумывания… и репетиций гораздо более серьезных, чем в случае с» Ромео и Джульеттой «.
— Я понимаю.
Он вновь взял меня за руку:
— Похоже, вы и в самом деле взволнованы.
— Мне не нравится, что вы будете подвергаться опасности.
Он наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Дорогая Арабелла, — сказал он, — вы очень добрая и милая. Хотелось бы мне… — Я молчала, и он продолжил:
— Если соблюдать осторожность, то никакой опасности не будет. Мы окажемся в своей собственной стране, и, имея актерский опыт, я вполне убедительно сыграю пуританина, полностью удовлетворенного происходящим вокруг, да и встречаться мы будем с людьми, которые, надеюсь, являются нашими друзьями. Так что у вас нет оснований для беспокойства.
— Как вы думаете, народ действительно мечтает о возвращении короля?
— Именно это мы и собираемся выяснить. Если это так, он вернется, но если народ не на его стороне, то все попытки будут бесполезны.
— Вы хорошо знаете короля?
— Настолько, насколько вообще его можно знать. Карл прекрасный приятель — веселый, остроумный, любящий пошутить. Никогда нельзя быть уверенным в том, что он говорит всерьез.
— Вы хотите сказать, что он… ненадежен?
— Возможно. Но я не знаю более обаятельного человека.
— Не объясняется ли его обаяние королевским происхождением?
— Частично, видимо, да. Все готовы обожать короля, а если он к тому же дает для этого повод — ну что ж, тогда любовь к нему растет. О да, Арабелла, я уверен в том, что мы скоро вернемся. Какой же это будет день, когда мы ступим на родную землю!
— Интересно, что мы там увидим?
Он слегка коснулся моей щеки и сказал:
— Подождем — и тогда все узнаем.
Потом мы стали говорить об Англии, какой она нам запомнилась. Наверное, из-за того, что я была вместе с Эдвином, мне вспоминалось только хорошее. Рядом с ним я разделяла его взгляды на жизнь: все обстоит просто прекрасно, а если что-то идет не так, то надо закрыть на это глаза и отказаться признавать неприятные факты существующими. Очень удобное мировоззрение.
Спектакль начинался в шесть часов, а после него там же, в большом холле, должен был состояться праздничный ужин. Следовало только убрать сиденья для публики, расставить столы на козлах и принести с кухни заранее приготовленные яства. Воспользовавшись помощью нескольких конюхов, Харриет с большой изобретательностью устроила так, что часть холла, примыкающая к сцене, была огорожена занавесом, из-за которого актеры могли в нужный момент выходить на сцену. Там же за занавесом должна была находиться Карлотта с текстом пьесы, чтобы подсказывать его забывчивым актерам. Я очень сочувствовала Карлотте. Она старалась казаться веселой, но это ей не очень удавалось, и она выглядела печальной и подавленной. Я знала, что виной тому — поведение Чарльза Конди, и ощущала в этом и свою вину: ведь он охладел к Карлотте с того момента, как поддался чарам Харриет. Я сердилась на Харриет. Стыдно было поступать так, как она, поскольку было ясно, что к Чарльзу Конди она не питает глубоких чувств.
В течение дня напряжение в замке возрастало, и уже после полудня актеры разошлись по комнатам, начав готовиться к спектаклю.
В шесть часов вечера мы собрались вместе. В холле были расставлены скамьи, и там находились все жители округа, способные передвигаться. Слуги тоже не остались в стороне, так что аудитория у нас была весьма обширная. Но жаловаться на зрителей не приходилось: как только начался спектакль, в зале наступила мертвая тишина. Думаю, многие из присутствующих никогда не видели ничего подобного. Стараниями Харриет мы выглядели для не слишком искушенного зрителя вовсе неплохо, а старинный холл, превращенный в театр, усиливал впечатление волшебства.
Во время первого выхода я играла в паре с Харриет, и эта сцена, конечно, осталась за ней. Только оказавшись лицом к лицу с Эдвином, я почувствовала вдохновение. Я ощущала неподдельное волнение, когда он, увидев меня издалека, сказал, что я сверкаю на щеке ночи, как драгоценный камень в ухе эфиопа, и мне надолго запомнился трепет, охвативший меня после его слов, обращенных к Джульетте:» До этой ночи я не понимал значенья слова «красота»«.
В общем, мне казалось, что мы с ним играли самих себя. Мы были влюбленными. Мы встретились и влюбились — по крайней мере, я — точно так же, как и эти двое. Конечно, говорила я себе, он не мог играть так хорошо, если бы был равнодушен ко мне.
Мне кажется, сцену в склепе я сыграла достаточно удачно. Увидев недвижно лежащего Эдвина, » отравленного ядом «, я ясно поняла, что чувствовала в этой ситуации Джульетта, и, думается, я была по-настоящему трагична, когда, схватив кинжал, » вонзила» его в свое сердце и упала на труп любимого.
Это было похоже на Эдвина — сделать предложение именно в такой момент. «Не унывайте, — шепнул он. — Вы согласны выйти за меня замуж?»Я не сразу смогла вернуться в реальный мир, потому что всего секундой раньше я думала о том, что сердце мое разорвалось бы, если бы он действительно умер. Эдвин с трудом сдерживал смех, да и мне это далось нелегко.
Наконец были произнесены финальные монологи. Герцог высказал свои соболезнования и осудил вражду семейств, семейства помирились, и на этом наш спектакль завершился.
Разразился шквал аплодисментов. Мы с Эдвином ожили, встали и, выстроившись в шеренгу вместе с остальными актерами, начали отвешивать поклоны. Харриет, стоя в центре, держала нас обоих за руки.
Обратившись к зрителям, она выразила надежду, что они остались довольны нами и согласятся простить многочисленные недочеты, имея в виду, что мы старались, как могли. В ответ на это леди Эверсли заявила, что и она, и все остальные зрители получили от спектакля незабываемые впечатления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49