— Его Величество, конечно, уже проявил свою особую благосклонность к дамам, — сказал Карлтон, — и его верноподданные обязаны следовать примеру монарха.
Лорд Эверсли покачал головой.
— Мне не хотелось бы проявлять нелояльность, — сказал он, — но, по-моему, его верноподданные были бы более счастливы, если бы он проявлял больше склонности к своей королеве и меньше — к этим гарпиям, которые окружают его.
— Позиции Кастлмейн сильны как никогда, — заметил Карлтон. — Но это не исключает возможности того, что королевский взгляд может упасть и на кого-то другого… что вы и увидите, когда начнется спектакль.
Судя по усмешке на его устах, готовился какой-то сюрприз. Интересно, какой же? Вскоре мне предстояло об этом узнать, поскольку вдоль края сцены зажглись свечи, и это значило, что спектакль начинается.
Появились Шеллоу и Слендер, но некоторое время ничего нельзя было расслышать из-за шума в зале. Слендер сделал несколько шагов вперед, и кто-то прокричал:
— Поберегись, приятель! Сейчас у тебя загорятся штаны!
Шеллоу поднял руку:
— Дамы и господа, все и каждый, прошу тишины, мы начинаем спектакль.
Манера, с которой он произносил эти слова, вернула меня в тот давний вечер в Конгриве, когда прибыли странствующие актеры. Шеллоу напоминал их драматическими нотками в голосе и жестами.
В зале стало потише, и кто-то прокричал:
— Тогда давай, приятель!
— С вашего позволения, — сказал Шеллоу, отвесив глубокий поклон.
Спектакль начался.
Впервые оказавшись в театре, я почувствовала сильнейшее волнение. Мне всегда нравилось сценическое искусство, а теперь мне предстояло увидеть профессионалов. Я знала содержание пьесы и приготовилась наслаждаться ею.
В первой сцене второго акта на сцену вышла миссис Пейдж.
В руке она держала лист бумаги, и, когда я пригляделась к ней, у меня оборвалось сердце. Ошибиться было невозможно. Харриет!
Повернув голову, я увидела, что за мной наблюдает Карлтон. Он насмешливо улыбался. Он все знал и специально привел нас сюда.
Я вновь обратила свое внимание на сцену. Харриет немножко изменилась. Возможно, стала менее стройной. А может быть, слегка постарела. Но она была красива, как и раньше.
Я почувствовала, что Карлотта напряглась. Она тоже узнала ее.
И новь я посмотрела на сцену. Мне хотелось смотреть на Харриет, не отрываясь. Я всегда чувствовала в ней какой-то магнетизм, и зрители тоже ощущали его, так как шушуканье и покашливания прекратились и в зале воцарилась мертвая тишина.
Я была глубоко потрясена и не могла следить за развитием сюжета. Все мои мысли были заняты Харриет. Что произошло с ней? Как она попала сюда? Бросил ли ее Джеймс Джилли, или она сама покинула его? Была ли она счастлива? Занималась ли тем, чем хотела? Мне нужно было поговорить с ней сегодня же.
Напряжение Карлотты, сидевшей рядом со мной, росло.
— С тобой все в порядке? — спросила я.
— Ты видишь? — шепнула она. Я кивнула.
— Он, должно быть, бросил ее. Она дошла до этого…
— Прошу тишины, дамы! Зрители, как ни странно, увлечены происходящим на сцене, — шепнул Карл-тон Я продолжала размышлять о Харриет. Я была чрезвычайно взволнована, потому что вновь увидела ее.
— Мне нужно видеть ее, — сказала я. — Я не могу уйти, не встретившись с ней. Карлотта воскликнула:
— Нет, Арабелла! Это невозможно. Мы не хотим ее больше знать.
— Я не могу не повидаться с ней, я должна видеть ее.
— Я проведу вас в ее гримерную. Несомненно, она будет там, — сказал Карлтон.
— Благодарю вас, — ответила я.
— Всегда к вашим услугам, — шепнул он. Я заметила, что он хорошо знаком с расположением помещений в театре. Персонал тоже знал его. Мы подошли к какому-то мужчине и объяснили, что мы — друзья миссис Пейдж и хотели бы с нею поговорить.
Некоторая сумма денег сменила владельца, и оказалось, что наш визит вполне возможен. Впервые я была благодарна Карлтону. Нас провели в небольшую комнату, в которой вскоре появилась Харриет.
— Харриет! — воскликнула я и, не раздумывая, бросилась к ней, протягивая руки. Она крепко обняла меня.
— Я видела тебя в ложе, — сказала она, — и знала, что ты зайдешь.
Карлтон поклонился.
— Ваша игра была великолепна, — признал он.
— Благодарю вас, добрый сэр, — кивнула она в ответ.
— Я оставлю вас, чтобы дать вам возможность поговорить, и вернусь минут через десять, кузина.
Когда за ним захлопнулась дверь, Харриет состроила гримасу.
— Он мне никогда не нравился, — сказала она.
— Харриет, что ты здесь делаешь?
— Мне казалось, что это очевидно.
— Ты…
— Я — одна из актрис Томаса Киллигрю, и, поверь мне, это немалое достижение.
— Но сэр Джеймс…
— Сэр Джеймс! Он послужил только ступенькой. Мне нужно было уехать. Подвернулся он… и предоставил мне средства.
— Значит, ты его не любила?
— Любила! Ах, моя милая, романтичная Арабелла, всегда думающая о любви! Что толку любить девушке, у которой нет крыши над головой и которая склонна получать от жизни некоторые радости?
— Ведь ты так красива! Ты могла бы выйти замуж за Чарльза Конди.
— Рядом с тобой в ложе я видела Карлотту с кислой физиономией. Уж наверняка она пришла сюда не для того, чтобы полюбоваться на меня.
— Ты обошлась с ней весьма дурно, Харриет.
— Дурно! Я просто хорошо отнеслась к молодому человеку, которому явно не нравилась Карлотта. Но мы понапрасну тратим время. Расскажи мне, как ты живешь. Как тебе понравилась нынешняя Англия? Как мальчики?
— Все в порядке.
— А маленький Ли?
— Он очень миловиден и умеет постоять за себя.
— Значит, он пошел в меня. Как ты относишься к нему? По-матерински?
— Харриет, почему ты его бросила?
— Но разве я могла взять его с собой? Конечно, мне было больно, но что было делать? Если бы я поехала с тобой, то вряд ли могла бы рассчитывать на добрый прием. Уж, во всяком случае, не со стороны Карлотты. Твоя мать, по всей видимости, тоже не собиралась навязываться мне с приглашениями. Бедняжку Харриет все бросили. Поэтому я решила: сюда меня привезет Джеймс Джилли, и я буду с ним до тех пор, пока он мне не надоест. Я всегда мечтала о сцене — и вот я здесь.
— Ты хорошо живешь, Харриет? Она расхохоталась.
— Милая Арабелла, ты всегда меня смешила. Для меня жизнь достаточно хороша. Сплошные взлеты и падения… Никакой скуки. Я создана для этой жизни. А ты? Продолжаешь оплакивать Эдвина?
— Его мне никто не заменит.
— А что с Карлтоном?
— Ты о чем?
— У него репутация неотразимого мужчины. Я слышала, он весьма разборчив. Сама Кастлмейн посматривает на него. Но для этого он слишком хитер. Он не хочет, чтобы Черный Парень занес его в свою нехорошую книжечку.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Кастлмейн — это любовница короля, а Черным Парнем называют Его Величество. Карлтон — большой оригинал. Вначале он наводняет весь город слухами, а потом ускользает в Эверсли и некоторое время там отсиживается. Я слышала, он был просто взбешен, услышав о юном наследнике. О твоем милом малыше, Арабелла. О, знаешь, о Карлтоне Эверсли ходит масса сплетен, и я не пропускаю их мимо ушей… Все-таки когда-то мы были знакомы.
— Харриет, мне хотелось бы верить, что ты счастлива.
— Мне хотелось бы сказать то же самое тебе.
— Я настолько счастлива, насколько могу быть счастлива без Эдвина. Скажи мне правду, Харриет.
— Я настолько счастлива, насколько могу быть счастливой без собственной усадьбы и приличного состояния, позволяющего жить в роскоши до конца дней.
— Ах, Харриет, — воскликнула я, — как чудесно, что мы вновь встретились с тобой!
— Возможно, мы опять встретимся. Я собираюсь стать звездой лондонских театров. Сейчас за тобой придет Карлтон. Я рада, что ты пришла, Арабелла. Между нами всегда существовали какие-то узы, правда?
Она несколько загадочно улыбнулась. Я не понимала, действительно ли она рада встрече со мной. Я чувствовала смущение и нерешительность. Мне хотелось убедить ее бросить сцену и уехать со мной в Эверсли.
Однако я знала, что не смогу этого сделать. С одной стороны, она сама откажется, а с другой — на это никогда не согласится моя новая семья.
Я попрощалась с ней, и она, поцеловав меня, сказала:
— Мы снова встретимся. Наши жизни, как говорится в пьесах, будут переплетаться, пока мы живы.
Это было самым волнующим событием за время моего пребывания в Лондоне.
ЧУМА
После Лондона Эверсли показался скучным, но я была рада, что вернулась к Эдвину, и убедилась в том, что он не пострадал за время моего отсутствия. Мы с Карлоттой сразу же пошли в детскую, где нас шумно встретили мальчики, а после того, как они увидели привезенные подарки, прием с их стороны стал еще более теплым. Мы постарались разделить дары поровну, так что оба получили по игрушечному ружью, стреляющему глиняными шариками, по трубе, изготовленной из коровьего рога, и по воздушному змею — синий для Эдвина и красный для Ли. Всем этим да еще мятными шариками в коробочках, на которых был изображен Уайтхолл, дети были просто очарованы. Ли, конечно же, схватился за ружье и начал палить из него во все и во всех, в то время как Эдвину особенно полюбилась труба. Змеи, по-моему, были одобрены обоими, и оба желали тут же идти запускать их.
Карлотта спросила:
— А чему вы больше рады: нам или нашим подаркам?
Оба мальчика были озадачены вопросом. Ли уставился на свое ружье, а Эдвин вертел в руках трубу. Затем жестом, глубоко тронувшим меня и сразу же напомнившем об его отце, Эдвин отложил в сторону трубу, бросился ко мне и обнял меня.
Ли предусмотрительно сделал то же самое в отношении Карлотты.
Мы хорошенько посмеялись, а затем Эдвин сказал:
— Если бы вы не вернулись, то не привезли бы этих подарков, правда?
Ли серьезно кивнул.
Хотя нам дали понять, что наша компания менее желанна, чем подарки, нас повеселила и порадовала находчивость ребят.
Это были счастливые дни: мы помогали запускать воздушных змеев, постоянно слышали звуки труб и пытались уклониться от глиняных шариков. Мы были рады вернуться домой. Но меня постоянно тревожили воспоминания о Харриет, и я не могла выбросить их из головы.
Я размышляла о Карлтоне, который нарочно организовал посещение театра, зная, что там будет Харриет. Несомненно, он был склонен к озорству, но больше всего меня расстраивали его явный интерес ко мне и напоминание о том, что между ним и наследством встал Эдвин.
В том, что Карлтон любил Эверсли, я была уверена. Он отдавал много времени поддержанию порядка в поместье, и я заметила, что его визиты в Лондон становились все реже и реже.
Лето шло к концу, когда в Эверсли-корт явилась жена Карлтона, Барбари. Карлтон отнесся к ней с полным безразличием, которое мне показалось невежливым.
Уже через день после ее приезда я поняла, что дела ее не слишком хороши. Заметив, что в течение всего дня Барбари ни разу не появилась на людях, я расспросила слуг и узнала, что она лежит в кровати и чувствует себя слишком слабой, чтобы встать.
Я пошла навестить ее.
Она выглядела больной, и я спросила, чем ей помочь.
Барбари покачала головой.
— Я просто приехала отдохнуть в деревенской тишине, — сказала она. — Я так делаю время от времени… когда чувствую, что слишком устала. Не думаю, чтобы леди Эверсли это очень нравилось, но, в конце концов, это дом моего мужа, и я имею право быть здесь, не так ли?
— Да, конечно.
— Ну что ж, приятно это слышать, ведь вы являетесь кем-то вроде заместительницы хозяйки замка. А вам здесь не одиноко? — Она как-то пренебрежительно махнула рукой.
— Мне здесь спокойно, — ответила я, — Очевидно, так же, как и вам, раз вы приехали сюда отдохнуть. Вы часто чувствуете такую потребность?
Барбари кивнула:
— Здесь тихо… Один день похож на другой, мычат коровы, блеют овцы, щебечут птички.
— Вот не думала, что вам это может нравиться.
— Вы должны знать, кузина Арабелла, что многие вещи совсем не таковы, какими кажутся.
— Это правда. Может быть, вам чего-нибудь принести?
— У Салли Нуленс есть хороший настой. По-моему, она дает его детям, когда те становятся слишком возбужденными.
— Я спрошу ее.
Я спустилась вниз и нашла Салли в детской, где она зашивала порванный Ли камзольчик.
Да, она знала, о чем идет речь. Она и раньше давала это госпоже Барбари.
— Бедная госпожа Барбари, — вздохнула Салли, — похоже, она не слишком счастливая женщина.
— Я тоже так думаю… Находясь замужем…
— Ну, чтобы брак был счастливым, нужны двое, и, чтобы он был несчастным, — тоже. Они всегда бывают непутевыми, эти браки, которые специально устраивают. Молодые люди сами должны искать друг Друга.
— Так их брак был специально устроен?
— Да, десять лет назад. Хозяин Карлтон делал вид, что он из «круглоголовых». А она была из тех семеек, что всегда стояли на стороне Кромвеля. Мне думается, он женился на ней, чтобы показать, какой он хороший «круглоголовый». Он хорошо все это разыграл, а по-настоящему они и не были женаты. Оба гуляли, как хотели. Оба они какие-то дикие: она, наверное, оттого, что ее в такой строгости воспитывали, а он — потому, что он такой и есть. Вот она и приезжает сюда приходить в себя. Мои настои для нее, прямо как живая вода, так она говорит. Но я-то думаю, что есть тут и еще кое-что. Я думаю, временами на нее что-то находит и ей хочется все изменить.
Я часто заходила навестить нашу гостью, и между нами возникло что-то вроде дружбы. Мои посещения явно доставляли ей удовольствие, и через некоторое время она завела со мной разговор.
Она сообщила, что посещает Эверсли, когда здесь нет Карлтона.
— Мы, конечно, не хотим встречаться.
— Это выглядит странно, ведь он ваш муж.
— Он не желал этого брака. Он вступил в него только потому, что хотел произвести определенное впечатление. Многие сомневались в мотивах его поведения. В то время существовала опасность его разоблачения. Женитьба на члене нашей семьи укрепляла его позиции… вы понимаете, что я имею в виду. Мой отец был убежденным «круглоголовым», и такой брак служил гарантией для человека, вызывавшего подозрения своей принадлежностью к семье, все члены которой отправились в изгнание вместе с королем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49