Одним быстрым движением он встал на колени и занялся тарелками, стоящими на столе, а у Мередит появилась возможность устроиться поудобнее, расправить юбки и скрестить ноги так же, как и Филипп. После этого она должна была признать, что сидеть так гораздо приятнее, чем на жестком деревянном стуле.
– Сначала попробуйте это, – предложил Филипп, протягивая ей хрустальный бокал на высокой ножке, наполненный рубиново-красной жидкостью.
– Спасибо.
Не сводя с нее глаз, Филипп коснулся ее бокала краешком своего, и хрусталь тонко зазвенел.
– За этот чудесный вечер!
Мередит только кивнула, не доверяя своему голосу, и пригубила напиток.
– Как вкусно! – воскликнула она, ощутив необычный, сладковатый и свежий вкус. – Я никогда такого не пробовала. Похоже на вино, но... все-таки не вино. Что это?
– По правде говоря, не знаю. Этот рецепт – великий секрет Бакари, и он его тщательно охраняет. Один раз я попробовал подсмотреть, как он делает этот напиток, а он поймал меня за этим и наказал.
– Наказал вас? – поразилась Мередит. – Каким образом?
– Он целый месяц отказывался его готовить. С тех пор я не задавал вопросов, а просто наслаждался вкусом.
Он поставил бокал на стол и снял крышку с небольшой супницы. Ароматный пар, не похожий ни на что известное ей ранее, достиг ноздрей Мередит. Она сразу же почувствовала смертельный голод и с нетерпением наблюдала за тем, Как Филипп разливает густую жидкость в изящные фарфоровые мисочки.
– Что это такое?
– Авголемоно. Греческий суп из лимона и яиц. Проглотив первую ложку, Мередит закрыла глаза от наслаждения:
– Потрясающе.
Когда мисочка опустела, Мередит уже не чувствовала ни неловкости, ни смущения. Она просто с нетерпением ожидала следующего блюда. Филипп протянул ей тарелку с нежнейшей рыбой, сваренной на пару, с добавлением ароматических трав, которые она не знала, и с гарниром из паровой же спаржи. После каждого проглоченного кусочка глаза Мередит снова невольно закрывались, и она даже постанывала от удовольствия.
– Судя по всему, вы весьма страстная натура, Мередит. Она удивленно подняла на Филиппа глаза и обнаружила, что он смотрит на нее с выражением любопытства и одобрения одновременно.
– Почему вы так решили?
– Потому что только страстные натуры могут так безоглядно наслаждаться едой.
Мередит почувствовала себя неловко. Боже милостивый, в этой необычной обстановке она совершенно забыла о приличных манерах.
– Не смущайтесь, – сказал Филипп, и ее щеки еще ярче вспыхнули, оттого что он с такой легкостью прочитал ее мысли. – Ваш энтузиазм – это комплимент не только Бакари, но и мне. Я рад, что вы смогли расслабиться и почувствовали себя непринужденно и спокойно.
Спокойно? Мередит чуть не рассмеялась. В том жаре, дрожи и биении пульса, которые она испытывала в присутствии этого мужчины, не было ничего общего со спокойствием. Хотя, с другой стороны, она не могла не признаться себе, что в каком-то трудноопределимом смысле она действительно чувствовала себя в его компании спокойно и непринужденно. Ей нравилось разговаривать с ним. Нравился звук его голоса. Его смех и шутки. И если бы ситуация сложилась по-другому, они, возможно, могли бы... стать друзьями.
Друзьями? С наследником герцогского титула? Она, должно быть, на самом деле сошла с ума.
– У вас на лице сейчас очень интересное выражение, – сказал Филипп. – Может, поделитесь своими мыслями?
Мередит поколебалась секунду и решила, что так и сделает хотя бы для того, чтобы напомнить ему о разнице в их положении.
– Я думала о том, какие мы разные.
– В самом деле? А я как раз думал о том, как мы похожи.
– Не понимаю, как вам такая мысль могла прийти в голову.
– Возможно, мы не так уж не похожи. Расскажите мне о себе.
Уже второй раз за сегодняшний вечер Мередит почувствовала приближение паники. Она коротко и испытующе взглянула на Филиппа. В выражении его лица не было ничего подозрительного – только обычный интерес. Или все-таки было? «Успокойся. Это очень простой вопрос. Он всего лишь поддерживает разговор».
– Вы росли в роскоши, – сказала Мередит с натянутой улыбкой, – окруженный заботой и вниманием. Вы наследник герцогского титула. Боюсь, мне трудно будет с вами тягаться.
– Возможно, – пожал плечами Филипп. – Но богатство и титул еще не гарантируют счастья.
Его слова прозвучали серьезно и грустно, и Мередит подумала, что, наверное, он убедился в этой истине на собственном опыте. Ее любопытство было задето, но она не решилась продолжить этот разговор, боясь, что он приведет к новым вопросам, на которые она не сможет ответить правдиво. А именно сегодня, впервые за многие годы, ей тяжело было бы лгать.
Мередит опустила взгляд на пол и обнаружила, что оборка ее юбки лежит на колене Филиппа и светло-желтый муслин красиво контрастирует с синей тканью его шаровар. Эта картина показалась ейтакой странно волнующей, что она не могла отвести от нее глаз.
– Какой вы были? – вывел ее из задумчивости голос Филиппа.
Она вопросительно посмотрела на него и встретилась с его внимательным, пытливым взглядом:
– О чем вы?
– Ребенком. Каким вы были ребенком? Что вам нравилось? Как жила ваша семья? – Он несмело улыбнулся. – Мне давно уже хочется об этом узнать.
Картины, которые Мередит много лет пыталась забыть, снова промелькнули перед ее внутренним взором. Ей очень не хотелось лгать этому человеку, но у нее не было выбора. Стараясь не поддаваться чувству вины, она поведала ему ту самую фальшивую историю, которую знала наизусть.
– Мое детство было обычным и вполне счастливым, – привычные слова сами слетали у нее с языка. – Мы не были богатыми, но и бедными нас нельзя было назвать. Мы довольно часто переезжали с места на место, потому что этого требовала работа отца: он был домашним учителем. После его смерти мама поступила гувернанткой в одну богатую семью в Ньюкасле. Я жила с мамой, а когда она умерла, переехала в Лондон и стала свахой.
– У вас нет ни братьев, ни сестер?
– Нет, к сожалению. – Мередит улыбнулась и попыталась отвлечь разговор от собственной особы: – В отличие от вас. Вам повезло, я всегда хотела иметь сестру.
– Мне и правда повезло. Если бы не Кэтрин, мое детство было бы совсем унылым. – Заметив ее удивление, Филипп добавил: – Материальное благополучие и счастье – совсем не одно и то же, Мередит.
Что мешало ему быть счастливым? Она проводила дни, мечтая о том, что ему досталось с рождения: о нормальной семье, о достойной жизни, о безопасном доме. Чего же ему не хватало?
В такой обстановке, – он сделал жест рукой, будто обводя им весь дом, – я был несчастен.
– Да, должна признаться, я действительно не понимаю. Филипп поставил на стол тарелку и бокал и наклонился вперед, опершись локтями о колени.
– Вы когда-нибудь чувствовали себя одинокой, Мередит? Одинокой, в то время как вас окружает множество людей? Настолько одинокой, что это причиняет боль?
Воспоминания, которые Мередит давно похоронила в душе, ожили и вырвались наружу. Господи, да она большую часть своей жизни именно так себя и чувствовала. Не желая отвечать, она молча смотрела ему в глаза, полные боли, и боялась, что он без слов поймет все по ее лицу.
– Когда я был ребенком, – заговорил Филипп тихо, – мне всегда казалось, что я один стою снаружи и, прижавшись к стеклу, разглядываю жизнь людей внутри. Я был неуклюжим и неловким, застенчивым, толстым и к тому же носил очки. Все эти качества становились еще заметнее в компании моих сверстников, которые, как мне тогда казалось, обладали всеми качествами, которых я был лишен. Я редко видел своего отца, потому что он часто уезжал и всегда был занят. Мама была красивой и доброй, но она много болела. Она умерла, когда мне было двенадцать лет, и после этого мы с отцом все больше и больше отдалялись друг от друга.
Филипп замолчал, глядя вдаль. Не думая, Мередит положила ладонь на его руку и сжала ее. Филипп повернулся к ней, словно выходя из транса, и у нее перехватило дыхание от беспросветного отчаяния в его глазах.
– Это была моя вина, – сказал он ровным бесцветным голосом. – Я обещал отцу, что все время буду с ней, не дам ей скучать, пока он ездит в город для встречи с поверенным. Она чувствовала себя гораздо лучше и, как всегда в хорошие дни, захотела выйти на улицу. Отец сказал, чтобы я не отпускал ее до тех пор, пока он не вернется. Я дал ему слово... –
Филипп замолчал на мгновение, потом продолжил: – Я дал ему слово, но потом... уснул. Уснул, когда мама читала мне вслух. А она вышла из дома и пошла в парк. Там она попала под дождь и простудилась. Через три дня ее не стало.
– О, Филипп... – Жалость переполняла сердце Мередит, когда она представила мальчика, обвиняющего себя в смерти матери, и отца, вторящего ему. – Вы были еще ребенком...
– Который не сдержал слова. – Он посмотрел на руку Мередит, лежащую на его руке, а потом – прямо в ее глаза: – Если бы я сдержал его тогда, она бы не вышла на улицу.
– Она была взрослой женщиной, которая сама приняла неосторожное решение. Это был ее выбор.
– Выбор, которого она бы не сделала, если бы я сдержал слово. – Мередит казалось, что взгляд Филиппа жжет ее. – Когда отец узнал обо всем, он сказал мне, что мужчина стоит ровно столько, сколько стоит данное им слово. Что мужчина, не умеющий держать слово – ничтожество. С тех пор я ни разу не нарушал своих обещаний. Я нарушал что угодно, но только не свое слово. И в будущем я никогда не нарушу его.
Только сейчас Мередит поняла его упрямое стремление найти пропавший камень, снять проклятие и жениться до тех пор, пока болезнь не возьмет верх над старым герцогом. Дело было не только в соглашении, заключенном с отцом. Филипп должен был сдержать свое слово.
– После смерти мамы между мной и отцом образовалась глубокая трещина. Он винил во всем себя и меня. И я сам винил себя, и мы не могли докричаться друг до друга через пространство, разделявшее нас. Кэтрин пыталась нас помирить. Она напоминала о том, что болезнь мамы была неизлечимой. Мы с отцом знали это, но мы видели, как страдала она, умирая, и как боролась за каждый час. Может, ей и так оставалось жить всего несколько месяцев, но я отнял их у нее. – Филипп глубоко вздохнул. – После этого отец жил то в одном поместье, то в другом, а я проводил время среди равнодушных и постоянно меняющихся гувернеров. Когда я поступил в Итон, стало еще хуже. Тогда я узнал, что мальчики, как бы хорошо воспитаны они ни были, могут быть очень жестоки; что больно может быть не только от ударов кулаков, но и от злых слов. В школе я был неудачником во всем, кроме учебы, и отношения с отцом окончательно разладились. Только те дни, когда на каникулах я встречался с Кэтрин, казались мне островком света в темном мире. Кэтрин и занятия историей, которую я полюбил именно тогда, – единственное, о чем мне хочется вспоминать.
Филипп замолчал на несколько секунд и, словно стряхнув с себя остатки прошлого, опять посмотрел на Мередит:
– И я, и отец устали от этого враждебного напряжения между нами, и поэтому, когда он предложил мне продолжать образование за границей, я радостно ухватился за эту возможность. Я пообещал ему, что в конце концов вернусь в Англию и женюсь, а он в обмен на это пообещал мне финансовую поддержку. Но как сильно мне ни хотелось уехать, я очень боялся покидать свой дом. Я все еще был болезненно застенчивым, неловким и неуклюжим. – Губы Филиппа тронула легкая улыбка. – Но когда я наконец уехал и попал в новый мир, где никто ничего не знал ни обо мне, ни о моих прошлых неудачах, я понял, какое счастье – свобода. Я наслаждался, я купался в ней. Физическая работа и свежий воздух закалили меня и сделали сильным, и впервые в жизни я чувствовал себя на своем месте. Я познакомился с Бакари, потом – с Эндрю, который оказался не только хорошим боксером, но и опытным фехтовальщиком. Он научил меня драться и обращаться со шпагой, а я научил его читать древние письмена. Он так же, как и я, не стремился обсуждать свое прошлое, и мы быстро стали друзьями. По правде говоря, не считая Кэтрин, Бакари и Эндрю – мои первые настоящие друзья.
Филипп замолчал, и в комнате стало совсем тихо. Что могла Мередит сказать человеку, который только что открыл перед ней всю душу? И на которого она вывалила целую кучу лжи. «Не будь наивной – честность хороша только тогда, когда тебе нечего скрывать». Чувства, в которых она сама не могла разобраться, нахлынули на нее, сменяя друг друга.
Ей так хотелось обнять его и утешить, но она просто сжала его руку.
– Мне так жаль, Филипп. – Ни эти ничего не значащие слова, ни банальный жест не могли выразить всей глубины ее чувств.
– Спасибо. – Выражение его лица смягчилось. – Несколько лет мы регулярно переписывались с отцом. Сначала письма были сухими и короткими, потом стали длиннее и сердечнее. Очевидно, нам обоим было легче общаться так, чем лицом к лицу. Но три года назад все повторилось. Отец выбрал мне невесту, назначил свадьбу и потребовал, чтобы я приехал. Я отказался. Отчасти потому, что я еще не был готов возвращаться, отчасти потому, что привык к свободе и отвык выполнять приказания. Наши отношения от этого, как вы сами понимаете, не стали лучше. Мы продолжали переписываться, но уже менее дружелюбно. А потом я получил письмо, в котором отец сообщал, что умирает, и понял, что пора возвращаться домой. Я надеялся, что мое возвращение и женитьба помогут забыть все наши противоречия. А потом я нашел Камень Слез.
– Да, вам очень не повезло, – вздохнула Мередит.
– В каком-то отношении – да, и смерть Мэри Бинсмор – это самое худшее из того, что случилось. Но Камень Слез принес мне и удачу.
– Как вы можете так говорить? – Мередит смотрела на него в недоумении. – Ведь из-за проклятия вы потеряли леди Сару.
Филипп бережно поднес ее руку к своим губам и легко поцеловал самые кончики пальцев:
– Да, но благодаря ему я встретил вас.
Глава 13
Она растерянно молчала, не зная, что сказать. Филипп улыбнулся:
– Я должен просить у вас прощения. Я не собирался приглашать на сегодняшний обед призраки прошлого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43