Каждый нерв в ее теле натянулся. Между тем язык Уиклиффа продолжал заигрывать с ее языком, обвивая его, медленно отступая и вновь наполняя собой ее рот. Тихий беспомощный стон сорвался с губ Бринн. Она чувствовала движение его бедер, бесстыдное покалывание в своей груди, жар, что заполнял промежность.
Затем он прижал ее еще крепче, обдав жаром своего тела, заставил вжаться в него, обтекая жесткую эрекцию. Бринн затаила дыхание. И его руки…
Кровь бешено стучала, у нее в ушах, когда его пальцы накрыли ее грудь. Где-то в далеких уголках сознания она понимала, что не должна позволять ему подобных вольностей, но сил на то, чтобы возмутиться, не было. Его умелые пальцы ласкали ее, умело, возбуждая набухшие соски.
Когда Уиклифф, наконец, поднял голову, Бринн вся дрожала. Но он не торопился ее отпускать. Взгляд его, казалось, проник в самую ее суть.
– Я хочу узнать тебя на вкус, – пробормотал он хрипло.
Бринн не могла пошевельнуться. Он удерживал ее силой одного взгляда.
Он убрал влажную прядь с ее виска и прикоснулся к вырезу сорочки. Отбросив полотенце на песок, он обнажил грудь Бринн, открыв ее солнечным лучам и своему жаркому взгляду.
Глаза его были как два ярко-голубых огня. Он опустил голову. Бринн почувствовала нежное прикосновение его дыхания до того, как губы его обхватили набухший сосок. Она всхлипнула, когда он прикоснулся к нему языком. Затем он жадно втянул сосок в рот, чуть прикусывая набухшую плоть зубами.
Те ощущения, что одновременно с поразительной интенсивностью потрясли ее тело, были настолько сильными, что Бринн лишилась сил. Колени подкашивались. Ноги отказывались ее держать. Руки взмыли вверх, и она погрузила пальцы в волосы Уиклиффа и прижала его голову к груди. Он прижал ее спиной к валуну, но она не протестовала, не обращая внимания на вопиющий у нее в голове голос разума. Он соблазнял ее, а она даже не пыталась ему сопротивляться.
Господи, что же с ней творится? Ни один мужчина не заставлял ее испытывать ничего подобного. Она не знала, что способна чувствовать такое острое, такое непреодолимое желание. До сих пор жертвой цыганского заклятия были мужчины.
Господи!
Словно издалека в сознание Бринн просочилась действительность, пока еще сознаваемая лишь смутно. Они оба были на грани безумия. Он был слишком пылок. Его страстные объятия грозили перейти во что-то иное, во что-то грозное и опасное. Бринн понимала, что на кон поставлена ее девственность. Если она немедленно не остановит Уиклиффа, то девственницей ей оставаться уже недолго.
– Нет… прошу… вы обещали, – воскликнула она.
Кое-как собрав силы для сопротивления, она оттолкнула его. Однако он не торопился ее отпускать.
Она была близка к отчаянию. Охваченная паникой, она резко подняла вверх колено, зажатое у него между ног.
Он то ли вскрикнул, то ли застонал от боли, но результат оказался именно тем, на который она рассчитывала, – он выругался и отпустил ее. Бринн успела заметить, как на его лице последовательно сменили друг друга недоумение, боль и гнев. Уиклифф согнулся пополам, схватившись за колени и пытаясь отдышаться.
Это Грейсон научил Бринн обороняться от слишком настойчивых кавалеров, сообщив о том, какие места у мужчин самые уязвимые. И впервые за несколько месяцев она мысленно воздала брату хвалу вместо того, чтобы его проклинать.
Она, конечно, сожалела о том, что причинила Уиклиффу такую боль, но не могла придумать ничего лучше, чтобы вывести их обоих из грозившего ей весьма серьезными последствиями состояния.
– Простите, – пробормотала она и запальчиво добавила: – Но вам не следовало так меня целовать и все остальное…
Все еще задыхаясь, он сказал, немало ее удивив:
– Я знаю. Я вел себя непростительно грубо.
Бринн с опаской взглянула на него и пошла к камню, на котором была сложена ее одежда.
Его чувственный рот скривился то ли в гримасе боли, то ли самоосуждения.
– Это я должен просить у вас прощения. Единственное, что меня оправдывает, так это то, что вы вскружили мне голову.
Бринн немало удивило его извинение, но она не была вполне уверена в том, что ей следует ему доверять. Она прижала платье и туфли к груди, скрывая обнаженную грудь.
– Полагаю, вы просто не могли удержаться, – ворчливо произнесла она и, продолжая прижимать к себе одежду, повернулась к нему спиной и по каменистой тропинке стала взбираться на утес, не обращая внимания на пораненную ногу.
Один раз она все же оглянулась. Лорд Уиклифф стоял у кромки воды и смотрел на нее снизу вверх. Он стоял, широко расставив ноги, упираясь ладонями в бока, словно властитель горного королевства, с вершины утеса оглядывающий свои земли. Он не собирался ее преследовать.
Бринн вздохнула с облегчением, однако она была уверена в том, что видит наглеца не в последний раз.
Глава 2
С большой неохотой Бринн вышла из семейного экипажа и взяла под руку брата. В особняке герцога Хеннеси, самого богатого и знатного в округе, ярко горели все окна. Только у Бринн не было никакого желания посещать это высокое собрание, каким бы избранным ни было общество, и как бы редко ни выпадала ей возможность попасть на бал.
– Ты могла бы попробовать улыбнуться, детка, – язвительно заметил Грейсон. – У тебя такой вид, словно ты идешь к гильотине, а не на бал.
– Я бы предпочла тихо посидеть дома.
– Я знаю. Но герцог вот уже три года никого не приглашал к себе. Не стоит его обижать отказом, как, впрочем, не стоит настраивать против себя, его блестящего гостя.
При мысли об этом самом госте у Бринн совсем испортилось настроение. Граф Уиклифф… Престарелый герцог устраивал прием в честь его знаменитого лондонского визитера.
– Более того, – с серьезным видом добавил Грейсон, – тебе полезно иногда выбираться на люди. Еще немного, и ты окончательно превратишься в затворницу.
– Ты прекрасно знаешь, почему я предпочитаю никому не показываться на глаза.
– Да, но никто не говорит, что ты должна сторониться всех и каждого. Ты знаешь, что тебе следует избегать лишь общества мужчин, которые проявляют к тебе повышенный интерес. И что бы там ни говорили о проклятии, я не думаю, что такой высокородный джентльмен, как лорд Уиклифф, потеряет голову, увидев тебя. За ним охотятся самые знатные и богатые женщины столицы. Если его кто и привлечет, то красавица с состоянием, сравнимым с его собственным.
Бринн мрачно подумала о том, что, вопреки прогнозам брата, Уиклифф не оставил ее без внимания.
Она решила не говорить брату о той встрече четыре дня назад, чтобы понапрасну его не тревожить. Если Грей узнает о происшествии в бухте, чего доброго, запретит Бринн там купаться и тем самым лишит ее последнего удовольствия. Грейсон дорожил добродетелью сестры и опекал ее с самоотверженностью наседки, оберегающей свой выводок.
В просторном вестибюле особняка герцога Грейсон окинул Бринн критическим взглядом.
– Не думаю, что тебе стоит беспокоиться насчет избытка внимания со стороны мужчин. Тебе прекрасно удалось скрыть все свои женские прелести.
Ее платье цвета слоновой кости, сшитое из простого муслина, вышло из моды года четыре назад. Скромный вырез едва открывал грудь, а рыжие волосы были стянуты в тугой узел и спрятаны под маленькую шляпку с пером.
– Однако если он все же обратит на тебя внимание, постарайся ему не дерзить. Будь с ним поласковее, ладно? Уиклифф весьма влиятельный человек, и знакомство с ним может быть полезным.
– Для кого полезным? – сухо поинтересовалась Бринн.
– Для меня, конечно. Для нашей семьи.
Почувствовав в тоне Грейсона раздражение, Бринн подняла на него глаза. Грей был на четыре года старше ее, красивый мужчина с правильными, как у нее, чертами лица, только волосы у брата были намного темнее. Но, несмотря на красоту и титул, завидным женихом назвать его было нельзя из-за почти полного отсутствия средств. Впрочем, вины Грейсона в том не было вовсе. Колдуэллы никогда не были особенно богаты, но после смерти отца, случившейся три года назад, открылась удручающая правда – они оказались в больших долгах. Сэмюел Колдуэлл, как выяснилось, сделал несколько весьма неудачных вложений капитала, потеряв изрядную сумму, и к тому же ему пришлось заплатить немалые деньги за патенты на чин офицера морского флота для двух старших своих сыновей. Все средства, получаемые от принадлежащего Колдуэллам поместья, уходили на оплату процентов по ссуде. Грейсону, наследнику Сэмюела Колдуэлла, грозила долговая тюрьма, но он, к чести своей, не опустил руки, а, напротив, делал все возможное и невозможное для того, чтобы кормить и одевать пятерых младших – четырех братьев и сестру, при этом, как-то умудряясь находить деньги на ремонт разваливающегося дома. Грейсон не жалуясь, нес на своих плечах тяжелое бремя, и Бринн считала своим долгом помогать ему во всем, в том числе ив предприятиях довольно сомнительного свойства, но при этом достаточно прибыльных. Она помогала Грейсону сбывать контрабандный товар, умело, торгуясь с перекупщиками. И если бы не нужда, Грей ни за что не стал бы привлекать к этому делу сестру. Но, увы, без ее помощи он обойтись не мог, особенно после того, как младший из четверых братьев Колдуэллов прошлой весной устроился матросом на торговую шхуну. Грей любил сестру и берег и на правах старшего брата ограждал ее от слишком любвеобильных обожателей… И она любила брата, хотя и злилась на него из-за Тео. Бринн знала, как тяжело Грею унижаться перед кредиторами. Она понимала, какие унижения испытывает брат из-за долгов семьи.
– Хорошо, – сказала Бринн, вымучив улыбку. – Я буду с ним сама любезность. Стану сдувать с него пылинки, словно он принц крови.
Ее ответ вызвал у Грея улыбку.
– Тебе ни к чему сдувать с него пылинки, детка. Достаточно лишь попридержать свой острый язычок.
Бринн отдала лакею плащ, и Грей повел ее в бальный зал, где уже собралась почти вся местная знать. Каждый из гостей подходил к хозяину дома для приветствия, но Бринн предпочла бы избежать этой необходимой формальности. Она хотела, было улизнуть в дамскую комнату под благовидным предлогом, но Грейсон настаивал на том, чтобы они вели себя так, как требуют приличия.
Пожилой герцог с семьей стоял у подножия лестницы, приветствуя гостей, и рядом с ним был еще один господин в элегантной одежде. Он был значительно выше других, худощав и статен, что заметно отличало его от прочих господ, пониже и подороднее. Темно-синий камзол сидел на нем идеально, подчеркивая широкий разворот плеч. Все это Бринн успела заметить до того, как вниманием ее завладел пожилой хозяин дома. Герцог, подслеповато моргая слезящимися глазами, тепло, поздоровался с ней и представил ее почетному гостю дома как самую красивую юную леди Корнуолла. Бринн выслушала заезженный комплимент, скромно опустив глаза. Все так же, не поднимая глаз, она протянула руку гостю хозяина, пролепетав формальные слова приветствия. Но уловки ее ни к чему не привели – надежда на то, что Уиклифф ее не узнает, погибла сразу. Он замер, склонившись над ее рукой. Прикосновение его пальцев обожгло ее даже сквозь перчатки, но когда Бринн попыталась отнять руку, он едва заметно сжал ее кисть сильнее и не торопился ее отпускать.
Взгляды их встретились.
– Мисс Колдуэлл? Я в восхищении.
– Спасибо, милорд, – с запинкой произнесла Бринн. Он едва заметно улыбнулся.
– Мы раньше с вами не встречались? – Взгляд его дерзко шарил по ее груди. – Вы кажетесь мне смутно знакомой.
– Думаю, вы заблуждаетесь, – холодно ответила она ему, чувствуя, что краснеет.
– Я бы так не сказал. Я редко забываю хорошенькое личико. Вы должны пообещать мне танец, мисс Колдуэлл, чтобы мы могли продолжить наше знакомство.
Бринн беспомощно взглянула на брата, который послал ей взгляд то ли умоляющий, то ли предупреждающий.
– Как пожелаете, – сдалась она, но отдернула руку быстрее, чем того требовала вежливость.
Бринн поспешно ретировалась в дальний угол зала, где обычно стояли дамы, не пользующиеся вниманием противоположного пола. Грей тем временем направился искать своих друзей. Бринн была рада представившейся возможности собраться с мыслями, когда ей никто не мешал. Радовалась она и необычно любезному приему, что оказали ей в этом доме. Хорошо, что не придется чувствовать себя изгоем, как это обычно бывало.
Легенда о пылкой Нелли в здешних краях воспринималась не как легенда, а как факт. Почти два века тому назад леди Элеонор Стенхоуп была проклята за то, что увела возлюбленного, у цыганки… Цыганка приговорила леди Элеонор к тому, что она, красотой своей, привлекая мужчин, будет наводить на них гибель. Бринн, ведущая свой род от легендарной Элеоноры, тоже несла в себе родовое проклятие.
Несмотря на цыганское проклятие и пережитую в юности трагедию, соседи Бринн не чурались. Женщины охотно общались с ней, она им даже по большей части нравилась. Но при этом они видели в ней угрозу для своих сыновей. Своих мужчин они к ней не допускали, особенно тех, для кого пришла пора жениться.
Обменявшись парой реплик со стоявшими рядом женщинами, Бринн замолчала, предоставив говорить другим, а сама погрузилась в размышления, озадаченная тем неожиданным воздействием, что оказывал на нее лорд Уиклифф.
Его глаза, прозрачные и искристые, его соблазнительная полуулыбка были все так же неотразимы, как и тогда, когда они встретились впервые. Но это не извиняло ее поведения. Бринн стыдилась непроизвольных реакций своего тела, которое предательски повело себя тогда, в убежище среди скал, да и сейчас ответило на его пожатие жаркой чувственной дрожью.
Что на нее нашло? Еще ни один мужчина так на нее не действовал. Когда-то она пережила девическую влюбленность, о чем горько пожалела, но даже тогда она не теряла контроль над собой. Но с лордом Уиклиффом она вела себя как развратница…
Она не могла постичь, что было такого особенного в графе, отчего ее так непреодолимо влекло к нему. Вообще-то она не испытывала особого уважения к такого рода господам – богатым бездельникам, да и надменность и зазнайство тоже всегда ей претили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37