Однако Импрес отвечала кратко и неохотно, и Эд Крессвелл легко смирился с этим, ведь он давно торговал в здешних местах и знал, что большинство его клиентов не любят откровенничать.Лошади были нагружены, аккуратно увязан каждый тюк, можно было отправляться домой, но Импрес, тронувшись в путь, умышленно поехала не на северо-запад, к спрятанной в горах долине, где был ее дом, а на север. Предосторожность оказалась не напрасной. Эд Крессвелл наблюдал за неожиданной посетительницей, пока та не скрылась за сосновыми зарослями на берегу ручья.Как только магазин пропал из виду, Импрес вздохнула с облегчением и повернула лошадей в нужном направлении.Мысли о Трее, которые она старалась отгонять, снова вторглись в ее сознание и даже сильнее, чем прежде. Импрес вспоминала, как он просыпался утром с улыбкой и целовал ее; как сидел за столом, расслабленный и отдохнувший, и завтракал с аппетитом, над которым она всегда посмеивалась. Импрес вспоминала, как перебирала его черные шелковистые волосы, когда он наклонялся к ней; они были густые и тяжелые, и он всегда улыбался. С тяжелым вздохом она вспоминала, как ухаживала за ним. Учитывая то, как мало значили женщины для Трея, думать об этом означало только сыпать соль на раны. Зачем гадать, кто будет теперь его любить?То, что она услышала тот неприятный разговор, было к лучшему, решила Импрес. Иначе искушение остаться крепло бы день ото дня, а более поздний уход от колдовства Трея нанес бы ей сердечную рану гораздо более сильную, чем сейчас. Боже, сколько же женщин у него было? Трей Брэддок-Блэк, безусловно, не отличался постоянством. И лучше уж саднящая горечь теперь, которую еще можно отбросить, чем убивающая сердечная боль потом. Она молча поздравила себя с принятым решением.Но эти рациональные мысли, к сожалению, не заглушали страстного желания быть вместе с Треем, не рассеивали печаль утраты.В то время как Импрес отъезжала от магазина Крессвелла, Трей, проклиная все на свете, отдавал слугам короткие распоряжения. Он надел шерстяную фуфайку и теплые брюки, две пары шерстяных носков, на которые натянул высокие до колен сапоги, и послал одного из слуг за подбитым бизоньим мехом пальто.Тревога, поднятая в доме, была сродни панике и началась в половине девятого, когда Трей лениво выбрался из постели и вместо теплого тела Импрес обнаружил только холодные простыни. Его негодование поставило всех на ноги, и редкий смельчак решался подняться наверх и узнать, чем оно вызвано.Трею хватило пары вопросов и короткой пробежки слуг в конюшню, чтобы понять, как грубо оборвалась его идиллия. Видя его холодную ярость, с ним почтительно не спорили, хотя каждому хотелось сказать о том, что безумие в его состоянии преследовать Импресс в горах. И поскольку слуги ценили свои головы, тс вместо этого они тайно позвонили в Елену. Им ответили, что Хэзэрд даст инструкции, когда он и Блэйз: вернутся домой.Десятью минутами позже Трей, опоясанный ремнем с револьверами, с грозным выражением лица сел в седло, к которому был уже приторочен винчестер. Импрес имела преимущество в несколько часов, но следы, оставленные ею, были хорошо видны на снегу, искрящемся под лучами солнца.Ему не нужны сопровождающие, коротко приказал Трей. Он хотел быть один, когда догонит ее; он хотел, чтобы она была одна. Ничем не сдерживаемое бешенство билось в сознании. Он ни о чем не мог больше думать, как только о том, чтобы вернуть ее! Трей не смог бы логично объяснить причины своего помешательства, потому что был просто не в состоянии размышлять. Но свидетелей при встрече он не желал. Поэтому он отмел все предложения о помощи, сказав слугам неправду. Объяснил, что она живет в двадцати милях отсюда и он будет там через три часа. Сказал вежливо, но холодным, хорошо контролируемым голосом, так что никто не осмелился возразить.У магазина Крессвелла Трей был в половине второго, и, пока его любимца Рэлли кормили и поили, он нетерпеливо расспрашивал торговца, выяснив, по крайней мере, когда появилась Импрес и что она покупала. Заплатив за информацию золотом, сам он отвечать на расспросы Эда не стал.Меньше десяти минут времени потратил Трей на то, чтобы разыскать место, где Импрес повернула на северо-запад и направилась в сторону гор.По пути Импрес, наверное, раз десять проверила, что с куклой для Женевьевы, притороченной в маленьком пакете к седлу, все в порядке. Счастливая улыбка появилась на ее разрумянившемся лице. Дети будут в восторге от рождественских подарков. Женевьеве было восемь лет, и в ее жизни еще не было кукол. Импрес вспомнила свой набор фарфоровых подружек, которые они бросили в спешке, когда бежали из имения во Франции.Последнее прошение о помиловании осталось без ответа, и папу должны были отправить в тюрьму за убийство сына Рошфора. Они бежали, взяв с собой очень мало: деньги, которые удалось собрать, кое-какие вещи, мамины драгоценности. Этого всего хватило только на пять лет. Первые два года они прожили в Монреале но когда узнали, что детективы Рошфора разыскивают графа де Жордана в Монреале, то отправились на запад, где человек мог прятаться всю жизнь. Они перешли через границу штата Монтана и на остаток денег купили участок в горах. Место было великолепное, красивое и дикое, но никто из них никогда не занимался физической работой, не владел навыками фермера, и хотя папа очень старался, ему не удалось добиться каких-либо приличных результатов.Золота, которое Импрес везла с собой, вероятно, хватит на то, чтобы купить лошадей, которые понадобятся весной, когда надо будет пахать землю. Одной лошади для вспашки мало. В прошлом году пришлось толкать плуг с одной Кловер в упряжке. Таким образом, они вспахали шесть акров земли и засеяли ее. Но в местности, где четыре или даже шесть лошадей на семью были не редкость, их попытки обработать землю производили душераздирающее впечатление. Да и шесть акров никак не могли их прокормить.Денег во вьюках хватит не только на то, чтобы купить лошадей. Они вернут их к жизни.— Спасибо тебе, Трей, — прошептала она и добавила: — За все.Затем, прогнав из памяти сладкие воспоминания, Импрес решительно сосредоточилась на будущем. Увидев, что с запада находит гряда облаков, она пришпорила Кловер. Для снега они слишком высоки, и если не произойдет никаких резких изменений в природе, то к вечеру она будет дома.Дети увидели Импрес, когда она только поднялась по узкому ущелью, так как Гай с логикой и настойчивостью, унаследованными им от отца, организовал постоянное наблюдение. Конечно, большую часть времени он занимался этим сам, потому что младшие братья и сестры могли усидеть на одном месте не больше нескольких минут. Крики восторга наполнили маленькую хижину, и в двух окнах, выходящих в долину, появились оживленные ребячьи лица, наблюдающие за возвращением старшей сестры.Гай в больших отцовских башмаках один выбежал встречать сестру. Мальчик схватился за уздечку Кловер, на его глазах сверкали слезы, хотя он и пытался держаться как мужчина. Остальные дети, босые, толпились в дверях, выкрикивая приветствия.— Ты вернулась! Вернулась! — кричали Эмили и Женевьева, пританцовывая от радости, а Эдуард, держась за юбку Эмили, звал:— Пресси! Пресен! — таким пронзительным голосом, что испуганные куры принялись тревожно кудахтать.Импрес услышала куриное кудахтанье с облегчением. Она разрешила резать кур только в случае крайней необходимости, потому что на яйцах они могли продержаться дольше.Импрес соскочила с Кловер и крепко обняла Гая, а затем побежала к дверям и прижала к себе Эмили и Женевьеву. Женевьева заплакала.— Ты не забыла нас, — твердила она сквозь слезы. Импрес сжала ее худое личико руками.— Успокойся, родная. Конечно, я никогда не забывала тебя. И всегда буду любить всех вас. Послушай, а я привезла тебе подарок.Девочка улыбнулась ей, а Импрес наклонилась и взяла на руки Эдуарда. Слезы потекли у нее, когда Эдуард обнял ее и закричал прямо в ухо:— Подарки! Подарок мне тоже!Он так доверчиво прижался к ней, что в первый раз с тех пор, как Импрес оставила Трея, она подумала, что поступила правильно. Кто же позаботится о них, как не она? Дети нуждались в ней, старшей сестре, которая ухаживала за ними и любила их. Они нуждались в еде, которую она привезла на несколько дней раньше, чем ожидалось. Эти несколько дней значили для малышей куда больше, чем для Трея Брэддок-Блэка. Она на мгновение закрыла глаза и крепко обняла маленького брата. Прощай, Трей, подумала она, мне было очень тяжело тебя покинуть.Эдуард поцеловал ее мокрыми губами, и Импрес открыла глаза, прогнав воспоминания.— Я привезла подарки, — радостно закричала она, и счастливый гвалт еще больше усилился.Куры, решив, что надвигается какое-то бедствие, закудахтали еще громче.— Замолчите, а то они перестанут нестись, — твердо предупредил всех Гай. Проблема с нехваткой пищи всегда беспокоила его.— Пускай кудахчут хоть всю ночь, — радостно сказала Импрес, целуя Эдуарда. — Все в порядке. Я привезла еду.Внезапно воцарившееся молчание показало ей значимость того, через что она прошла, чтобы добыть деньги.Передав Эдуарда Женевьеве, она повернулась к Гаю.— Пойдем разгрузим лошадей. Эмили, накрывай стол и достань мамин серебряный подсвечник.Это была единственная ценная вещь, которая не была продана, единственное, что напоминало о маме. Подсвечник был для них олицетворением надежды на лучшие времена, символом их избранности, воспоминанием о прежней жизни. Из них из всех только Эдуард был так мал, что ничего не помнил об их поместье.Импрес сама тщательно распаковала сумки с золотом и положила его себе под кровать, затем вместе с Гаем перенесла все остальное в хижину. Пока Гай отводил лошадей в конюшню, обтирал их и кормил, Импрес вытащила еду Дети благоговейно помогали ей разложить все привезенное на открытых полках над очагом. Затем, помыв руки, Импрес и Эмили начали готовить, а Женевьева занялась с Эдуардом чтением сказок из затрепанной книжки. И в это время, когда каждый погрузился в свое дело и все наслаждались чудесными запахами бекона и пирогов, сушеных яблок и жареного картофеля, в дверях появился Гай.Все принялись за еду, громко разговаривая и смеясь, наперебой рассказывая Импрес, как провели эти дни.— Гай совсем раскомандовался, — пожаловалась Женевьева, и прежде, чем Гай успел раскрыть рот для ответа, она продолжила на одном дыхании: — Можно мне взять еще яблочного джема?Импрес улыбнулась своей восьмилетней сестре, у которой копна темных вьющихся, как у папы, волос очень подходила к мальчишескому лицу и чуть вздернутому носу.— Ешь сколько хочешь. И, кроме того, на десерт есть апельсины и шоколад.— Шоколад! — закричали все в диком восторге.— В коробке с розовым бантом.— Покажите мне, — нетерпеливо потребовала Эмили, которая была больше похожа на Импрес со своими волосами цвета дубленой кожи.— Все наелись? — спокойно спросила Импрес, увидев, что четыре пары глаз пристально смотрят на нее.— Что такое апельсин? — спросил Эдуард, ерзая на стуле. — Я хочу попробовать.Они ели апельсины и шоколад, обсуждая их чудесные вкус и запах.Потом все расселись вокруг камина, и Импрес принялась вытаскивать подарки. Туфли или башмаки для каждого, новые пальто и рукавицы, без которых они так долго обходились. Импрес вытерла глаза и проглотила комок в горле, когда услышала крики восторга. А потом пошли особые подарки: клоун с двигающимися руками и ногами для Эдуарда; кукла с настоящими волосами и фарфоровым лицом для Женевьевы; зеркало, расческа и щетка, оправленные серебром, для Эмили. Гай не смог сдержать слез, когда распечатал пакет с кольтом. Папина коллекция оружия осталась в поместье в Шантильи, и только винтовка была куплена здесь.— Рукоятка с резьбой, — прошептал Гай, гладя пальцами полированное дерево.— Обещай, что будешь осторожен, — предупредила Импрес, и тут же была удостоена насмешливого взгляда шестнадцатилетнего брата.— Я умею стрелять, — сказал он, стараясь говорить по-взрослому степенно.Гай поразительно вырос за последний год и был уже намного выше Импрес. Пришло время, подумала она, вернуться во Францию, чтобы заявить права Гая на папины титул и собственность. Теперь, когда папа умер, угроза тюрьмы миновала. А если дела с наследством будут улажены, она после смерти родителей может со всей семьей вернуться во Францию. С теми деньгами, которые она привезла, можно будет подумать об этом. А может быть, стоит задержаться еще на несколько лет в этом тихом месте, пока Гай окончательно не повзрослеет, чтобы претендовать на титул графа де Жордана?Ее размышления были прерваны Эдуардом, схватившим ее за руку, потому что он никак не мог надеть новые башмаки.— Они тесные, — громко сказал он, сидя рядом с ней на полу. — Пресси, башмаки жмут.Импрес улыбнулась своему маленькому брату и решила, что она должна купить ему что-то более подходящее, например, мокасины. Мысль о мокасинах сразу же вызвала воспоминания о высоком темнокожем мужчине с атласными черными волосами, и она, трепеща, повернулась к Эмили и быстро спросила:— Остался еще шоколад?Много позже, когда младшие дети улеглись в кровати, не выпуская из рук подарки, Импрес и Гай сидели у огня, отдыхая после волнующего шумного вечера. Гай проверил кур и лошадей, задал им еды на ночь.— Ночью будет совсем холодно, — сказал он, пристукивая ногами в новых башмаках. — Небо совершенно чистое, усыпано звездами. Сейчас, по крайней мере, двадцать градусов. Утром будет еще холоднее.
Если бы не яркий лунный свет, Трей не смог бы двигаться по следам ночью с такой же скоростью, что и днем. Правда, на его счастье Импрес не была осторожной, и за исключением того момента, когда уезжала из магазина, по-видимому, совсем не заботилась, чтобы следы тяжело нагруженных лошадей не были такими ясными и четкими.Ночь стояла холодная и безветренная, температура резко упала, и было легко обморозиться, даже не заметив этого. Если не достичь вскоре места назначения и не найти убежища для Рэлли, то риск потерять коня очень велик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47