– Отец, позвольте представить вам миссис Пелл. Кэтрин, это мой отец, лорд Ротбери.
Кэтрин сделала самый глубокий реверанс, на какой только была способна. Его светлость наклонил голову, но так и не вышел из-за стола, видимо, не считая нужным себя утруждать.
– Ах да, миссис Пелл! Позвольте мне от имени моего сына и всей моей семьи выразить вам нашу сердечную признательность за ваш самоотверженный поступок. Вы, безусловно, проявили подлинное мужество.
Кэтрин невнятно пробормотала в ответ что-то подобающее случаю: она совершенно позабыла о том, что спасла жизнь Бэрка от огня.
– Пелл, Пелл… – задумчиво продолжал между тем лорд Ротбери. – Вы не состоите в родстве с Уинстоном Пеллом из Бата? – осведомился он, глядя на нее сверху вниз.
– Затрудняюсь ответить, милорд, но нет, вряд ли.
– Гм, – лорд Ротбери, казалось, утратил к ней всякий интерес. – Ну-ка посмотрим… Где же это? Ах да, вот оно. – Он нашел на столе листок бумаги и поднял его. – Вот чек для вас. За спасение Джеймса и возмещение всех ваших потерь.
Он подошел к ней, протянув руку с чеком. Кэтрин отшатнулась, глядя на его руку с отвращением и ужасом, словно он протягивал ей паука.
– Благодарю вас, – сказала она сухо, – но я не могу его принять.
Ее тон ясно и недвусмысленно дал ему понять, что настаивать бесполезно.
– Вот как? Ну что ж, в таком случае, сударыня, не смею вас задерживать. Рад был познакомиться.
На сей раз он действительно поклонился, на его лице было написано недоумение. Кэтрин вышла в коридор.
– Джеймс? – окликнул его сэр Невилл прежде, чем Бэрк успел закрыть за собой дверь. – На пару слов, если можно.
Бэрк бросил на Кэтрин извиняющийся взгляд и вернулся в кабинет.
– Я заметил некоторую… натянутость, – негромко проговорил его отец. – Надеюсь, я ее не обидел? Мне казалось, что денежное вознаграждение – это как раз то, что нужно для женщины ее сословия. Она ведь из простых , не так ли? По крайней мере Рената мне так сказала.
Лицо Бэрка окаменело. В воздухе повисла ледяная пауза.
– Да, отец, она из простых, – ответил он кратко, повернулся на каблуках и вышел, оставив лорда Ротбери в полной растерянности посреди кабинета.
Он догнал Кэтрин уже на середине коридора и схватил ее за руку, чтобы удержать.
– Отец не имел в виду ничего плохого, Кэт. Извини, если его предложение тебя обидело.
Кэтрин уже и сама жалела о том, что так поторопилась. Ей пришло в голову, что Кэтти Леннокс ухватилась бы за предложенный чек, не моргнув глазом.
– О, я вовсе не обиделась, – ответила она беспечно, – я просто подумала, что миссис Пелл могла бы обидеться.
Бэрк попятился.
– Какой же я дурак! – воскликнул он со злобной ухмылкой. – Такой ошибки я больше не повторю.
Как ей была ненавистна эта циничная ухмылочка, как больно ранил ее этот ледяной взгляд! Кэтрин поежилась, словно от внезапного сквозняка, и пошла от него прочь.
Когда она достигла лестницы, он догнал ее и резко, почти грубо схватил под руку, как будто ему было противно к ней прикасаться. Густая пелена отчаяния заволокла ее душу, с каждым шагом ей становилось все тяжелее. Как ей прожить этот день до конца, а потом завтрашний и послезавтрашний? Об этом страшно было подумать… Он никогда больше не придет ее навестить. Он ее презирает, и с этим уже ничего нельзя поделать. Ей придется и дальше играть роль, которая заставит его презирать ее всю жизнь. Сегодня она пережила несколько счастливых мгновений, потому что сумела вызвать у него улыбку какой-то из своих шуток, заставила его посмотреть на себя не презрительным, а восхищенным взглядом. В такие мгновения ее сердце птицей взмывало к небесам. Но теперь все кончено: настало время для возвращения Кэтти Леннокс. И еще хуже: для Кэтрин настал час взглянуть правде в глаза и признать, как ни жутко было сказать об этом даже самой себе, что она влюблена в Бэрка.
Ну вот, страшное слово сказано. Она больше не могла делать вид, что не понимает этого: ужасная мысль возвращалась снова и снова, прорастая корнями в сознании подобно цепкому сорняку, который не выкорчевать никакими силами. Бесполезно было скрывать от себя это чувство, стараясь выдать его за благодарность или простое плотское влечение. Нет, это было нечто более сильное, неодолимое. Какая жестокая шутка! Она, Кэтрин Роза Леннокс Броуди Макгрегор, влюблена в англичанина. Как это могло случиться? Когда это началось? Когда она думала, что убила его во время своего отчаянного бегства из Гельвеллина? Или еще раньше, когда они занимались любовью в гостиничном номере для новобрачных? А может, еще раньше, когда он сказал миссис Паркингтон, что она не может читать без очков? Или в ту ночь, когда он спас ее от похотливого трактирщика и утешал, держа в объятиях, пока она не заснула?
Впрочем, какая разница? Положение было настолько безнадежным, что в пору было засмеяться, но она представила себе, как бы он посмотрел на нее, если бы она сказала ему, кто она такая на самом деле, и ей тут же захотелось плакать. Он бы не поверил ни единому слову. Она слишком умно его провела, слишком убедительно сыграла свою роль. И ему пришлось бы опровергать свидетельство своих собственных чувств, чтобы поверить, что он был ее первым и единственным любовником. Ведь в тот, первый, раз не было ни крови, ни крика боли.
Они уже добрались до лестничной площадки второго этажа и остановились, чтобы она могла передохнуть. На сердце у нее лежал тяжелый камень. Вот сейчас они подойдут к дверям ее комнаты, там он ее оставит, и больше она его не увидит Бог знает сколько времени. Нет, она этого не вынесет. Очень тихо, не глядя на него, Кэтрин сказала:
– Я вовсе не устала, Бэрк. Может быть, покажешь мне дом?
Бэрк холодно покосился на нее и равнодушно пожал плечами. В следующем коридоре он заставил ее повернуть налево вместо того, чтобы продолжить путь прямо по лестнице на третий этаж. Они проходили мимо бесконечных дверей. Некоторые были распахнуты настежь, за ними виднелись великолепные комнаты, обставленные со всей роскошью и утонченностью последней моды. Внутри кипела уборка: горничные торопились подготовить спальни для гостей перед предстоящим балом. Кэтрин спросила, сколько всего комнат в Уэддингстоуне.
– Я, по правде говоря, сам не знаю, – ответил Бэрк с безразличием, свойственным только очень и очень богатым людям. – Кажется, у нас сорок семь спален. Рената часто дает балы, так что польза от них есть.
Они прошли под аркой, и коридор превратился в огромную галерею с окнами от пола до потолка с обеих сторон. В простенках между ними висели бесчисленные фамильные портреты. Галерея начиналась с первого графа Ротбери, которому титул был пожалован в 1488 году Генрихом VII, первым королем из династии Тюдоров, а заканчивалась нынешним, одиннадцатым, графом, сэром Невиллом. Самые новые портреты висели в дальнем конце галереи: именно их Кэтрин больше всего хотела увидеть.
– Это ты? – удивленно воскликнула она, остановившись перед портретом в полный рост, на котором очень красивый и богато разодетый молодой лорд был изображен на фоне идиллического сельского пейзажа, скорее напоминавшего райские кущи.
Бэрк рассмеялся:
– Нет, не я. Это мой отец.
Разглядывая шелковистые, цвета воронова крыла волосы, гордые высокие скулы и надменные, холодные, как лед, голубые глаза, Кэтрин подивилась сходству. Но нет, присмотревшись внимательнее, она заметила, что губы у Бэрка добрее и несравненно чувственнее, да и в глазах у него больше тепла и веселья, чем у молодого человека, изображенного на портрете.
Тут же размещались портреты Дианы, запечатленной в детские годы. Некоторые из них были парадными, на других она весело смеялась, но была очаровательна на всех. Когда они подошли к портретам самого Бэрка в детстве, отрочестве и юности, ей захотелось надолго задержаться перед каждым, но он торопил ее, призывая идти дальше. Однако встретившись взглядом с серыми глазами высокой, черноволосой, поразительно красивой женщины на одной из картин, Кэтрин застыла как вкопанная и категорически отказалась сдвинуться с места.
– Моя мать, – тихо ответил Бэрк на ее невысказанный вопрос. – Ее звали Анной.
– Как она прекрасна, – потрясенно вздохнула Кэтрин, на которую портрет произвел неизгладимое впечатление. – Когда она умерла?
– Шестнадцать лет назад. Мне было четырнадцать, Диана только-только появилась на свет.
Бэрк немного помолчал.
– Ее убила банда шотландских конокрадов, совершавшая налет с той стороны границы.
Кэтрин показалось, будто прямо у нее над головой раздался раскат грома. Она побелела, по всему телу пробежала дрожь. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не осесть на пол.
– Боже, Боже…
Во рту у нее пересохло, слова не выговаривались. Она подняла на него полный отчаяния взгляд:
– Значит, ты всех нас ненавидишь?
– Ну что ты, Кэт, конечно, нет, – отрицательно покачал головой Бэрк. – Было бы глупо ненавидеть целый народ из-за того, что сделали четыре человека.
Когда она промолчала, он небрежно добавил:
– Бывали минуты, когда я ненавидел тебя, но вовсе не за твое шотландское происхождение.
– Я тоже иногда ненавидела тебя…
Она не сумела закончить фразу. Признаваться было то ли слишком рано, то ли уже слишком поздно. Разве что-нибудь изменилось бы, если Иннесу удалось пристрелить и Уэллса? Может быть, ненависть и горечь переполняют ее только оттого, что он жив и где-то бродит по земле? Нет, она так не думала. Вряд ли у нее стало бы спокойнее на душе, если бы его казнь состоялась завтра. Месть была мелким и низменным чувством: Кэтрин больше не желала им руководствоваться. Но жажда мести была ее спутницей уже несколько лет, что же ее заменит? На что ей опереться, как прожить предстоящие долгие годы? Бэрк обеими руками сжал ее холодную ладонь, сам поражаясь невесть откуда взявшемуся и охватившему его чувству нежности. Он же готов был ей шею свернуть всего десять минут назад!
– А сейчас? Сейчас ты меня ненавидишь? – спросил он, поднося ее пальцы к губам, боясь услышать ответ.
Кэтрин не смела поднять не него глаз. Бэрк убрал выбившийся локон с ее лица и провел по щеке кончиками пальцев:
– Посмотри на меня, Кэт.
Она повиновалась, и сердце екнуло у него в груди. Длинные черные ресницы опустились прежде, чем он успел поверить тому, что увидел в ее взгляде. А потом Кэт приподнялась на цыпочках и поцеловала его в губы.
В одно мгновение их руки переплелись и тела слились, словно растворяясь в жарких объятиях. Кэтрин вдруг сообразила, что впервые целует его по собственной воле, а не под давлением обстоятельств или роли, которую ей приходилось играть. Губы Бэрка были одновременно требовательными и нежными; ей захотелось поцелуем сказать ему все то, чего она не могла выразить словами. Ее сердце раскрылось ему навстречу. Со смешанным чувством радости и горя Кэтрин поняла, что будет любить его до самой смерти.
Бэрк обнимал ее крепко, насколько мог, боясь ей повредить и в то же время желая ощутить ее каждым дюймом своего тела, охваченного неукротимым желанием. Вот так у него всегда получалось с Кэт, лихорадочно подумал он: страсть сводила его с ума, превращая в подростка, впервые познавшего женщину. Но на этот раз в ее поцелуе появилось нечто новое: какое-то живое тепло, не виданная ранее, щемящая душу нежность. Бэрк поднял голову и заглянул ей в глаза: в их бирюзовой глубине ясно читалась та самая правда, которую он уже успел мельком заметить раньше.
– Кэт, Кэт, – прошептал Бэрк, не веря своим глазам, и поцеловал ее еще раз.
Его сердце разогналось до бешеной скачки. Он знал только один способ дать выход своим чувствам. Взяв Кэтрин за руку, он провел ее, едва сдерживая свое нетерпение, через противоположную арку в другой коридор, где виднелось множество дверей. Бэрк нетерпеливо распахнул первую попавшуюся и втащил девушку в небольшую комнату.
Кэтрин растерянно огляделась по сторонам. В отличие от Бэрка она уже успела прийти в себя, а окружающая обстановка отрезвила ее окончательно. Она словно рухнула с небес на грешную землю. Комната была крошечной, чуть больше стенного шкафа, и явно служила чуланом для старой мебели. Здесь было тесно и пыльно, в воздухе стоял запах плесени и пчелиного воска. Кэтрин попыталась окликнуть Бэрка по имени, но он заглушил ее слова страстным поцелуем. Чувствуя, как он дрожит всем телом, она позволила ему еще немного подержать себя в объятиях, но в конце концов осторожно высвободилась, прекрасно понимая, к чему приведет ее уступчивость. Бэрк даже не заметил перерыва, он вновь потянулся за нею и, обхватив рукой ее затылок, жадно овладел ее ртом. Другой рукой он принялся нетерпеливо и властно гладить ее грудь, одновременно дергая за витой шнур, служивший поясом капота. Мучительная, рвущая сердце на части боль желания пронзила ее насквозь. Кэтрин поняла, что, если не покончить с этим немедленно, через мгновение будет уже поздно, она не сможет устоять. Оторвавшись от его губ и стараясь по возможности сохранять спокойствие, она сказала:
– Не надо, Бэрк. Отпусти меня, прошу тебя.
Он мотнул головой, словно отгоняя надоедливую муху, и вновь наклонился, чтобы ее поцеловать.
– Нет . – Кэтрин отвернулась от него и оттолкнула изо всех сил. – Отпусти меня.
Бэрк отпустил ее, недоверчиво моргая:
– Никогда больше так не поступай со мной, Кэт.
Его грозный тон заставил ее рассердиться:
– А что ты собирался сделать? Разложить меня на диване или перегнуть через стул? Я не позволю обращаться с собой как со служанкой, Бэрк!
– Ты не позволишь…
Все еще дрожа от страсти, Бэрк с трудом подавил в себе порыв схватить ее за горло и задушить.
– Ладно, тогда скажи где? – почти прокричал он. – Скажи мне где?
Безнадежность положения обрушилась на нее с неумолимой силой.
– Прости, – в полном отчаянии прошептала Кэтрин, отшатнувшись от его гнева. – Разве ты можешь мне что-нибудь предложить? – спросила она, обращаясь скорее к себе самой, чем к нему.
– Что ты хочешь сказать?
– Ничего. Ничего.
В самом деле, что он мог ей предложить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59