– Честное слово, майор, все, что я рассказала вам о себе, сущая правда. Вы же не станете меня обвинять только за то, что мне хотелось выглядеть попроще в ваших глазах, так ведь? Уж скажите честно: теперь, когда вы знаете, что я умею правильно говорить, разве вы не склонны еще сильнее подозревать, что я лазутчица?
Он промолчал.
– Да я уж по глазам вижу, – со вздохом продолжала Кэтрин. – Ничего другого я и не ждала. С самого начала знала, что вы с полковником Денхольмом так и подумаете, потому и прикинулась немного, чтоб вы решили, будто я… ну совсем из простых. А потом мне самой так понравилось – я вроде как увлеклась немного. Мне все хотелось посмотреть, как далеко я могу зайти.
Бэрк задумался.
– Ты не совсем утратила свой выговор, как я погляжy. Могу ли я заключить, что ты и в самом деле родом из Шотландии?
– О, да, сэр, до четвертого колена. По крайней мере, с материнской стороны. Как я уже говорила, моя матушка…
– Была не вполне уверена в том, кто твой отец. Да, ты упоминала об этом.
Слуга принес еду.
Кэтрин тотчас же позабыла о своей решимости не показывать майору Бэрку, насколько она голодна. Какое ей, к сущности, дело до того, что сам он почти ничего не ест и лишь смотрит на нее во все глаза? Она была слишком сильно поглощена едой, так как ей никак не удавалось утолить голод.
– Закончила? – спросил он, заметив, что она положила нож и вилку.
– Да нет, просто… хочу сделать передышку.
– Вот как.
– Вы собираетесь есть вот тот кусочек мяса?
– Вот этот? Нет, а что? Хочешь его съесть?
– Ну… просто чтобы не пропадал зря.
– Да, конечно.
– Вы же знаете, в некоторых местах отходы просто выбрасывают.
– Но только не здесь.
– Наверняка никогда сказать нельзя.
– Совершенно верно. Не возражаешь, если я закурю?
– Да ради Бога. Мой о… Один из моих приятелей все время курил. Мне даже нравилось.
– А много у тебя приятелей , Кэт?
Вытащив из кармана глиняную трубку, Бэрк принялся набивать ее табаком.
– Так много? – повторил он, заметив, что она не отвечает.
– Да уж, знаете ли, немало, – с кокетливым смущением призналась Кэтрин, доверительно понизив голос. – Может, оно и нехорошо, но я вам признаюсь, как на духу: мне мужчины нравятся . Ну и потом, сами понимаете, девушке без образования, без ремесла… куда податься? Надо же и ей как-то жить!
– Конечно, надо. Но обычно такие девушки выходят замуж.
– Ну что ж, – задумчиво протянула она, – охотники-то были.
– Я бы не поверил, если б ты сказала, что их не было.
– И не то, чтобы я была против замужества. Просто мне пока не встретился подходящий жених.
– Богатый, разумеется?
– Вот видите, я знала, что вы поймете.
– А как насчет Юэна Рэмзи?
Бэрк пустил к потолку струйку дыма, сам не понимая, что его так раздражает.
– Да никак. Юэн всем хорош, только толку из него никогда не выйдет.
– А ты, стало быть, нацелилась на дичь покрупнее?
– Должна же девушка о себе позаботиться, если больше некому!
– Твоя мать жива?
– Да, она в Эдинбурге.
Кэтрин наконец отодвинула от себя тарелку и промокнула губы салфеткой.
– В молодости моя матушка была настоящей красавицей. Ну, по мне-то она и сейчас хороша, да только живет в нищете и болеет. А когда молоденькая была, поступила она в услужение в дом одного джентльмена в Эдинбурге. Там ее в скором времени обрюхатили да и уволили. Ну, как я уже говорила, была она красивая и без царя в голове, даже не знала точно, кто ей ребенка сделал. Вот и родила меня. А уж как мы перебивались первые годы, сама не знаю, хотя, наверное, догадаться можно.
Она отпила добрый глоток эля. Сплести эту небылицу оказалось вовсе не так трудно, как ей представлялось вначале. Сама Кэтрин отнеслась к своему рассказу как к занимательной истории с вымышленными персонажами, одной из тех, что она рассказывала Рори, когда они были детьми. Рори всегда утверждал, что она лучше всех на свете умеет рассказывать сказки.
– В общем, когда мне было девять, матушка нашла место горничной в доме одного знатного господина. Он к тому времени овдовел, жена его от оспы померла, и вскоре он пожелал сделать матушку своей любовницей. Ко мне тоже очень привязался, уж не знаю, почему: смотреть-то было не на что, это уж точно.
– Ты меня поражаешь.
– Он говорил, что я для него вроде как дочь, которой у него никогда не было. Все время со мной разговаривал, как будто я взрослая. Ну и дал мне кое-какое образование, так, совсем чуть-чуть. Говорить научил правильно, брал иногда с собой в театр, а однажды даже в оперу. Я потом очень жалела, что он не научил меня читать; тогда бы я смогла стать гувернанткой и жила бы как порядочная. Да что толку плакать над пролитым молоком, я всегда так говорю. Человек он был добрый и тосковал сильно, когда жена его померла. Я, ей-Богу, верю, что он мог бы все бросить, жениться на матушке, а меня удочерить, да только этому не суждено было сбыться. Он разбился насмерть в карете, когда мне было тринадцать, и нас с матушкой выбросили на улицу. Пришлось нам опять самим о себе заботиться.
Сделав вид, что плачет, Кэтрин уткнулась носом в салфетку.
Бэрк слегка отвернулся, чтобы скрыть улыбку: его это проявление горя ничуть не тронуло. Ее история звучала правдоподобно, но что-то ему подсказывало, что она все выдумывает от начала до конца. Впрочем, ему было все равно. Целиком поглощенный напевным звуком ее голоса, он любовался сменой чувств на ее прелестном и выразительном лице и мог бы в эту минуту с готовностью слушать, как она читает вслух податный список.
– После этого мы отправились попытать счастья на север и поселились в Инвернессе, – всхлипывая, продолжала между тем Кэтрин. – Как стукнуло мне шестнадцать, пошла я в услужение и нанялась в дом к одному джентльмену, если его можно так назвать. Работала я поломойкой, и никогда в жизни мне не приходилось так туго, как за тот год, что я там провела. Через год меня выгнали. Хозяйка сказала, будто я уж больно нос задираю, возомнила, мол, себя невесть кем, но на самом-то деле она боялась за своего сыночка. Да только поздно спохватилась: к тому времени он уже успел меня обесчестить. Позабавился со мною да и бросил! Вот тогда-то я и узнала впервые, что это такое – мужское непостоянство. И первый мой урок был такой: не будь дурой и не отдавайся мужчине, если он не может дать взамен ничего более существенного, чем поцелуи.
– Умница, – согласился Бэрк, следя за нею из-под лениво полуопущенных век.
– Ну с тех пор какое-то время дела у меня шли под гору. Матушка говорила, что я спуталась с плохой компанией, но я была молода и только еще набиралась ума-разума. Одно я быстро усвоила: лучше уж жить с мужчиной и пользоваться его кошельком в обмен на ласки, чем до конца своих дней гнуть спину за гроши в доме какого-нибудь вельможи. Посмотрела я на жизнь моей матушки и решила, что скорее умру, но со мной такого не будет!
Кэтрин так воодушевилась собственным рассказом, что даже стукнула кулаком по столу.
На Бэрка ее слова не произвели должного впечатления. Он сделал знак слуге принести счет.
– А Юэн? Он вытащил тебя из этой ямы?
– Нет, но с ним хоть было не скучно. Даже наоборот, мы с ним славно повеселились, – вздохнула она с нежностью. – Только настало время двигаться дальше: я уже начала ему надоедать.
Бэрк поднялся из-за стола.
– Ну, Кэт, из всего, что ты тут сегодня наплела, это – самая большая ложь!
– Я не лгу! – Кэтрин тоже встала, потрясенная и обиженная. – Как вы можете так думать? Я вам рассказала чистую правду!
– Готов признать, что это славная история, в чем-то, возможно, даже правдивая. Но ты никогда не заставишь меня поверить, что начала кому-то надоедать. Уж больно ты занятная.
Дождь перешел в туманную изморось, зато ветер усилился. Кэтрин поплотнее закуталась в свой новый плащ. Пока она садилась на лошадь и ждала Бэрка, занятого отвязыванием двух других лошадей, за спиной у нее послышалась какая-то возня. Обернувшись, девушка увидала, как человек метлой гонит прочь из лавки сцепившихся в драке кота и пса, но не успела она даже вскрикнуть, как кот, шипя и отплевываясь, проскользнул между ног ее лошади, а пес с лаем кинулся за ним. С испуганным ржанием кобыла взвилась на дыбы. Опустившись наземь, она шарахнулась в сторону, прыжком бросилась вперед и вновь поднялась на дыбы, перебирая копытами в воздухе. Кэтрин низко нагнулась к шее лошади, натянула потуже поводья и держалась в седле. Кобыла с грохотом обрушила передние копыта на землю и вскинула задом. По-прежнему низко пригнувшись к гриве и крепко сжимая поводья в одной руке, Кэтрин принялась поглаживанием и уговорами успокаивать испуганную лошадь. Покачивая головой и возмущенно отфыркиваясь, кобыла пробежала круг легкой рысцой и остановилась.
– Умница, хорошая девочка, – ворковала Кэтрин, оглаживая крутую шею.
Человек с метлой, оказавшийся торговцем рыбой, подбежал к ней, взяв метлу на отлет и прижимая свободную руку к сердцу. Он рассыпался в извинениях, уверяя, что ему очень жаль, что он умоляет простить его, но проклятый кот стащил с прилавка макрель, а пес обучен гнать грабителей; сам же он ни в чем не виноват, это все кот, в следующий раз он с него шкуру спустит! Слава Богу, леди не пострадала! Такая красавица и такая великолепная наездница!
Кэтрин рассмеялась и уже готова была заверить несчастного, что все обошлось, когда ее взгляд невольно упал на Бэрка и слова замерли у нее на устах. Он подходил к ней неторопливым, словно крадущимся шагом; по лицу было видно, что его обуревают противоречивые чувства: невольное восхищение и ярость. Ярость одержала верх. Бэрк схватил уздечку слишком быстрым движением, кобыла чуть было опять не вскинулась на дыбы, но он удержал ее железной рукой. Несколько мгновений Кэтрин смотрела, не отрываясь, на его руки: ловкие, чуткие, с длинными пальцами и грозные на вид. Наконец она заставила себя перевести взгляд на его лицо и тотчас же заметила в ледяной голубизне его глаз опасный огонек. Его рот был плотно сжат, белый шрамик над верхней губой еще сильнее побелел от гнева. Дрожь испуга пробежала у нее по спине. Кэтрин решила, что надо начисто все отрицать.
– Иисус, Мария и Иосиф, вы это видели? Я уж думала, мне конец! Вцепилась в гриву, что было сил, да Господь, как видно, сжалился надо мною. Ух, как сердце бьется! Никак не отдышусь! – Она с беспокойством схватилась рукой за грудь. – И часто такое бывает? Удивляюсь, как это по всей округе трупы не валяются! Уж больно опасное это дело – верховая езда!
Тут она запнулась, не в силах продолжать представление под этим ледяным взглядом, в котором теперь явственно читалось презрение.
– Ты закончила?
Кэтрин перевела дух и кивнула.
– Прекрасно.
Он отвел ее кобылу туда, где все еще стоял на привязи его собственный конь. Вскочив в седло, Бэрк подхватил длинный повод вьючной лошади. Кэтрин заняла свое место позади них, и маленькая процессия медленно двинулась по дороге прочь из города. Один раз девушка оглянулась на торговца рыбой, смотревшего им вслед, и грустно помахала ему рукой. Ей очень хотелось остаться у «Святого Георгия», укрывшись в теплом углу от ноябрьской непогоды и попивая горячий шоколад, вместо того, чтобы отправляться в Англию следом за враждебно настроенным и непредсказуемым майором, чье общество с каждой минутой становилось для нее все более невыносимым. А ведь он держал в руках ее судьбу!
Они долго ехали по пересеченной местности, заросшей вереском и утесником, потом дорога свернула к речке и запетляла, повторяя ее прихотливые изгибы, вдоль поросшего лесом берега. На холмах паслись равнодушные к холоду овцы, один раз они увидели семейство грациозных косуль, щипавших травку на дальнем берегу. Рыжие белки рыскали в голых ветвях деревьев, готовя запасы на зиму.
Дорога расширилась и повернула к востоку; река осталась позади. Бэрк остановил коня, дожидаясь, пока Кэтрин не поравнялась с ним. Спокойствие, царившее в природе, немного смягчило ее опасения, и она сумела взглянуть в лицо майору, сохранив самообладание.
– Я хочу знать, в чем еще ты мне солгала! – объявил он внезапно, и девушка вновь пришла в смятение. – Ты сама себе роешь могилу, Кэт… если тебя в самом деле так зовут. Чем больше ты будешь врать, тем больше у тебя шансов быть повешенной за измену. Тебе понятно?
Несмотря на суровый тон, в его голосе послышалось нечто, скорее напоминавшее мольбу, чему Кэтрин поразилась до глубины души. Впрочем, она тут же решила, что это, несомненно, всего лишь новый ловкий трюк.
– Тебе понятно, Кэт? – настойчиво повторил Бэрк. – Ты не та, за кого себя выдаешь, и я обязан доложить об этом военным властям в Ланкастере. Чем больше ты будешь врать, тем хуже для тебя. Расскажи мне правду о себе. Сию же минуту!
Как же, держи карман шире, мрачно подумала про себя Кэтрин. Да за кого он ее принимает, за дурочку деревенскую? И она вообразила свое признание Бэрку: «Да, майор, – говорила она мысленно, – я вижу, вас обмануть невозможно. Я богатая титулованная дама из Инвернесса, и у меня зуб на Англию, потому что англичане обесчестили меня и уничтожили мою семью. Я поддерживаю Карла Стюарта против короля, вот и попыталась помочь ему, похитив вражеские военные секреты. Ну вот, я во всем созналась. Что вы теперь скажете военным властям в Ланкастере?» Глупости! Она отнюдь не дура, а вот он сам… Если кто и дурак, то скорее всего именно он, ведь по какой-то непостижимой причине он все еще верит, что она не лазутчица, несмотря на все несообразности в ее рассказе. Он ее подозревает, только сам не знает, в чем именно. Вот и пускай немного помучится, заносчивый английский ублюдок!
Нет. Здравый рассудок подсказывал ей, что, только притворяясь шлюхой, она может рассчитывать на успех. Надо его убедить – это единственный путь к спасению. Кэтрин не могла отказаться от истории о том, как Юэн проиграл ее в пикет подполковнику Молю, а как еще объяснить всю эту грязную подоплеку, если не стоять на том, что она проститутка? И почему он, черт его дери, в этом сомневается? Ей казалось, что она блестяще сыграла роль женщины легкого поведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59