Лоб графа снова пересекла морщина.
– Неужели я настолько предсказуем?
– Только не для меня. – Миллисент подняла руки ладонями вверх и мило улыбнулась. – У меня пирожных нет.
– Вы тоже для меня совершенно непредсказуемы. Я был так поражен, когда сообразил, чем вы заняты, что мне и в голову не пришло попросить повара приготовить пирожные. Но даже сейчас, когда я знаю, что вы занимаетесь делом, вызывающим у меня презрение, мне хочется заключить вас в объятия и поцеловать.
– Силы небесные, сэр, вы должны быть осторожней. – Она бросила взгляд через его плечо на дверь. – Если кто-то войдет и услышит, что вы говорите мне такие вещи, нам придется обвенчаться. А теперь извините меня, но мне пора переодеваться к вечеру, так как скоро приедут мои сопровождающие.
– Не спешите, дорогая Миллисент. – Он обнял ее и привлек к себе, так что их лица оказались совсем рядом. – Обычно деловые сделки скрепляются рукопожатием, но я бы предпочел, чтобы наш договор мы скрепили поцелуем.
Миллисент открыла рот, чтобы возмутиться, но не успела произнести ни звука – ее губы оказались прижатыми к его горячим губам. Рассудок велел ей протестовать изо всех сил, она и протестовала – рассудком.
«Он повеса».
«Ему нельзя доверять».
«Но он вызывает у меня такие восхитительные чувства!»
Ее тело сразу же расслабилось в его жарких руках. Миллисент думала только о том, какие чувства он у нее вызывает – удивительные, желанные.
Чандлер впился в ее губы сильнее, и Миллисент, словно всегда знала, что ей нужно делать, шире открыла рот и с пылом приняла его язык. И отдала ему свой, а он ответил тихим стоном наслаждения. Она обвила руками шею Чандлера, позволив его рукам крепче обнять себя.
Его руки скользнули по ее спине к талии. На мгновение они задержались на мягкой выпуклости ее бедер, а потом двинулись вверх, пока не обхватили ее груди – по одной груди каждой рукой.
От этого прикосновения ноги у Миллисент ослабели, и она теснее прижалась к Чандлеру, нуждаясь в его силе, чтобы выдержать этот чувственный напор. Она не знала, почему ее груди так чувствительны к его легчайшим прикосновениям и почему она так жаждет испытать все эти новые удивительные ощущения с ним.
Горячие мягкие губы лорда Данрейвена оторвались от ее губ, и он поцеловал Миллисент в щеки, в шею, за ухом. И везде, где его губы прикасались к ней, кожу ее пощипывало от острого чувства наслаждения.
– Не понимаю, почему от ваших поцелуев у меня слабеют ноги, а внутри как будто все дрожит.
Он поднял голову, посмотрел на нее и улыбнулся.
– Это значит, что вас сильно тянет ко мне.
– Вы так считаете?
Чандлер кивнул.
– Но как это может быть, если я считаю вас повесой, которому нельзя доверять?
– Возможно, в этом и заключается некая привлекательность.
Миллисент вспомнила, что случилось с ее матерью. Неужели и мама чувствовала то же самое? Она покачала головой:
– Нет. Боюсь, что все глубже.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего. Просто мне не следует находиться в ваших объятиях. Не дай Бог, войдут Гленда или миссис Браун и увидят, что мы целуемся.
Лорд Данрейвен успокаивающе улыбнулся и крепче обнял ее.
– Никто нас не увидит. Я же сказал, что у меня многолетняя практика общения со служанками. Обычно они шаркают ногами при своем приближении или издают какой-то другой звук, чтобы предупредить свою госпожу, что они идут. Понимаете, им вовсе не хочется застать нас в компрометирующем положении.
– Чандлер, а у вас от меня слабеют ноги и трепещет в груди?
Он рассмеялся – тихо, соблазнительно, но не отводя от нее глаз, словно хотел, чтобы она заглянула внутрь его и поняла, что он говорит правду.
– Да, и это означает, что и меня очень сильно влечет к вам.
– Но ведь я не повеса. Тогда в чем же здесь привлекательность для вас?
– Не повеса, но соблазнительница.
– И это делает меня привлекательной?
–Должно быть, все потому, что вы вызываете у меня желание более сильное, чем вызывала когда-либо женщина. Каждое ваше движение, каждое слово влекут меня к вам. Я хочу целовать вас вот так.
И Чандлер снова прижался к ее губам. Но теперь это был бешеный поцелуй, терзавший ее губы, сокрушавший ее, наполнявший голодом и страстным желанием все большего и большего. Миллисент не понимала происходящего с ней, но ей и не нужно было ничего понимать, чтобы наслаждаться.
Самым дальним уголком своего рассудка Миллисент услышала шум – дребезжание чайных чашек на подносе. Чандлер, судя по всему, тоже его услышал, потому что немедленно отпустил ее и отошел.
Он с трудом сглотнул.
– Ваша горничная несет нам чай.
Миллисент ахнула.
– Не тревожьтесь. Я займусь ею и дам вам время отдышаться.
Он направился к двери и загородил ее, остановившись в проеме и упершись одной рукой о косяк.
– Очень жаль, что не смогу оставаться дольше, мисс Блэр. Нет, нет, чай мне пить некогда. В другой раз. Передайте леди Беатрисе, что я надеюсь на ее скорое появление в обществе. А об абрикосовых пирожных я подумаю. Передайте от меня поклон леди Хиткоут.
Чандлер болтал всякую чушь, предназначенную для ушей Гленды, стоявшей перед дверью, Миллисент же его не слушала. Что ей делать? Она становится совершенно безвольной, когда рядом лорд Данрейвен.
Он очарователен и ужасен, а его поцелуи заставляют ее забыть обо всем, даже о том, что случилось с ее матерью. Ей так хорошо с этим плохим человеком!
Миллисент подошла к окну и посмотрела в сад. Неужели все кончится тем, что она, Миллисент, станет причиной еще одного скандала в высшем обществе Лондона?
Глава 13
«Порой человек бывает господином своей судьбы» – и это полностью относится к лорду Данрейвену. Убежденный, что его фамильного ворона украло вовсе не привидение, он прибег к помощи частного источника, назвать который он отказывается.
Лорд Труфитт
Из светской хроники
Чандлер Прествик, лорд Данрейвен, сидел в одиночестве в укромном уголке одного из четырех лондонских клубов, членом которых он был, и пил кларет. Он выбрал именно этот клуб как самый небольшой, надеясь, что здесь его не будут беспокоить.
Он немного поиграл в карты и провел некоторое время за бильярдным столом, но довольно быстро понял, что не в настроении играть во что-либо. Мысли о Миллисент Блэр слишком отвлекали его.
Как обычно, к вечеру он был одет в свой вечерний фрак и парчовый жилет. Он даже потратил довольно много времени, чтобы придать своей внешности необычный вид, по-новому завязав галстук. Чандлер был твердо намерен появиться на трех приемах, выбранных на сегодня, и даже велел кучеру остановиться у первого дома. Но он не вышел из кареты. Вместо этого он велел кучеру отвезти себя в этот клуб.
Чандлер пребывал в затруднительном положении. Впервые в жизни он был сражен молодой девушкой. Сражен по-настоящему, и смириться с этим было трудно – и для этого было несколько причин.
Он, конечно, ожидал, что в один прекрасный день такое произойдет. Чандлер был готов к этому, но никак не думал, что его пленит автор скандальной хроники. Леди, которая шпионит за его друзьями.
Не будь это таким вопиющим, это было бы просто смешно. Он, который всегда терпеть не мог безымянных людей, пишущих скандальные статейки, теперь оказался очарован особой, которая помогала собирать сведения, а возможно, и сама писала эти заметки.
Его опьянение ею – безумие.
Может быть, это наказание ему за все сердца, которые он разбил за эти годы? Он знал, что многие молодые леди надеялись, что он предложит им руку и сердце, а он оставлял их и больше не проявлял к ним никакого интереса. И все же его изумляло, что его сразила какая-то бедная девица, зарабатывающая на жизнь продажей сплетен тому, кто больше заплатит. Это абсурдно, решительно абсурдно!
Чандлер нисколько не обманывался насчет Миллисент, но надеялся, что сумел обмануть ее. Он согласился не выдавать ее обществу не потому, что считал, будто она поможет ему найти светского вора. Для него это было просто уловкой, чтобы продолжать видеться с ней. Хотя само по себе это тоже выглядело смехотворно.
С какой целью он преследовал ее? Как жена она ему не подходит. Он должен жениться по меньшей мере на дочери барона или виконта, хотя предпочтительнее, чтобы это была дочь графа или герцога. Чандлер знал одно: он еще не насытился Миллисент Блэр.
Пока что нет.
– Что это такое? Ты пьешь без меня?
Чандлер глубоко вздохнул и поднял глаза от бокала кларета, который в задумчивости созерцал. Перед ним стоял Джон Уикнем-Тикнем-Файнз. Проклятие! Он пришел в этот клуб, который посещал очень редко, потому что хотел побыть один. Как же Файнз нашел его, черт побери?
– Да неужели? Какой ты понятливый.
Файнз пожал плечами.
– Довольно грубое приветствие для лучшего друга. И как много ты выпил, Данрейвен?
– Достаточно для того, чтобы не вылезать отсюда сегодня вечером, – проворчал он.
– В таком случае хорошо, что я тебя нашел. Если у человека есть друг, он не должен пить в одиночестве.
– Это означает, что ты ко мне присоединяешься?
– Очень вероятно. – Файнз уселся в удобное кресло напротив Чандлера. – В такой ужасный вечер мне больше нечем заняться. Льет такой дождь, что он мог бы погасить все огни в преисподней. – И Файнз стряхнул капли дождя с рукава своего вечернего фрака. – Почему ты не послал сказать, что не пойдешь сегодня ни на один из приемов, где ты должен быть? Я потратил уйму времени, пока нашел тебя.
«Потому, что мне хотелось побыть одному».
– Просто потому, что сегодня я не склонен танцевать и разыгрывать из себя джентльмена. И не хотел никому портить настроение.
– Ты хандришь. С каких это пор друзья портят друг другу вечер?
«С недавних», – подумал Чандлер, но вслух ничего не сказал.
– Мы были частью троицы, а теперь так редко видимся. Я бы пришел сюда раньше, но меньше всего ожидал найти тебя в этом месте. Ты здесь нечасто бываешь. Что-нибудь случилось? – спросил Файнз.
– Нет.
– Тогда почему ты такой хмурый?
– Может быть, потому же, почему и ты?
– Я хмурый потому, что провел почти два часа, разыскивая тебя.
Чандлер заставил себя усмехнуться.
– А тебе не приходило в голову, что человеку иногда не хочется, чтобы его нашли?
– Я бы поверил в это, если бы ты был с дамой, но ведь ты сидишь здесь, в клубе.
– Просто я посещал приемы и балы каждый вечер в течение последней недели. Мне нужна перемена обстановки после всех этих улыбок, поклонов и танцев.
– Полагаю, это означает, что ты не настолько интересуешься этой мисс Блэр, как уверял меня Эндрю, потому что иначе ты не упустил бы случая увидеть ее сегодня.
Чандлер замер. Он хотел было сказать другу, что у него нет желания говорить с ним о Миллисент, но потом решил, что это только испортит все еще больше, поэтому только усмехнулся:
–На тот случай, если тебе интересно, скажу, что леди Ламсбет меня тоже не интересует.
– Да, это я знаю. А тебя беспокоят еще поиски твоего ворона?
Чандлер сжал губы.
– Не нужно сейчас об этом, Файнз. Я не в том настроении, чтобы ворошить эту больную тему.
– Это не я ворошу ее, Данрейвен.
Чандлер вопросительно поднял брови, а потом поднес к губам бокал.
– Дело в том, что об этом говорят на улицах, в лавках, в клубах. Сегодня на приемах все говорили об этом.
– О вороне? – с сомнением спросил Чандлер.
– Нет, нет. Не именно о нем. О светском воре. Ты ведь слышал об украденной картине размером с дамский зонтик?
– Я слышал, что вещь была маленькая.
– Картина или зонтик?
Чандлер скривился.
– Ну какое это имеет значение, Файнз? Смешно, что многие считают, будто картина вышла из дома сама или в руках призрака.
– Конечно, смешно, но признайся, что слухи эти восхитительны. Можешь ты себе представить, чтобы все действительно пришли к выводу, что вор – это дух лорда Пинкуотера и что он собирает вещи, чтобы украсить свой дом на северном берегу?
– Господи. Ты что, серьезно?
– Сегодня это было предметом обсуждения. Судя по тому, что я слышал, возникла такая мысль, что это честь для владельца, если вор что-то украл у него, если же он ничего не крадет, это означает оскорбление для имущества его хозяина.
А он-то называл абсурдом то, что его очаровала красивая торговка сплетнями!
Чандлер ошарашенно покачал головой:
– Я уверен, что грабитель – обычный разбойник, которому удалось раздобыть костюм джентльмена. Откуда взялись эти немыслимые идеи?
– Это называется сплетнями, Данрейвен. Ты никогда их не слышал?
– Слышал, и слишком часто, – пробормотал в ответ Чандлер и допил кларет. Он кивнул лакею, который тут же поставил бокал перед Файнзом. Когда лакей отошел, Чандлер сказал: – Ворон меня не тревожит.
– Вот как? – Настала очередь Файнза удивленно поднять брови.
– Если вора поймают, а ворон все же не вернется, я просто закажу другого.
– Ты говоришь так, а изнутри тебя грызет вина, что ты утратил оригинал и знаешь, что произведение египетского искусства нельзя заменить.
Чандлер сузил глаза. Бывали времена, когда насмешливые замечания Файнза не трогали его. Они скорее нравились ему. Но сейчас это было не так.
– Ты, Файнз, иногда бываешь негодяем, – сказал он, но настоящего возмущения в его тоне не было.
Файнз рассмеялся.
– Да. Иногда. Вернее, часто. Но я всегда остаюсь твоим другом, Данрейвен. В этом ты можешь не сомневаться.
Чандлер кивнул. Повезло ему или нет, что у него такой преданный друг?
– Что ты предпринял, чтобы найти золотую хищную птицу?
– Я, конечно, сотрудничаю с Доултоном, но сотрудничаю и еще кое с кем, – сказал Чандлер, потому что мысли о Миллисент снова вернулись к нему – так же легко и ласково, как ветерок позднего лета.
– С кем?
Чандлер взял свой бокал, а Файнз кивнул проходившему мимо господину.
– Я бы предпочел этого не говорить.
– С каких это пор?
– Очень важно, чтобы мое сотрудничество с этим человеком оставалось тайной.
– А как же дружба? В прежние времена мы все рассказывали друг другу.
– В прежние времена мы проделывали вместе множество вещей, которые больше не делаем.
– Да, – улыбнулся Файнз. – Всю ночь мы пили, играли в карты и услаждались новой любовницей, а большую часть дня сломя голову носились на лошадях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33