Затем слегка пожал широкими плечами. Это движение, казалось, оживило чешуйчатого дракона на его плаще, переливавшегося золотым и зеленым. Руки ле Дрейка потянулись к пряжке ремня.
Эннис тут же спрятала лицо в ладони. Ей не раз приходилось сносить побои от Люка, и она хорошо знала, зачем нужен ремень.
К ее удивлению, руки ле Дрейка замерли. Он ухмыльнулся:
– Я и не думал вас бить, леди Эннис. Так что не поджимайте хвост, словно трусливая дворняжка.
Не смея ему поверить, она открыла лицо. И тут ее сердце забилось в панике, потому что свет лампы блеснул на лезвии кинжала… Святая Мария! Да ведь он задумал нечто пострашнее, чем побить ее… Надо было зарезать его без жалости, когда у нее была такая возможность, а не сомневаться и медлить… И вот теперь он убьет ее.
Она не смогла удержать сдавленного крика, почувствовав прикосновение холодной стали к животу. Одним движением ле Дрейк распорол ее нижнюю рубашку сверху донизу, материя распалась, обнажив тело Эннис. Зубы ее сжались в ожидании смертельного удара в сердце…
Но вместо этого ле Дрейк негромко произнес:
– Господи! Да неужели вы думаете, что я испорчу своего единственного заложника, даже если бы мне и очень хотелось его убить? Ах, как вам не совестно думать обо мне такое! Лежите смирно, а то я и вправду нечаянно могу вас зарезать. И вообще, было бы очень некстати запачкать кровью такое красивое тело… Нет, леди, лучше не шевелитесь.
Тремя быстрыми движениями он разрезал на куски ее нижнюю рубашку, оставив Эннис совершенно обнаженной и дрожащей. Затем поднялся, собрал все обрывки одежды и связал их в тугой узел. С легкой улыбкой он взглянул на нее сверху вниз:
– Раз вы отказываетесь подписаться под письмом, я отправлю Сибруку вашу одежду. Ваша кузина ее опознает, и, клянусь, граф поймет смысл послания.
Эннис не нашлась что ответить. Она лежала, молча глядя на него и не решаясь прикрыть наготу. Дракон издал резкий смешок. Шагнув вперед, он опустился на одно колено перед ее матрасом. Сталь клинка снова сверкнула в свете лампы. Эннис почувствовала резкий рывок, и, когда ле Дрейк поднял руку, его пальцы сжимали густую прядь ее отрезанных волос.
– Этого хватит, чтобы доказать ему, что вы в моих руках, не так ли, миледи?
Она безвольно кивнула. Он небрежным жестом накинул на нее плащ сэра Гая и вышел, заперев за собою дверь, из чего она заключила, что больше ей пока ничто не грозит. Пресвятая Дева! Он вверг ее из ужаса в бешенство и обратно за считанные минуты. Она содрогнулась. Рольф ле Дрейк был дьяволом – без сомнения! В молве о нем не было ни капли лжи.
4
Сэр Гай Фицхью глядел на своего господина с обеспокоенным и сердитым видом. Свет пламени в очаге, расположенном в центре зала, отражался на лице верного служаки, вспыхивал в его светлых глазах. В руках он держал то, во что превратилась одежда Эннис. Он с тоской изучал места, где сталь распорола лен. Какое-то время сэр Гай хранил молчание. Наконец произнес:
– Могу я гарантировать лорду Тарстону, что леди не причинили вреда, сеньор?
– Нет, не гарантируйте ничего, кроме того, что она моя заложница. В этих тряпках он может вычитать все, что ему заблагорассудится.
Рольф наполнил кубок. Но даже вино не могло уничтожить горький привкус во рту. Он нагнал страху на леди Эннис. Это должно бы его радовать. Пусть дрожит там, на кровати. Может быть, это ее образумит!
Допив вино, ле Дрейк с грохотом поставил кубок на стол. Сэр Гай даже подскочил от неожиданности. Его руки вцепились в изуродованное платье так, что костяшки пальцев побелели.
– Я передам послание, как вы хотите, – пробурчал он и замолк, но было видно, что ему хочется что-то сказать.
– Говорите, сэр Гай, а то у вас вид побитой собаки, – не выдержал молчания Рольф. – В чем дело?
– Леди… – Он глубоко вздохнул. – Она в порядке?
– Вполне! – Взгляд господина задержался на лице вассала. – Хотя она дерзка и своенравна и, мне кажется, заслуживает хорошей порки. Но будьте спокойны за нее. Даже если бы я имел обыкновение воевать с женщинами, то все равно слишком хорошо помню Хью де Бьючампа.
Гай удивленно поднял голову.
– Бьючамп? – эхом отозвался он. – Что у него общего с этой леди?
– Старый лорд был ее отцом. Он умер десять лет назад, но я никогда не причиню вреда его дочери.
От него не ускользнуло недоверчивое выражение на честном лице сэра Гая, и Рольф усмехнулся: похоже, один из его самых доверенных людей сомневается в чистоте его намерений относительно этой женщины. Да и он, по правде говоря, чувствует себя так, словно причинил кому-то незаслуженное зло. Потеря Эдмунда Моле была так же горька, как и провал попытки освободить сына. Старый учитель фехтования всегда был рядом с ним, еще с тех пор, когда Рольф, юный оруженосец, тренировался перед посвящением в рыцари. Теперь гибель товарища воспринималась особенно остро. То, что его тело пришлось оставить на поле битвы, было вдвойне невыносимо. Он надеялся только на то, что Эдмунда похоронят достойным образом, как и других павших. Если бы подобное случилось у стен Драгонвика, Рольф послал бы священника позаботиться о душах усопших и могильщиков – позаботиться об их телах. Но он не был уверен в том, что Сибрук поступит так же.
– Милорд, – сказал Гай, – вы позволите мне удалиться? Мне следует спешить, если я хочу помочь леди.
– Да, скачите быстро и осторожно. И постарайтесь выяснить все о тех, кого мы оставили там. – Он прикрыл рукою лицо и выдавил глухое проклятие. Спавший у его ног мастифф проснулся и заворчал. – О, если бы можно было что-то изменить, Гай! У меня такая тяжесть на душе от того, что я оставил наших мертвых…
– Не было выбора, милорд, – горькие складки легли на лицо Гая, – следовало спасать живых.
– Да, правда. И все-таки… Заботьтесь о своей безопасности.
Проводив сэра Гая, Рольф сел в глубокое кресло с высокой деревянной спинкой поближе к огню. Он опустил руку на огромную голову мастиффа, и пес положил морду ему на колени. Да, этот день выдался на редкость неудачным. Теперь Сибрук удесятерит бдительность и, может быть, даже отправит королю донос о действиях ле Дрейка. Не то чтобы он как-то боялся этого. Король редко ввязывался в распри между своими баронами, если это не сулило ему особенной выгоды.
Рольф присягнул на верность Иоанну в 1199 году, хотя это ему и претило. Но король Ричард на смертном одре повелел, чтобы его преемником стал Иоанн, а не их племянник Артур Бретонский. Это был самый мудрый выбор, потому что мало кто из англичан хотел видеть на троне иностранца, каковым в их глазах и являлся Артур, которого уже давно отвезли во Францию, где он жил при дворе Филиппа . Если бы королем стал он, Англия надолго бы превратилась в предмет притязаний Филиппа. Маршал Вильям призвал баронов присягнуть Иоанну, и они сделали это, хотя любили его не больше, чем Рольф. Иоанн Безземельный – так за глаза называли его.
Рольф усмехнулся. Можно представить себе, как подобный титул злил короля. Его старший брат был уважаем всеми, даже самые непокорные бароны не осмеливались перечить ему. Ричард внушал своим недругам страх, они знали, что в случае неповиновения он вскоре появится с войском под стенами их замков. Иоанн не особенно полагался на свой талант полководца. Его методы были скорее политическими: интриги и кровавые заговоры стали его оружием, наемники часто играли в них решающую роль. При Ричарде человек всегда твердо знал, в милости он у короля или в опале. А Иоанн мог улыбаться в лицо и в то же время точить кинжал, чтобы ударить в спину. Хуже всего то, что нельзя верить королевскому слову. Нарушение любого договора, если только это сулило хоть малейшую выгоду, казалось ему самым обычным делом. Его двор стал вместилищем лжи и интриг.
Иоанн считал своим долгом отвоевать французские провинции. До этого были Ирландия и Уэльс. Вот уже несколько месяцев, как король пребывал за пределами Англии, и страна находилась под тиранической властью епископа Винчестерского Питера де Роше, который правил железной рукой. Это вызывало большое недовольство у баронов.
Хорошо еще, что маршалу Вильяму и графу Солсбери как-то удавалось пока исправлять вред от действий епископа, да и самого короля. Если бы не они и их сторонники из среды знатного рыцарства, озабоченные судьбами государства, Англия погрузилась бы в хаос…
Законы были зыбкими, и, что еще хуже, никто их не соблюдал.
Не в последнюю очередь причиной тому служила всеобщая ненависть к шерифам, которых король назначал для сбора налогов. Не раз и не два Рольф схватывался с сэром Ральфом Риделом, шерифом Линкольншира. Бессовестный и алчный, сэр Ральф взвинтил поборы до запредельных высот, утверждая, что цена на землю постоянно растет. Упорно отказываясь платить, Рольф протестовал против этого грабежа, доказывая его неправомерность. Он, конечно, не ждал, что Иоанн прислушается к его доводам. Но, вовлекая короля в свои споры с шерифом, он рассчитывал, что Иоанн не решится публично признать свое участие в вымогательствах и в конце концов согласится, что налоги чрезмерно высоки.
В отместку шериф обвинил двух рыцарей Рольфа в оскорблении власти, бросил их в темницу и подверг пытке. Это было прямым нарушением указа короля Генриха, строго ограничивавшего применение подобных методов и предписывавшего решать такие дела через суд гласный и справедливый.
Словом, чем больше и чем громче обращался ле Дрейк с протестами к королю, тем сильнее свирепствовал шериф. Возможно, он зашел бы в своих притеснениях еще дальше, если бы не знал, как нуждается его господин в могущественных баронах и их опытных воинах. Бароны были необходимы ему: без их поддержки Иоанн не мог бы вести войны, они поставляли ему хорошо обученных солдат, а если не хотели посылать в походы своих людей, обязаны были платить штраф. На эти деньги король приглашал наемников, и те сражались во славу его короны.
Иностранные наемники… Кровь стыла в жилах при одном упоминании об этих бродягах, свободно разгуливавших по английской земле. Иоанн не задумывался над тем, что однажды, не получив вовремя обещанных денег, они повернут оружие против него. Ведь голодная собака готова отчаянно сражаться за свою миску похлебки, и собственному желудку она всегда будет более верна, нежели ненавистному хозяину.
Рольф поглядел на своего любимого мастиффа. Пес свернулся на полу у ног хозяина, уткнув нос в собственный хвост. Устроившись поближе к огню, ле Дрейк осторожно поглаживал ноющее бедро. Давняя рана, память о былом сражении, часто мучила его. Много таких старых шрамов покрывали его тело – впрочем, и совсем новых тоже хватало. Такова доля мужчины, привыкшего к войне.
Но гораздо сильнее мучили раны, которые не оставляют видимых следов. Его пальцы сжались в кулаки, когда в пляшущем пламени очага он увидел лицо маленького мальчика, который выглядывал из-за плеча закованного в кольчугу похитителя. Забудет ли когда-нибудь Джастин, что отец не смог спасти его? Вряд ли. Время тянется для детей бесконечно, пока не сливается в размытое темное пятно, и лишь немногое всплывает на поверхность, четко запечатлевшись в воспоминаниях. И это, как правило, самые горькие, тяжелые картины былого.
Уж он-то знает. Разве его собственный отец не оставил в его памяти ощущение обиды и предательства? В душе Рольфа сохранились и другие чувства, связанные с детством, – чувства защищенности и любви, но такие мгновения в детстве были крайне редки. После смерти матери дни его наполнились несчастьем и страхом. И так продолжалось до тех пор, пока он не достиг возраста пажа и не поступил на службу к графу Вайтвиллу. Только тогда он впервые почувствовал, что может и сам управлять своей жизнью. Еще будучи оруженосцем, Рольф проявил недюжинные способности в овладении боевым искусством. И вот тогда его отец вновь проявил к нему некоторый интерес, который вырос еще больше, когда юноша был посвящен в рыцари.
Сейчас он лучше понимал прославленного барона. Имея двоих старших сыновей-наследников, не было особого смысла уделять много внимания маленькому мальчику… Третий сын добился отцовского расположения, только став рыцарем. Неважно, что это случилось так поздно – Рольф успел насладиться признанием и славой: его признал и полюбил старый барон, а славу он завоевал на поле брани и в рыцарских турнирах. Еще не получив титула, Рольф поместил на своем знамени изображение дракона. Ему казалось естественным и достойным, что это легендарное чудовище, которое его предки столь охотно вырезали на своих щитах и оружии, теперь постоянно носит он, что оно вышито на его одеждах, что оно ведет в бой его войско. Знак дракона издавна означал готовность биться до последнего; древние норманны, безжалостно опустошавшие берега Англии, украшали им свои корабли.
Королю Ричарду это знамя показалось настолько соответствующим характеру Рольфа, что он наградил его графством Драгонвик. За верную службу Ричард дал ле Дрейку земли в Англии, титул, а также жену. И однажды молодой рыцарь вдруг обнаружил, что помолвлен с восьмилетней английской наследницей. У Рольфа даже мысли не возникло противиться этой женитьбе. Он сделал все, что велел ему сюзерен, ибо свято чтил свой долг. Но свадьба состоялась лишь после смерти Ричарда: вернувшись из Франции в Англию, верный вассал стал фактическим мужем теперь уже четырнадцатилетней Марджори.
Хотя вначале он и не любил ее, но потом им не раз случалось испытывать подлинное счастье. Прошло несколько лет, а Марджори все никак не могла забеременеть. Он стал подумывать, что жена бесплодна… Но в конце концов она родила Джастина. И умерла от этого.
Он снова сжал кулаки. Повивальная бабка в слезах рассказала ему, что ребенок разорвал тело роженицы. Миниатюрная, хрупкая Марджори умерла с именем Рольфа на устах, не в силах перенести рождения столь крупного младенца. Рольф молча носил в себе ощущение вины все пять лет, прошедших с тех пор. Во искупление своего невольного греха он поклялся, что ни одной женщине больше не причинит вреда ни один его ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45