Однако же Рольф прислушался, хотя от его глухих проклятий уши ее горели, пока она одевалась.
Она думала, что сможет восстановить в памяти любую деталь недавней встречи, каждое произнесенное слово. Но оказалось, что по-настоящему она помнит только его руки, блуждающие по ее телу, и ощущения, вызванные ими. Святая Мария, довольно!
Ее горло сжала судорога. Откуда взялась его власть над нею? Даже когда он не трогал ее, звук его глубокого голоса вызывал мурашки у нее по спине, все чувства немедленно обострялись, и тончайшие оттенки слов с легкостью проникали в ее сознание. Уже знать, что он где-то рядом, было достаточно, чтобы вся она напряглась.
При таком ее состоянии можно было считать чудом то, что она вообще могла вспомнить хоть что-то из сказанного им. В голове всплывали разрозненные ощущения и мысли.
Только одно прочно запечатлелось в памяти – слова Рольфа о том, что он никогда не нарушит клятвы, данной королю, несмотря на все свои разногласия с ним. В эти смутные времена, когда бароны продавали собственных родственников так же легко, как и своего короля, такая позиция могла стоить Драгонвику очень дорого, если он утратит осторожность.
Но это заставляло Эннис пересмотреть свой приговор Рольфу, когда она уверяла себя, что он так же фальшив и двуличен, как и Сибрук. Если ле Дрейк не желает предавать короля, тогда как этот монарх сам постоянно сеет недовольство своей деспотичной и коварной политикой и тем самым провоцирует вокруг себя измену, значит, у него больше чувства чести, чем она представляла раньше. Мало кто сохранит верность принципам перед новым мятежом, который разгорается сейчас при королевском дворе. Эннис не имела доступа к государственным тайнам, но Алиса, всегда готовая переносить сплетни, делилась с ней последними новостями. Множество людей, некогда лояльных к королю, ныне покидали ряды его сторонников, готовые в любой момент присоединиться к тому, на чьей стороне, как им казалось, победа более вероятна. Это была весьма рискованная игра, когда любой неверный шаг мог стоить жизни.
Эннис глянула на запертую дверь и вздрогнула – вот еще одна вещь, выводившая ее из равновесия: дубовая доска, из которой она была сделана, была сплошь покрыта резными драконами, этим постоянным напоминанием о лорде Драгонвике – как будто ей о нем надо было напоминать… Даже ее вещи, доставленные из Стонхема – серебряная щетка для волос и зеркало, любимые благовония и пудра, драгоценности из ее собственных шкатулок, – ничто не могло смягчить того, что она по-прежнему заложница в этом странном замке, что она – бесправная пленница Дракона.
Ее взгляд упал на груду шелка на полу у ее ног. Эннис наклонилась и подняла блестящую материю. Ее подвенечное платье. Она прижалась щекой к шелковой тунике. Златотканую накидку следует надеть поверх нее. Вдоль боков будет вышивка, а по низу такая же золотая кайма, отчего драгоценный шелк станет чудесно переливаться и сиять. Выкройки и шитье делала Белл, всю тонкую работу по украшению платья сложной вышивкой, золотыми нитями взяла на себя Эннис. С умелой помощью Белл уже была готова льняная основа. Оставалось нашить узорную позолоту, прикрепить рукава и подрубить края. Это будет прекрасное платье для свадьбы, вот только сама свадьба будет совсем не такой, как первая. Равно как и муж. Горло Эннис перехватило.
Замужество. На что это должно быть похоже – брак с лордом Драгонвиком? Он не был похож ни на один из тех образов, которые рисовало ей ее воображение, – ни на безжалостного головореза, который страшил ее, ни на нежного рыцаря, являвшегося ей в мечтах. У него была репутация свирепого воина, ни во что не ставящего человеческую жизнь. Она видела, что в этом мало правды. Но и первое ее впечатление о нем как о человеке благородных помыслов оказалось неверным. По отношению к ней он ни разу не проявил ни малейшего признака той нежности, которую излучал тогда, во время свидания с сыном. Напротив, он всячески подчеркивал свое невысокое мнение о женщинах. Или о любви.
Хотя Эннис и чувствовала, что он человек чести, она недостаточно знала его, чтобы предвидеть его поступки в тяжелые времена, которые были не за горами. Слишком многое могло случиться, слишком многое можно было потерять, не вовремя сказав «да» вместо «нет». Усвоила ли она свой прошлый урок? Люк проявил себя легковерным глупцом. Участие его в заговоре разорило ее и разрушило ее жизнь.
Что-то подсказывало ей, что Рольф ле Дрейк никогда не окажется в подобном положении. Наоборот, он дал клятву верности и будет верен ей при любых обстоятельствах. Поэтому если бароны поднимутся и свергнут короля, то его верноподданные так же, как и Рольф, потеряют все. Даже жизнь….
Легкий и горький смешок вырвался из уст Эннис. Какой дурацкий фарс! Однажды она лишилась всего, что имела, из-за бунта против короля. Сейчас ей грозит то же самое, но по причине, прямо противоположной. И вновь она бессильна что-либо изменить. В первом случае всякая помощь уже опоздала, во втором – события вне ее контроля. Она ненавидела это чувство беспомощности, когда все зависит от мужчин. Люк однажды ее погубил, теперь Рольф может сделать то же самое. И ничего нельзя изменить. Какая несправедливость, что в эти тяжелые времена у женщины нет никакой власти над своей собственной жизнью.
Были, конечно, женщины, обладавшие властью благодаря своим мужьям. Были и другие, управлявшие своими имениями сами. Но они рисковали лишиться всего в одночасье, и потому им приходилось рассчитывать малейший свой шаг. Выдать замуж, не спрашивая согласия невесты, могли не только юную девушку, но и взрослую женщину, поскольку ее свободой распоряжался сюзерен или король. Положение Эннис было и вовсе безнадежное, ибо она вдова казненного изменника.
При нормальном ходе вещей, – если бы речь не шла об измене – к молодой вдове мог обычным порядком посвататься человек, который постарался бы заслужить ее уважение и завоевать любовь. Но Эннис никакого выбора не предоставляли, и она независимо от своего желания становилась женой того, кто внушал ей скорее страх, чем любовь. Но были безумные сны, внушенные им, которые ее глубоко потрясали… Неопределенное влечение к чему-то, чего она еще не изведала… Память о его ласках и поцелуях будила в ней незнакомые чувства. Как же ей справиться с демоном, которого она не может опознать?
Ничуть не меньше беспокоила ее и странная уверенность Рольфа в том, что она любила своего незадачливого мужа. Это утверждение показалось ей даже слишком забавным, чтобы его отрицать, – особенно когда она увидела, как сильно это задело его.
Но кто знает, вдруг это на руку ей? На ее губах появилась слабая улыбка. Может быть, это оружие против Дракона, которое судьба ей послала?.. По окончании службы в капелле утренняя трапеза проходила в большом зале. Эннис в сопровождении своей постоянной охраны заняла место за высоким столом вместе с Рольфом. Он, казалось, не замечал ее, она же украдкой бросала на него осторожные взгляды.
Задетая, к своему удивлению, его невниманием, Эннис с видимым отвращением копалась в своей миске с овсянкой. Хотя ее желудок был пуст, она не могла себя заставить отведать этого варева. В замке Тарстона она привыкла к иному. И будь она хозяйкой на кухне, она бы распорядилась по-своему: приказала бы подать пшеничный хлеб, французские сыры, фрукты по сезону и – за отсутствием мяса во время поста – вареные яйца.
Подняв глаза, она встретилась с насмешливым взглядом Рольфа. Он кивком головы указал на ее нетронутую миску:
– Вам это не по вкусу, миледи?
– Да. С тех пор, как я живу в Драгонвике, никто ни разу не поинтересовался, чего бы мне хотелось на завтрак.
Он откинулся назад в своем кресле и некоторое время молча изучал ее.
– Вот как? Ни разу?
Она слегка покраснела: было верхом неучтивости указывать хозяину на недостаток пищи за столом. Если бы она не видела изобилия за другими трапезами, то могла бы подумать, что владелец этого замка попросту нищ.
По-прежнему не сводя с нее откровенно насмешливых глаз, Рольф сказал:
– Я разрешаю вам отправиться на кухню и переговорить с поварами. – Затем добавил: – Тостиг, естественно, будет сопровождать вас.
Тостиг. Ее постоянный охранник. Он всегда спал за дверью ее комнаты якобы для ее безопасности, а в действительности – чтобы пресечь ее возможные попытки снестись с внешним миром. Эннис уставилась на Рольфа:
– Господь да хранит вас, милорд, за ваше редкостное великодушие.
– Ваши слова ласкают слух, а глаза – как обнаженные кинжалы, прекрасная леди.
Она опустила глаза:
– Кинжалы… Это просто плод вашего лихорадочного воображения.
– Лихорадочного? Если меня и лихорадит, то виною тому не воображение, но память. Вы, может быть, забыли вчерашнюю ночь – я помню…
Краска бросилась ей в лицо, и она отвернулась от него, не заметив его понимающего взгляда. Нет, она ничего не забыла из событий прошедшей ночи. Просто, сидя рядом с ним, она чувствовала, как глубоко внутри начинается странная, действительно лихорадочная дрожь, которую она пыталась скрыть от себя и других. И, что хуже всего, он, кажется, знает об этом.
Когда трапеза кончилась и слуги принялись убирать столы и скамейки, складывая их вдоль стен, появился писарь Рольфа с пером, чернильницей, записями. Начинался деловой день, но Эннис не спешила подняться с места. Вдруг будут обсуждаться события за пределами замка и она узнает что-нибудь такое, что поможет ей уберечься от грядущих опасностей? Случайное слово подчас может пролить свет на весьма важные события.
Никто не собирался отсылать ее из зала, так что она пододвинула свой стул поближе к огню, делая вид, будто греется. Рольф занял место рядом с писарем, негромко обсуждая планы на день.
Двери в дальнем конце зала открылись, пропустив толпу просителей. Первым к Рольфу приблизился один из его вассалов. Он стал объяснять лорду причины неуплаты в срок положенных податей. В свое оправдание он стал жаловаться на королевский лесной налог, которым обложили его земли.
– Мне теперь не осталось иного выхода, милорд, как только купить лес у другого владельца, – сказал он с негодованием, – хотя на моих собственных землях повсюду полно густых дубрав. Мне запрещено охотиться в них на дичь для моего стола. Я вижу стада оленей, пасущихся на полянах, словно овцы. Они не боятся человека и надменно взирают на голодного охотника, который не смеет их потревожить благодаря покровительству королевского лесничего.
– Эти леса охраняются королем, – ответил Рольф. – Он объявляет браконьерами всех, кто охотится в местах, которые он считает своими. Если вы намерены протестовать, то вам следует подать петицию королю. У меня нет власти разрешить или запретить вам взять то, что не принадлежит ни мне, ни вам.
– Нет, я не хочу кончить как Томас Мултон, – с горечью ответил вассал. – Беднягу бросили в тюрьму.
– Это случилось из-за того, что он вовремя и в должном объеме не рассчитался с казной, – нахмурился Рольф. – Браконьерство здесь ни при чем. Я не вижу никакой связи между Томасом и вами, сэр Роджер. К тому же Томас был шерифом.
– Да, и за спиной зажиточных линкольнширских горожан он чувствовал себя спокойно, – вздохнул сэр Роджер. – Но он не смог собрать налоги в казну графства с дворян и потерял свободу.
– Это было шесть лет назад, – сказал Рольф разгневанному просителю. – Я уплатил Томасу все, что положено, и это кажется мне более важным, чем жаловаться на лесной налог, сэр Роджер.
Тяжело вздыхая, вассал некоторое время молча рассматривал носки своих сапог, затем снова поднял глаза:
– Да, лорд. Томас Мултон мой двоюродный брат. И вот теперь надо мною поставлен новый шериф, который втрое поднял налоги. Его люди рыщут по моей земле, как голодные волки. Они отбирают лес у моих крепостных вилланов, расхищают их имущество, охотятся на мою дичь и даже крадут рыбу в моих прудах. Мои вилланы не могут заплатить мне то, что положено, потому что им грозит голод. Мертвые мельники и фермеры никому не нужны. К тому же расходы, связанные с их похоронами, вконец меня разорят. Как же мне не жаловаться? Или я должен кончить как мой кузен, поскольку не смогу заплатить штраф?
Эннис перевела взгляд с вассала на Рольфа и заметила досаду в его глазах. По горьким складкам, появившимся в углах его рта, и напрягшимся кулакам, лежавшим поверх стола, было видно, что жалоба вассала задела его.
Наступило глубокое молчание, затем Рольф сказал глухим голосом:
– Я не могу отменить королевский закон.
Сэр Роджер выругался, но Рольф поднял руку и остановил его сердитым взглядом:
– Но я сделаю другое, учитывая вашу справедливую жалобу. Отдайте королю все, что принадлежит ему, но не платите мне податей до дня святого Михаила в будущем году. Если урожай нынешней осенью будет богатым, вы наверняка сможете собрать долги с ваших вилланов. Вас я не освобождаю от необходимости вернуть мне положенное, но даю отсрочку. Вы должны дать мне слово, что представите на мое рассмотрение правдивый отчет о долгах и доходах.
Сэр Роджер удивленно воззрился на Рольфа, потом облегченно вздохнул и кивнул головой:
– Слава богу, милорд. Я клянусь моей честью, что представлю вам этот отчет. Если Господь будет милостив, до следующего Михайлова дня король пришлет нового шерифа взамен этому, и налоги станут более разумными.
– Не слишком тешьтесь этой мечтой, – с иронией произнес Рольф. – Вряд ли такое возможно.
Когда сэр Роджер отвернулся к писарю, чтобы продиктовать список своих долгов, был вызван следующий проситель. Эннис через плечо взглянула на Рольфа, который сидел за столом с видом степенным и вдумчивым. И этого человека многие в Англии называют кровожадным животным? Сцена, свидетелем которой она только что стала, полностью опровергала подобные обвинения. Где это видано – давать отсрочку при сборе подати? Это значит, что ему придется глубоко залезть в свой собственный карман, чтобы заплатить королю деньги, обычно поступающие от дворян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45